Голое пятнистое тело, мощные задние лапы с загнутыми когтями, узкая хищная голова. Длинный бледно-розовый хвост нервно хлещет по бокам. Размером – с некрупную дворнягу, весит килограммов пятнадцать, не больше.

«Чупакабра. Отличается злобным нравом и высокой прыгучестью. Что логично – задние лапы вон какие здоровые. Охотятся стаями, поодиночке – крайне редко. Будем считать, повезло».

Чупакабра по-собачьи встряхнула головой и вся подобралась, как сжатая пружина. Сейчас прыгнет. Данила провернул нож в руке. «Пентагон» – обоюдоострый кинжал, но одна кромка у него простая, а вторая – зазубренная. Когда речь идет о вспарывании чего-то живого – с костями, сухожилиями и внутренними органами, вторая предпочтительнее.

Тварь посмотрела на Данилу и, чуточку склонив голову набок, застрекотала, как гигантский сверчок.

«Ну, давай! – мысленно подбодрил он. – Прыгай!» Отставил ногу, поднял свободную руку и поводил клинком в воздухе, разминая запястье.

За спиной раздался ответный стрекот. А вот и стая.

Дальше события развивались молниеносно. Одна тварь бросилась сзади на шею, вторая атаковала запястье вооруженной руки.

От первой атаки спас бронежилет, а от второй – везение. Вторая чупакабра промахнулась, пролетела мимо Данилы. Когти первой пропороли куртку, но бессильно царапнули кевлар на спине, а зубы впились в воротник, опасно клацнув в сантиметре от шеи.

И тут оглушенная чупакабра, которая стояла перед Данилой и созывала стаю, атаковала его в пах. Промедли спецназовец хоть мгновение – она бы проделала с ним то, что ветеринары цинично называют «дефабержирование». Но Данила успел отреагировать, и чупакабра нарвалась на поднятое колено.

Потом в дело вступили рефлексы. Ударить тварь номер один рукояткой ножа по голове. Закинуть руку за спину, схватить за шкирку тварь номер два, сорвать с себя, метнуть в тварь номер три. Придать им обоим ускорение пинком. Дважды пырнуть первую тварь – в шею и в пятнистое брюхо. Развернуться к двум оставшимся.

Поправка: к пяти оставшимся. Пока он разбирался с первой волной нападающих, стая удвоилась. Сколько же их там прячется по избам и палисадникам?!

Данила медленно попятился, стараясь прижаться к забору, чтобы обезопасить спину. Чупакабры нападать не спешили – судя по всему, ждали подкрепления. Две самые смелые вышли вперед и обнюхали труп сородича.

«Сейчас они меня окружат, – прикинул Данила, – и нападут по разным уровням. Одни будут прыгать с крыш и заборов, целя в голову и шею, другие – бросаться в ноги, чтобы не убежал. И всё, ножом не отмахаться. Огнемет бы сюда… Или хотя бы дробовик!»

Так как ни того, ни другого в пределах досягаемости не наблюдалось, а число чупакабр росло на глазах (твари выползали из подвалов и окон, выныривали из зарослей бурьяна и спрыгивали с телеграфных столбов), Данила выворотил из забора наименее сгнившую штакетину и двумя взмахами ножа превратил ее в копье, заточив один конец.

Чупакабр вокруг было уже больше десятка. Переговариваясь тихим стрекотом, они медленно сжимали кольцо. И это были только те, кого он видел. А самый опасный противник – тот, кого ты не видишь.

Вокруг было слишком много мест, где могла спрятаться такая мелкая и шустрая тварь, как чупакабра. Деревня, конечно, не город, но главная проблема ведения боя в урбанизированной обстановке тут сохраняется: помимо спереди-сзади-слева-справа противник может быть еще сверху (этажом выше) и снизу (в подвале или погребе), что дает атакующим преимущество. Поэтому место грядущего боя надо было срочно менять.

Данила перехватил заточенную штакетину, сделал обманный выпад ножом в сторону ближайшей чупакабры – та резво отпрыгнула, зашипев и оскалив клыки, – и проткнул копьем ее родственницу. Насквозь, но не насмерть – нанизанная на кол зверюка заверещала и забилась в агонии, разбрызгивая вокруг белесую, точно гной, кровь.

Лучше и придумать было нельзя. Данила метнул копье с подыхающей чупакаброй в стаю (твари шарахнулись врассыпную), а сам перемахнул через забор и бросился бежать.

Сейчас спасение было в скорости.

Бегать в бронежилете – занятие весьма изнурительное, капитан понимал, что времени у него немного. Сейчас чупакабры придут в себя и бросятся в погоню, и оставалось только надеяться, что в процессе погони они растянутся в цепь и будут нападать по одной штуке за раз.

Он успел добежать до опушки леса, когда легкие все-таки не выдержали. Чтобы не упасть, вцепился в ствол дерева и замер, жадно хватая ртом воздух. Грудь горела огнем, в левом боку кололо не по-детски. Стареешь, боец Астрахан…

Данила обернулся, чтобы оценить, насколько удался его маневр по рассеиванию стаи, и обомлел. Чупакабры – вот ведь умные твари! – преследовали его неторопливо и спокойно, словно понимая, что никуда он от них не уйдет. Они сохраняли общий рисунок стаи – этакую подкову, в которую собирались зажать Данилу.

Умные. Слишком умные. Мутанты ведь, дети Сектора…

От увиденного у Данилы проснулось второе дыхание, а еще – дремучие, первобытные инстинкты загнанного зверя. Он очертя голову ломанулся в лес, не разбирая дороги и перепрыгивая через поваленные деревья, которых тут почему-то попадалось исключительно много.

Он не смог бы потом ответить, сколько так пробежал. Мозг отключился, работали только ноги. Бежать, чтобы выжить. Самое древнее занятие из всех известных человеку. Бежать, пока есть силы. А потом бежать еще. Без сил, но бежать…

Кусочком льда бился в грудь ставший неожиданно холодным «сувенир».

Что так, что эдак – смерть.

Надо бежать!..

В какой-то момент Данила понял, что дальше двигаться не может. Чудовищная тяжесть навалилась на плечи и придавила его к земле. Немыслимая, нечеловеческая усталость сковала мышцы, и каждый шаг вдруг стал даваться, как последний в этой жизни. Невидимые тиски сдавили череп, и он почувствовал, как что-то режет, выдавливает ему глаза. Из носа побежала тонкая струйка крови.

Всё, отбегался. Каюк…

В этот самый момент кто-то схватил его за воротник и рванул назад.

Всплеск долбанул с такой силой, что от боли потемнело в глазах. Влада всхлипнула, у нее подкосились колени. Наверное, нечто похожее чувствует человек в гравицапе – невидимые тиски сжимают голову, выворачивают желудок.

Оглушенная, Влада некоторое время не замечала, что происходит вокруг, – деревья, небо, кочки слились в бурое пятно, словно мир превратился в гигантскую центрифугу. Но Сектор благосклонен к проводникам, Всплески они переживают легче других людей, и вскоре зрение вернулось. Трупами валялись односельчане, а вот пленник был бодр. Фантастика! Как ему это удается? Неужели у него сигналка?

Крадется. Присел возле Сухова, потянулся к ножнам. Вот же дрянь поганая! До чего же тяжел автомат и слабы руки! Вскинуть его, прицелиться, насколько это возможно, шагнуть вперед и нажать на спусковой крючок… Отдача рвала автомат из рук, каждый толчок сопровождался болью, будто не она стреляет, а в нее.

Пленник бросился к воде, Влада зажмурилась, из последних сил сжимая автомат, разрядила магазин, надеясь, что зацепит беглеца, но вскоре он исчез из виду. Тогда она встала на четвереньки, и ее вывернуло.

Собаки сначала дергались, потом затихли и лишь поскуливали, закатив глаза. Владе казалось, что она умирает. Нет, весь мир умирает. Повалившись на бок, она обняла Барона и застонала. Наверное, ощущения во время Всплеска напоминают наркоманские ломки. Мысли разлетелись из головы, осталась одна цель – выжить.

Как только Всплеск закончился, навалилась усталость. Каждая жилка стонала, просила отдыха, будто Влада бежала марафон. Барон зашевелился, освободился из объятий и попытался встать, но лапы разъехались, и он плюхнулся пузом на землю, как недельный щенок. Кое-как заставив себя сесть, Влада встретилась взглядом со Свеном. Глаза у того еще больше запали, выглядел он больным. Сухов с трудом поднялся и стоял, опираясь о ствол – неуверенно, как забулдыга. Гриф лежал с разинутым ртом. Влада подползла к нему, нащупала пульс на сонной артерии: сердце бьется.