— Даме я бы не рекомендовал появляться там поздно вечером…

Что бы это могло означать? Но, как заметил портье, днем этот район ничем не отличался от остальных.

Подобное заявление как нельзя лучше соответствовало планам Анны. В первую очередь она хотела выспаться.

В те дни в Риме царило необычное оживление. И даже чувствовалась какая-то тревога. Все началось 25 декабря, когда кардинал Феличи в базилике зачитал буллу «Humanae sflutis» [68], в которой объявлялось о том, что Папа созывает церковный собор. В течение того же дня этот акт зачитали прелаты в трех главных базиликах Рима. О дате и, что было важнее всего, о цели созыва собора курия предпочла хранить молчание, чем дала повод для самых невероятных предположений и спекуляций.

Насколько важное значение этот собор имел для Церкви можно было предположить исходя из того, что сообщали о нем газеты. В статьях на первых полосах говорилось, что подготовкой занимались восемьсот двадцать девять человек, часть из которых прибыли в Рим именно с этой целью. Среди них были шестьдесят кардиналов, пять патриархов с Востока, сто двадцать архиепископов, двести девятнадцать священников почти из всех стран мира, двести восемьдесят один монах из разных орденов, включая восемнадцать первых лиц тех же орденов.

Несколько дней назад, а именно в пятницу 2 февраля, Папа лично объявил о том, что собор состоится 11 октября. Его святейшество выглядел очень плохо, поскольку еще не успел оправиться от болезни. Но, по всей видимости, дело было не только в болезни. За все время выступления Папа ни разу не улыбнулся, чем данное появление на публике очень отличалось от всех предыдущих. Когда же неделей позже письмо Папы «Sacrae laudis», в котором он предписывал всем клирикам иметь при себе молитвенники, чтобы обратиться к Богу с молитвой о прощении грехов, стало достоянием общественности, в Рим начали съезжаться журналисты, желающие из первых рук узнать, чего же следовало ожидать от предстоящего собора. Но добиться объяснений от курии было так же невозможно, как заставить разговаривать Леонинские стены.

На следующий день, это был четверг, Анна дала портье вырванный из блокнота лист с адресом виа Бауллари и попросила его, в случае если она не вернется до вечера, сообщить, об этом в полицию. На такси Анна доехала по виа Национале до Пьяцца Венеция, где образовалась жуткая пробка и водители сигналами своих автомобилей устроили настоящий адский концерт. Затем по Корсо Витторио Эмануэле, которым римляне называли просто Корсо, до Палаццо Браски. Там водитель остановился и сказал, что именно в этом месте виа Бауллари выходит на Корсо.

После того как Анна пересекла Корсо — каждый раз, когда пешеходу в Риме приходится переходить через одну из главных улиц с оживленным движением, это превращается для него в настоящее приключение, — она свернула на виа Бауллари и сразу же наткнулась на старое шестиэтажное здание, на котором увидела табличку с номером 33. Что или кого она надеялась здесь найти, Анна даже не представляла. Но это ни в коем случае не означало, что она готова сдаться. Об этом Анна даже не думала. Возможно, в душе она надеялась найти здесь Клейбера, мнимого Клейбера, поскольку еще не решила для себя, какое чувство к этому человеку в ее душе сильнее — ярость или симпатия и даже любовь. Во всяком случае, она даже не думала о пергаменте и не собиралась требовать его вернуть. Анна хотела лишь одного — ясности.

Она даже не представляла, что один-единственный звонок в дверь на третьем этаже дома по виа Бауллари, 33 может все изменить и выстроить невероятные, загадочные события последних нескольких месяцев в логическую цепочку. И меньше всего она могла надеяться, что решение окажется столь простым и ясным.

Мужчиной, открывшим дверь, оказался Донат.

— Вы? — спросил он протяжно. Но видно было, что появлением Анны он не потрясен.

Анна потеряла дар речи. Она довольно долго не могла прийти в себя, ведь все ее мысли были заняты Клейбером, мнимым Клейбером. Лишь через несколько мгновений она смогла сказать:

— Должна признаться, что вас я здесь никак не ожидала увидеть.

Донат с извиняющимся жестом ответил:

— Я уже давно говорил, что рано или поздно вы здесь появитесь… При вашей-то настойчивости… Я это знал!

Анна вопросительно взглянула на Доната.

— Я должен признаться… — начал Донат. — Чтобы достичь нашей цели, мы вынуждены были постоянно наблюдать за вами.

— Мы? Кого вы имеете в виду, когда говорите «мы»?

— Во всяком случае, мы не являемся теми людьми, которые как вы предполагаете, стоят за всеми событиями.

Анна фон Зейдлиц вошла. Донат проводил ее в мрачное помещение с очень высокими потолками и длинным столом для заседаний в центре, вокруг которого были расставлены двенадцать старомодных стульев. Старый паркет при каждом шаге издавал отвратительные звуки. Два больших окна выходили на задний двор, так что через них в комнату попадало не так уж много света. К тому же по неизвестным причинам обитатели квартиры решили закрыть жалюзи. Никакой другой мебели, кроме стола и стульев, в помещении не было, поэтому любой, даже самый слабый звук сопровождало эхо.

— Забегая вперед, скажу, — начал Донат после того, как они сели, — что пергамент у нас. Но вы можете не беспокоиться. Мы заплатим соответствующую сумму. По крайней мере, столько же, сколько вам предлагали орфики.

Для Анны все услышанное до сих пор звучало довольно разумно, во всяком случае, производило впечатление разговора между деловыми партнерами. Радовало и то, что Донат говорил очень дружелюбно, а его нынешнее поведение не имело ничего общего с неразберихой в прошлом. Словно отгадан мысли Анны, ее собеседник внезапно сказал:

— Мы находились под невероятным давлением, а пергамент имеет для моих друзей действительно фундаментальное значение. Он должен — в это мы свято верим — изменить мир. И он его изменит. Поэтому мы вынуждены были прибегнуть к необычным методам, чтобы получить его. Другие поступали точно так же.

— Извините, — перебила Анна, слушавшая рассказ Доната с нетерпением и беспокойством. — Я не понимаю ни слова из того, что вы сказали. Объясните наконец, кто же охотится за пергаментом?

В Донат задумчиво улыбнулся и сказал:

— Во-первых, орфики, с которыми вам довелось познакомиться лично, и насколько я понимаю, знакомство это было не из приятных. Полагаю, о них я вам могу не рассказывать. Есть еще одна группа, которая готова на все, чтобы только завладеть пергаментом. Это иезуиты и агенты Ватикана. Есть и третья группа, члены которой во имя Аллаха ведут борьбу против неверных, как сказано в Коране. Настанет день, когда все неверные пожалеют, что они не мусульмане.

Пока Донат говорил, Анна обратила внимание на диск с арабскими буквами, висевший на противоположной стене. Время от времени она скептически поглядывала на своего собеседника. У нее понемногу уже начало складываться собственное мнение. И хотя внутри все кипело от злости, она старалась не подать виду.

— Хочу заметить, — сказала она довольно холодно, — что все это кажется мне достаточно гротескным. Каждая сторона утверждает, что действует исключительно в интересах Всевышнего, и при этом не гнушается ничем — от воровства до убийства!

— Позвольте… — возразил Донат. — Вы не видите разницу. Бог орфиков — знание, которое они считают всемогущим. Бог христиан — это не что иное, как просто лакей курии. Истинными богами католической церкви являются господа прелаты, монсеньоры и кардиналы. На самом деле есть только один истинный бог, и это — Аллах, а Мухаммед пророк его.

— Но ведь ислам запрещает убивать!

— Вот что дословно говорит Коран: «Не убивайте людей, поскольку Бог запретил поступать так, если это делается не во имя праведной цели». А поиск пергамента и был такой праведной целью! Возможно, даже самой праведной! В конце концом пророк говорит: «Боритесь против неверных!» А победить и можно только их же собственным оружием. Их самое опасное оружие — Писание, и как раз с его помощью мы нанесем смертельный удар.