Николаос извинился за неприветливость зятя, уверяя, что здесь все ведут себя подобным образом. Затем они долго и громко говорили между собой, при этом лица их были очень серьезными. Анна не понимала ни слова, но догадывалась, что Николаос упрекал Василеоса и советовал быть более приветливым с гостями. Кроме того, кирия [38]из Германии очень щедра. На прощание он вручил Анне лист бумаги с номером своего телефона в Салониках и предложил немедленно обращаться, в случае если ей понадобится помощь.

Катерини расположен в стороне от единственного автобана страны. Это маленький живописный провинциальный городок, который остается таким даже в пасмурные холодные дни. Вряд ли кто-то из приезжих планирует приехать именно сюда. В Катерини попадают случайно. В гостинице Василеоса, которая была больше похожа на туристическую базу, редко кто задерживался дольше чем на одну ночь. Уже в этом отношении Анна отличалась от остальных постояльцев. На второй день, обойдя городок вдоль и поперек, побывав на всех улицах и во всех переулках, а также тщательно изучив рыночную площадь, она не уехала. Это дало старикам, сидевшим без дела на улице, повод для пересудов относительно того, кто эта приезжая и что ей нужно в Катерини. Это было странное ощущение, но в чужой стране, среди незнакомых людей Анна чувствовала себя гораздо спокойнее, чем в собственном доме, где за ней, казалось, постоянно следили.

У дверей своих домов сидели мужчины, и не все они были стариками. Мужчины с угловатыми лицами и густыми бровями, изнуренные, но ставшие более стойкими из-за тяжелой жизни, которая в городках, подобных Катерини, больше похожа на постоянную борьбу. Они живут исключительно благодаря друг другу: у лавочника покупает товар каменщик, каменщик получает заказы от застройщика, застройщик заключает контракты с владельцем деревообрабатывающей фабрики, а тот приобретает кое-что у лавочника. Здесь все иначе, гораздо труднее, чем на юге, где люди могут жить исключительно за счет истории. И даже за счет мусора, оставшегося после известных исторических событий. Бедность делает людей склонными к недоверию, а жители Катерини оказались крайне недоверчивыми — друг к другу, но особенно к чужакам-приезжим. А женщина, путешествующая в одиночку, делала их недоверчивыми вдвойне, поэтому все они сторонились кирии.

Георгиос Спилиадос развозил по всему городку булки и хлеб в своем магазине на трех колесах. Задняя часть его представляла собой раму большого старого велосипеда с педалями, а передняя — деревянный ящик на двух колесах, бывший когда-то упаковкой стиральной машины, которую электрик города продал десять лет назад одному из жителей Катерини. Георгиос нашел ящику применение — поставил его на колеса и врезал обычные оконные стекла, чтобы прохожим на улице были видны его румяные хрустящие баклава и катаифи [39]. Только пекарь Спилиадос решился начать разговор с Анной, когда она купила булочки, которые Георгиос завернул в коричневатую бумагу. В целях гигиены. Выяснилось, что Спилиадос. раньше, когда-то очень давно, жил в Германии, а сейчас зарабатывал на хлеб, открыв собственное дело. Он рассказал, что жители Катерини знали его греческое имя — он с гордостью показал надпись на деревянном ящике, — для большинства же Спилиадос так и остался «немцем».

— Если вы приехали сюда на отдых, — заметил пекарь, — то выбрали не то время года. В апреле Катерини — совсем другой город. Все вокруг цветет, а чудесная погода не позволит сидеть в доме.

— Нет, — ответила Анна с улыбкой и тут же спросила: — Вы никогда не слышали о Лейбетре?

Пекарь попытался было нажать на педали и скрыться за углом, но Анна схватила его за рукав и остановила.

На вопрос, почему он хотел уехать, Спилиадос ответил встречным вопросом:

— Вы одна из них? — Именно так он и выразился.

И лишь услышав отрицательный ответ, грек немного успокоился и остался на месте.

— У меня есть свои причины интересоваться ими, — добавила Анна в тон Спилиадосу.

Пекарь, который обычно мог поддержать разговор с кем угодно, провел рукой по лбу, вытирая выступившие капли пота, И заговорил почти шепотом:

— Если вы журналистка, то вам бы следовало знать, что репортера «Дейли Телеграф», который примерно две недели назад болтался в окрестностях и пытался собрать информацию о Лейбетре, предлагая некоторым даже деньги, нашли с проломленным черепом. Официально заявили, что, карабкаясь на Олимп, он сорвался со скалы. На самом деле этого несчастного нашел мой хороший знакомый Иоанис и рассказал мне, что рядом с трупом на километры не было ни одной скалы… Так что для вашей же безопасности я посоветовал бы вам уехать отсюда немедленно.

Анна поняла, что Георгиос Спилиадос был единственным человеком, способным ей помочь. Поэтому она положила в нагрудный карман не очень чистой рубашки пекаря крупную купюру, которую тот сначала порывался с возмущением вернуть, но потом все же спрятал за отворот своей черной шапки. Анна умоляла Спилиадоса никому не говорить, о чем она спрашивала, и даже не упоминать слово «Лейбетра». Георгиос охотно пообещал ей это.

Они договорились встретиться позже, после обеда, в его магазине, расположенном через две улицы. Спилиадос сказал, что если он будет задерживаться, то предупредит свою жену Вану.

— Будет слишком подозрительно, если кто-то заметит, что мы с вами так долго разговариваем, стоя прямо посреди улицы, — объяснил пекарь и нажал на педали.

Когда Анна в тот же день ближе к вечеру пришла в магазин по адресу, названному Спилиадосом, Вана выглянула из-за некоего подобия занавесок из цветных пластиковых лент в задней части крохотного магазинчика, пол которого был выложен плиткой. Вся обстановка лавки состояла из узкого, длинного стола и грубо сколоченной полки на стене, на которой виднелись лишь несколько лавашей. Над верхней губой женщины Анна заметила волоски, которые очень напоминали пушок на лице мальчиков-подростков, а испещренное морщинами лицо наталкивало на мысль, что это скорее мать пекаря, а не его жена.

Обстановка задней комнаты оказалась такой же скудной, как и в самом магазинчике: в центре — квадратный деревянный стол без скатерти, вокруг него — четыре стула; у двери — высокий шкаф без дверец, на полках которого расставлена пестрая посуда. Рядом с ним Анна увидела белую раковину, а над окном напротив — карниз на металлических уголках, прибитых к стене. Вана принесла ракию и сказала: «Bitte!» [40]Это было единственное слово, которое она знала по-немецки.

Скоро появился и сам Георгиос. Анна попыталась объяснить ему, что привело ее в Катерини. Она рассказала о загадочном несчастном случае, ставшем причиной смерти ее мужа Гвидо, а так же обо всем, что ей удалось узнать в результате поисков, которые привели ее на север Греции, к подножию Олимпа, и увидела на лице пекаря неподдельное сочувствие. Георгиос дослушал рассказ до конца, залпом выпил стакан разведенной водой ракии, закрыл двери магазина и вернулся назад к столу. Он пальцами отбивал по крышке стола незнакомый Анне ритм. Спилиадос делал так всякий раз, когда напряженно над чем-то размышлял.

Тусклый свет единственной лампы, на которой не было плафона, отражался от выбеленного известью потолка. Анна переводила взгляд с лица пекаря на его отбивавшую нервную дробь руку и назад — на лицо своего собеседника. Георгиос отрешенно смотрел куда-то мимо своей гостьи и молчал. И чем дольше он хранил молчание, тем быстрее таяла надежда Анны на то, что новый знакомый сможет ей помочь.

— Невероятная история, должен я сказать, — наконец заговорил пекарь. — Просто невероятная.

— Вы мне не верите?

— Отчего же, верю… — попытался успокоить ее Спилиадос. — Но сдается мне, что эти люди действительно опасны. Жители Катерини почти ничего о них не знают. А то, о чем говорят по вечерам от безделья, больше похоже на слухи. Один рассказывает такие истории на ухо другому. Алексия, жена кузнеца, утверждает, что видела, как эти люди зажигали огромные костры и танцевали вокруг них. Состис, которому принадлежит каменоломня на восточном склоне, говорит, что они там все сумасшедшие, которые убивают друг друга. Я впервые слышу, что они умные и даже мудрые люди. Такого я себе просто не могу представить. Как, говорите, они себя называют?