Горячо обняв его, благодаря за все, что он для меня сделал, я сказала:

— Спасибо, Дэвид. Я бы не смогла пройти через это без вас.

— Я ничего не сделал, — сказал он с легкой улыбкой.

— Вы поддерживали связь с Де Марко и Джонсоном, и это была огромная помощь, — ответила я.

Мама подошла ко мне, поцеловала и держала, прижав к себе, дольше, чем обычно.

— Я горжусь тобой, Мэл, и права Диана — ты была сегодня изумительна.

37

Коннектикут, август 1989

— Я думала, что мне станет лучше после вынесения приговора, но на самом деле я не чувствую этого, папа.

Отец молчал некоторое время, затем сказал:

— Я понимаю, что ты имеешь в виду. В некотором роде разочарование, какой-то упадок, да?

— Я хотела отмщения за смерть моих близких, но даже три двадцатипятилетних срока не кажутся мне достаточными! — воскликнула я. — Они будут заключены в тюрьму, но все же они будут видеть солнечный свет. Эндрю, Лисса и Джейми мертвы, и эти подонки тоже должны умереть. В Библии про это правильно сказано.

— Око за око, зуб за зуб, — задумчиво прошептал отец.

— Да.

— По законам штата Нью-Йорк смертной казни не существует, Мэл, — заметил папа.

— Да, я знаю это, папа. Я всегда это знала. Просто… что… ладно… — Оставив фразу незаконченной, я вскочила, дошла до края площадки и остановилась, глядя за пределы лужайки. Меня снова вдруг охватило волнение, и я попыталась запретить себе это чувство, уничтожить его полностью.

Я стояла не шевелясь, любуясь красотой ландшафта. Был теплый августовский вечер; мягкий ветерок шуршал в ветвях деревьев. Вдалеке неясно вырисовывались подножия Беркширов, цветущих и зеленеющих на фоне бледнеющего неба. Смеркалось. Темнота постепенно опускалась на землю, и за темными холмами садилось солнце. Теперь коричнево-оранжевый цвет вклинился в фиолетовый и лиловый и медленно исчез за горизонтом.

— Я бы выпила чего-нибудь, папа, а ты? — спросила я, повернувшись к нему лицом.

— Да, я бы тоже. Я пойду налью. Что бы ты хотела, Мэл?

— Водку и тоник, пожалуйста. Спасибо.

Встав, он кивнул и пошел на террасу, направляясь на кухню.

Я села на стул под большим белым зонтом, ожидая, когда он вернется. Я была рада, что он со мной, что у него появилась возможность провести со мной уик-энд перед возвращением в Мехико.

Отец вернулся через минуту, неся поднос с выпивкой. Он сел за стол напротив меня, поднял свой бокал и дотронулся до моего.

— Чин-чин, — пробормотал он.

— Твое здоровье, — ответила я и сделала большой глоток.

Несколько минут мы оба молчали, в конце концов я проговорила:

— У меня все внутри кипело от ярости, папа. Будто что-то взорвалось во мне вчера во время суда. Когда я увидела подсудимых, я думала, что сойду с ума. Мне хотелось изувечить их, может быть, даже убить. Ненависть просто захлестнула меня.

— Я сам испытывал что-то похожее, — признался отец. — Я думаю, как и все мы. В конце концов, мы находились в нескольких метрах от людей, которые напали и хладнокровно убили Эндрю, Лиссу и Джейми. Желание ответить ударом на удар — это естественное побуждение. Но, разумеется, мы не можем ходить и убивать направо и налево. Мы, таким образом, опустимся до их уровня, это делает из нас животных.

— Я понимаю… — Я замолчала и помотала головой, беспокойно нахмурившись. — Но ярость не прошла, папа.

Отец протянул руку и накрыл мою. Это утешало. Он сказал тихо:

— Единственный способ рассеять ее, это уйти от нее, дорогая.

Я молча смотрела на него.

Помолчав немного, отец продолжал:

— Но это нелегко. Я ясно представляю себе, что ты сейчас переживаешь. Ты очень похожа на меня в смысле чувств. Иногда ты стремишься скрыть свои чувства, так же как и я. Без сомнения, ты месяцами подавляла гнев, но когда-то он должен был выйти наружу.

— Да, — согласилась я, — он и вышел.

Отец смотрел на меня долгим задумчивым взглядом.

— Для тебя это хорошо, Мэл, что ты разозлилась, в самом деле. Было бы ненормально, если бы было не так. Однако, если ты не дашь злости выйти, она будет разъедать тебя изнутри, разрушит тебя. Так что… пусть злость выйдет, дорогая, пусть пройдет…

— Как, папа, скажи мне: как?

Он помолчал, затем наклонился вперед и посмотрел мне в глаза.

— Ну, есть одна вещь, которую ты могла бы сделать.

— И что это?

— Когда мы были в Килгрэм-Чейзе в мае, я спросил тебя, где ты захоронила прах, и ты сказала, что еще не сделала этого. Ты призналась мне, что купила сейф и заперла в нем прах. «Чтобы находился в безопасности, — сказала ты мне и добавила: — Ничто больше им не повредит». Я уверен, что ты помнишь этот разговор, так ведь?

— Конечно, помню, — сказала я. — Ты единственный, кому я рассказал про сейф, папа. Зачем он был мне нужен.

— И прах до сих пор находится здесь, в сейфе? До сих пор наверху?

Я кивнула головой.

— Я думаю, пришло время дать твоей семье последний приют, Мэл, я в самом деле так думаю. Может быть, если они будут в покое, ты сможешь понемногу обрести себя. По крайней мере, можно было бы с этого начать…

*

На следующий день я встала на рассвете.

Слова отца, сказанные накануне вечером, глубоко запали мне в душу, и очень рано утром, не в силах спать, я приняла решение.

Я сделаю то, что он посоветовал мне.

Я помещу останки моей семьи в место последнего приюта. Это надо сделать сейчас.

Я быстро оделась в хлопчатобумажные брюки и майку и спустилась вниз, направляясь в подвал. Только на прошлой неделе я приобрела большой металлический ящик для магазинов, и он идеально отвечал моему замыслу.

Неся ящик, я вернулась в маленькую гостиную на верхнем этаже. Положив ящик на диван, я подошла к стенному шкафу. Ключ от сейфа хранился в шляпной коробке на верхней полке; взобравшись на небольшую стремянку, я достала ключ, спустилась со стремянки и открыла сейф.

Вначале я вынула прах Эндрю и Трикси; затем вернулась за маленькими контейнерами с прахом Джейми и Лиссы. Все четыре урны я положила в металлический ящик, закрыла его и спустилась с ним вниз.

В глубине души я всегда знала, что если я когда-нибудь похороню их прах, то сделаю это под старым кленом недалеко от моей мастерской.

Дерево было огромным, с толстым изогнутым стволом и развесистыми ветвями, ему, должно быть, было не меньше трехсот лет. Оно росло у угла моей мастерской и защищало от изнуряющих солнечных лучей в летние месяцы, но при этом не загораживало свет.

Это дерево всегда было любимым деревом Эндрю, так же как и этот тенистый уголок имения; мы часто устраивали здесь пикники. Близнецы любили играть неподалеку от дерева; под его зеленым навесом было прохладно во время самой невыносимой жары.

Я вырыла под деревом глубокую яму.

Закончив рыть, я выпрямилась, воткнула лопату в землю и пошла за ящиком.

Встав на колени над краем могилы, я опустила в нее ящик, затем замерла на минуту, положив руки на ящик. Я закрыла глаза и вызвала образы моих любимых перед своим внутренним взором.

«Здесь вам будет спокойно», — сказала я им и начала кидать землю лопатой на верх ящика, и не остановилась, пока не закопала всю могилу.

Я стояла над ней несколько мгновений, затем взяла лопату и вернулась в дом.

Позже утром я сказала отцу, что сделала. Затем повела его к клену показать, где я захоронила их прах.

— Помнишь, мы здесь устраивали пикники, а близнецы здесь часто играли, особенно когда я занималась в мастерской живописью.

Отец обнял меня за плечи и прижал к себе. Было видно, что он взволнован и не может говорить.

38

Коннектикут, август 1990

— Какой поразительный успех! — воскликнула Диана, обернувшись ко мне с широкой улыбкой. — Это замечательно, Мэл, что ты сделала в первые же четыре месяца.

— Да, я даже была немного удивлена, — согласилась я. — Я бы не смогла этого добиться без вашей и маминой поддержки. И без Сэриной помощи и советов. Вы все мне ужасно помогли.