— Примерь-ка! Если что не так, не стесняйся, говори. Чтобы потом претензий не было. А то вы народ какой!.. Поскорей получить и айда, а потом — тут не так, там не эдак, трет, жмет, и понеслось…

— Я первый раз…

— И никогда не видел?

— Не приходилось…

— Тогда смотри. Вот эта тяга отжимает палец. Вот так, — протезист потянул за кожаный шнур, большой палец отошел от указательного и с легким щелчком вновь сомкнулся в щепоть. — В локте протез сгибается от движения плеча вперед. Вот и вся механика.

— Ясно, — ничего не поняв, сказал Сергей и насупился. Он уже видел, что прекрасная искусственная рука, гибкая и подвижная, рисовавшаяся ему в долгие часы послеоперационных ночей, останется всего лишь мечтой. «Но, может быть, этот примитивный прибор, называемый протезом верхней конечности, хоть как-нибудь поможет…»

Надев протез, Сергей ощутил неживой, отталкивающий холод металла и толстой бычьей кожи. Холод проникал до самых отдаленных клеток мозга, студил сердце, жестко отталкивал от себя. И, будто приняв этот непонятный вызов несовместимости, вражды и неприязни, все клетки организма Сергея восстали против протеза, так же жестко отталкивали его, не хотели не только принять, но и допустить приближения к себе. Первым желанием было поскорее сбросить с себя этот инструмент и бежать прочь. «А что же делать, другого-то нет, может, свыкнусь…»

— Неловко? — сочувственно спросил мастер. — Так, дружище, у всех поначалу. С протезом надо сжиться.

— Долго?

— Кто как. Одни быстро, другие долго. Бывает, вообще не могут привыкнуть. Мучаются, мучаются, психанут — и в печку протез.

— А потом?

— Что ж потом! Винят нас, протезистов. А сам посуди: при чем тут мы? Так природа устроена.

— Я не выброшу. Мне работать надо. Да и зачем тогда было ехать сюда?

— Это ты правильно сказал: работать. От безделья-то с ума сойти можно. Был у нас месяца три назад гастролер один. Кистей рук нет. Ба-тюш-ки-и! Чего он только не вытворял! Что ни день, то пьянка, дебош. Выгнали как миленького из больницы! А он даже за протезами на завод не зашел. Я так понимаю: совсем они ему не нужны. Голову зря морочил!

— Если бы мне только кистей недоставало… А то отчекрыжили… дальше некуда, — вздохнул Сергей.

— Ты не унывай! — бодро перебил его мастер. — Главное, чтобы человек сам себя не потерял вместе с конечностями. Вот ведь в чем вопрос! А руки?.. Дело всегда найдется. Было бы желание и, — мастер потряс кулаком, — это самое… понял?

Серым, непогожим днем Петровы возвращались в Луганск. В купе сидели втроем. Щуплая седая женщина лег шестидесяти, их попутчица, переводила взгляд с Сергея на Таню, с Тани на Сергея и украдкой вздыхала. Всем было неловко, и потому молчали. Вагон вздрагивал, как в ознобе, дробно стучал колесами, за окном мелькала тусклая, однообразная картина, и мысли Сергея текли медленно и безрадостно. «Неужели ничего не смогу делать протезами? Не может быть. Я должен научиться. Просто обязан! Иначе как же тогда… Ведь для чего-то же делают их. Пусть неуклюж, некрасив, но это, наверное, с непривычки. Да разве в красоте дело! Лишь бы работать научиться ими».

— Жена али кто будешь? — осмелев, быстро спросила попутчица.

— Жена, — коротко ответила Таня и вся как-то подобралась и вытянулась.

— Пензия-то хоть большая? — допытывалась старушка.

— Нам хватает! — резко сказала Таня и отвернулась к окну.

Сергей попросил папиросу, и Таня, ловко чиркнув спичкой, прикурила ее и подала ему.

— Спасибо! — буркнул он и вышел в тамбур.

«Ну и вредный народ эти бабки! И все-то им надо, до всего-то им дело. Теперь, пока всю биографию не разузнает, не отстанет!» — с раздражением думал Сергей; затягиваясь папиросой. Постепенно он успокоился, и мысли его опять занялись протезом.

«Вот хотя бы для начала научиться папиросу держать». — Сергей согнул протез в локте и поднял кисть ко рту. В соседнем купе щелкнула дверь, и в коридор вышла женщина. Он засмущался и опустил протез. «Можно! — радостно мелькнуло в голове. — А там, глядишь, и…» Разогнувшись в локте, протез упал вниз и громко стукнул кистью о поручень. Из-за двери выглянула Таня, и Сергей, окончательно смущенный, ушел в купе. «Если бы живой рукой так ударился, было бы больно», — зло подумал он, но тут же прогнал эту мысль. Успокоившись, стал строить планы, как он начнет осваивать протез.

Таня сидела рядом, веселыми глазами смотрела на мужа, и весь ее вид без слов говорил: «Все в порядке, Сережа! Операция позади, мы едем домой, а там все будет хорошо». — «Все будет хорошо!» — улыбнувшись одними глазами, поддержал ее Сергей.

Старушка осмелела и нетерпеливо ерзала по лавке. «Непременно допрос над Татьяной учинила, — сдерживая улыбку, подумал Сергей, — и по позе видно, всю подноготную нашу знает. Таня, она человек общительный, любит поговорить».

— То, что от мамы на частную квартиру ушли, так это нехорошо, очевидно продолжая прерванный разговор, сказала старушка.

— Ничего плохого тут нет, — возразила Таня. — Комнатка у нее маленькая, и потом, зачем ей и видеть, и переживать наши невзгоды. Мы так решили.

— За квартиру-то сколько берут?

— Двадцать рублей.

— Креста на них нет, на хозяевах ваших!

— А мы неверующие, — вступил в разговор Сергей.

— Вы вот что, касатики… — медленно сказала старушка, — переходите-ка жить ко мне. Платы мне никакой не надо, нам со стариком пензии хватает. Места на всех будет. Переходите. И нам веселее, и вам сподручнее. Дом у нас свой, кирпичный, под черепицу, газ намедни провели. Переходите, касатики.

— Ну что вы, Даниловна, — смущенно ответила Таня. — Нам и там хорошо. Правда, Сереж?

— Как же… вот так сразу и… переходите… Вы нас, мы вас не знаем, — возразил Сергей.

— И-и-и-их, сынок… — вздохнула Даниловна и подперла подбородок рукой, — шестьдесят второй годок на людей гляжу, чай, пора и различать их научиться. На лбу у каждого и не написано, кто он, да все равно видно. Она сидела маленькая, тихая, с большими грубыми руками в темных прожилках вен, и Сергею вдруг стало стыдно за свои скоропалительные мысли о ней. «Из породы Егорычей», — подумал он.

— Спасибо, Даниловна! — искренне сказал Сергей. — Пока нужды большой в этом нет, а припечет… — Дело ваше. Подумайте. А адресок на всяк случай возьмите. Это недалеко от вас, на улице Артема. И перебраться поможем.

В Луганск поезд пришел вечером. Над городом висели тяжелые осенние тучи, сеял холодный дождь. Тане, как и в день отъезда, хотелось пройтись пешком, но, видя желание Сергея скорее добраться домой, она передумала и взяла такси.

Сергею действительно очень хотелось скорее попасть домой.

Ставшие нестерпимыми фантомные боли в отсутствующих конечностях подтверждали предположение о том, что с протезом не так-то легко сжиться. Желание сбросить его с себя как можно скорее становилось с каждой минутой все настойчивей |и непреоборимей. Казалось, сними сейчас протез — и сразу же утихнут, угомонятся обжигающие боли в пальцах, локтях, мышцах, перестанут выкручиваться несуществующие суставы и исчезнет сковывающая все тело тяжесть. v «Так вот какой ты жестокий!» — думал Сергей.

Ночью он долго не мог заснуть. Беспокойно ворочался с боку на бок, не находя телу удобного положения. Ждал, когда утихнут боли, а они не утихали. Мысленно сжимал и разжимал кулаки и чувствовал, как у самого плеча дергаются мышцы, больно натягивая кожу.

После харьковской операции воображаемый средний палец на правой руке заметно переставал слушаться. Он словно прирос к большому, и все попытки Сергея оторвать его не приносили успеха. У безымянного пальца исчезло ощущение ногтя. В последние дни он сильно болел, словно ноготь медленно срывали, и вот боль ушла, и вместе с ней ушло ощущение ногтя. Сергей знал из рассказов врачей, что ощущение ампутированных рук может совсем, навсегда исчезнуть. Знал и боялся этого. Вот уже полгода, как у него нет рук, но он чувствует их, они живут в ощущениях, снятся по ночам, болят всеми болячками и царапинами, приобретенными еще в детстве и в последующие годы. Особенно отчетливо Сергей чувствовал указательный палец левой руки и порез на нем ниже сгиба.