Обычно привидения приходят, чтобы помочь тем, кого любят, — так утверждалось в этой книге. Они приносили послания, полные любви и надежды, и часто материализовались для того, чтобы сказать живущим, что все в порядке. По всей видимости, привидения были привязаны к физическому миру, нашему миру, своей тоской о тех, кого они там оставили.
В книге говорилось также, что бывают плохие привидения, злые духи, которые могут навредить и которые иногда демонически овладевают человеком. Я стала читать о позиции католической церкви в этом вопросе и о том, как священники изгоняли злых духов. Я нашла это немного пугающим и закрыла книгу. Я не хотела ничего знать о злых духах. Я испытала столько зла, что хватит до конца жизни.
Поставив книгу на полку, я села перед большим окном, глядя на болота. В этот сумеречный час свет был странно голубым; все было умыто дождем и выглядело замечательно, и по мне пробежала дрожь, когда я подумала о том, что я могла бы остаться на улице в такую погоду.
И все же, как ни любопытно, я была ближе к Эндрю там, во время бури, ближе, чем всегда, в какой-то момент я почувствовала его присутствие очень остро.
Было бы это оттого, что он всегда любил бурю? Потому что он всегда стремился на улицу в бурю, когда был мальчиком, хотел слиться со своими предками, которые скакали на конях в бой с врагом?
Я невольно улыбнулась, думая о нем с огромной любовью. Мое сердце было полно им. Неожиданно на меня снизошло чувство глубокого спокойствия. Оно окутывало меня, пронизывало все мое существо. Это было такое спокойствие, о котором я давно уже забыла.
Я долго сидела, глядя в окно и думая о том, что мне сегодня сказал Эндрю. Мой день рождения. Может быть, он разговаривал со мной потому, что сегодня был мой день рождения?
Я вздохнула про себя. Я все еще не была полностью уверена в том, что случившееся здесь сегодня днем было реальностью. Возможно, его голос звучал внутри меня, вызванный в моем воображении тоской по Эндрю.
— Твое здоровье, дорогая, — Диана дотронулась своим бокалом с белым вином до моего. — Я рада, что ты здесь. Я рада, что мы можем вместе провести день твоего рождения.
— Я тоже, Диана.
Поставив свой бокал на кофейный столик, она достала маленький сверток в подарочной обертке, который принесла с собой в библиотеку минуту тому назад. Протянув его мне с улыбкой, она сказала:
— Это для тебя, прими вместе с моей любовью.
— Спасибо, — ответила я, беря сверток и разворачивая его.
Маленькая кожаная коробочка, лежавшая у меня на ладони, была потертой, немного поцарапанной с одной стороны, и когда я ее открыла, я издала негромкий возглас. На черном бархате лежала античная камея, одна из самых изысканных, которую я когда-либо видела.
— Это прекрасная вещь, Диана, спасибо вам большое.
Поднявшись, я подошла к дивану и поцеловала ее в щеку, а затем приколола камею на отворот моего жакета.
— Моя свекровь подарила мне ее много лет тому назад на один из моих дней рождения, — пояснила Диана. — Я думаю, что это хорошая мысль — передать ее тебе, поскольку это фамильная драгоценность семейства Кесуиков.
— Вы всегда обо мне думаете, заботитесь, — пробормотала я, возвращаясь в свое кресло и снова усаживаясь. — Вы меня балуете.
— Я хочу с тобой поговорить еще кое о чем, — продолжала Диана. — А сейчас самое подходящее время для этого.
Сказанное ею прозвучало серьезно, и я вопросительно посмотрела на нее.
— Да, конечно.
— Об этом доме, Мэл.
— Что вы имеете в виду?
— Ты теперь моя наследница… — Она замолчала на минуту, и я заметила на ее лице следы волнения. Но она немедленно взяла себя в руки. — …Моя единственная наследница; и я хочу, чтобы ты знала, что я заново составила завещание. Я оставляю Килгрэм-Чейз тебе, да и все остальное, чем я владею.
— Ох, Диана, я не знаю, что и сказать… спасибо, конечно… — Я внезапно почувствовала замешательство и не могла подобрать нужные слова, чтобы ответить.
Диана продолжала:
— Ты молода, Мэл, тебе только тридцать четыре года исполнилось сегодня, и у тебя впереди еще большая часть жизни. И я уверена, что когда-нибудь ты снова выйдешь замуж; может быть, у тебя снова будут дети, и мне приятно думать о том, что ты с ними будешь здесь бывать.
Я удивленно посмотрела на нее, я была поражена.
— Нет! — воскликнула я. — Я не выйду снова замуж…
— Ты не знаешь, что произойдет в будущем. — Она перебила меня. — Я понимаю, что ты сейчас чувствуешь, и, возможно, я не права, что завела сегодня этот разговор. Поэтому я его не буду продолжать. Разумеется, не сейчас. Тем не менее, я все же скажу одну вещь, и это вот что: Мэл, дорогая, ты должна двигаться вперед. Мы все должны двигаться вперед. Жизнь для жизни — ты знаешь.
У меня было странное духовное родство с Летицией Кесуик. Меня влекло к ней, а ведь она даже не была моей прапрабабкой. Она принадлежала к роду предков Эндрю. Тем не менее, я чувствовала странную близость к этой женщине из Йоркшира, жившей в семнадцатом веке и к данному моменту умершей уже несколько сотен лет тому назад.
Я все больше узнавала Летицию по ее запискам — по тем двум дневникам, описывающим два года ее жизни в Англии при Стюартах, по ее кулинарной книге со множеством рецептов вин и блюд и по ее очаровательной иллюстрированной книге о саде.
Сидя в библиотеке Килгрэм-Чейза в то утро и снова перелистывая эти книги, я не могла избавиться от мысли, что Летиция во многом похожа на меня. Хозяйка дома, хорошая кулинарка, садовница, художница, женщина, интересовавшаяся украшением домашней обстановки и всеми теми вещами, которые делают дом прекрасным. И она была преданной матерью и любящей женой, в точности как я.
Именно в этом была моя драма. После окончания колледжа я ничего не знала кроме этого; конечно, несколько месяцев в рекламном агентстве не в счет. А без мужа и без детей мне не на чем было сосредоточиться, не было цели. Конечно, мне нечего было делать, и это было очень нехорошо, совсем нехорошо, как все время подчеркивала Диана. Главным теперь могла стать работа.
Но какая работа?
Старый вопрос снова начал меня мучить, как мучил несколько месяцев подряд.
Вздохнув глубоко и почувствовав вдруг беспокойство, даже раздражение, я отодвинула стул и вышла наружу. К тому же мне хотелось подышать свежим воздухом перед ланчем.
Ноги сами завели меня в сад с вьющимися розами, который всегда был моим излюбленным местом. Но, быть может, особенно в последнее время — поскольку я узнала, что он был заложен триста лет тому назад Летицией. И теперь он оставался в точности таким же, как и тогда.
Открыв дубовую дверь, ведущую в сад, я спустилась по трем ступенькам и некоторое время стояла, оглядываясь кругом. Это был небольшой сад, но он обладал особым очарованием в немалой мере благодаря своей старинной каменной стене и дорожкам, заросшим мхом и ромашкой, двум парам солнечных часов и многочисленным деревянным садовым скамейкам, разбросанным там и тут.
План Летиции отличался простотой, и именно поэтому он был так хорош. Там были живые изгороди из кустов роз, вьющиеся розы, взбирающиеся на старинные стены, прямоугольные клумбы с красными розами и круглые с гибридными чайными розами. Моими любимыми были старинные розы, те сорта, которые росли до двадцатого века; мне приятно было думать, что они были похожи на розы, посаженные Летицией столько веков тому назад.
Стоял конец мая, и поскольку большинство ныне разводимых роз расцветает в июне, сад не был таким красочным, каким он станет вскоре и будет оставаться до конца лета. Но поскольку стены защищали сад от ветра и солнце освещало его после полудня, несколько июньских роз уже начали цвести.
Я села на одну из садовых скамеек, а мои мысли все еще были сосредоточены на работе. У меня не было ни малейшей идеи, что я могла или хотела бы делать. Несколько недель тому назад я решила, что не хочу работать в офисе, и, конечно же, это ограничивало мой выбор.
