А что мне рассказал дневник о его непосредственном вторе?

Во-первых, и это самое главное, — то, что Летиция была прирожденным писателем, наделенным даром хорошо выражать свои мысли и досконально знающим и чувствующим язык и понимающим его красоту. Она умела им пользоваться. Иллюстрации указывали на то, что у нее были художественные склонности, советы по домоводству и рецепты выдавали в ней хорошую хозяйку и кухарку, не говоря о том, что она отлично разбиралась в травах и умела делать вино. Ее многочисленные ссылки на мужа и детей обнаруживают в ней любящую жену и мать, и, наконец, я решила, что у нее был политический склад ума. В дневнике встречались многочисленные упоминания о парламенте, едкие замечания, и, безусловно, она была до мозга костей роялисткой, взволнованной, но не чрезмерно, когда Чарлз II вернулся в Англию, чтобы занять трон.

Мне снова пришло в голову, что где-нибудь в библиотеке должен быть еще один том ее дневников. Подлинный, прирожденный писатель, подобный Летиции Кесуик, не остановился бы на этом, не оборвал бы так резко записи. Но как его разыскать среди тысяч книг, выстроившихся на сотнях полок?

Сейчас у меня нет времени его искать, ни сегодня, ни завтра. Может быть, когда мы приедем сюда на Рождество, он мне попадется? Дело стоит затраченных усилий. В конце концов, по-моему, дневник — это маленький бриллиант. Я знаю, что Диана будет заинтригована, да и Эндрю тоже, если только я смогу его оторвать от его портфеля и тех противных документов. Я не могла вообразить, что такое мог сотворить Малколм Стенли, если только он не подделал бухгалтерские книги, Боже сохрани. Если он это сделал, Эндрю будет беспощаден, да и Джек тоже, готовя очень острый нож, выражаясь фигурально.

Когда я шла по широкой тропинке среди зеленой лужайки, я заметила, что к дому подъехал автомобиль. Он медленно продвигался по подъездной дороге между дубов, и это была не возвращавшаяся Диана, я это знала — это был не ее автомобиль.

Через несколько секунд, когда мы приблизились друг к другу, я увидела, что это бледно-голубой «ягуар».

Может, Диана ожидала гостей? Странно, что она об этом не упомянула, если это так. Обычно она говорит нам, если кто-нибудь собирается прийти к чаю, предупреждая нас, давая нам возможность сбежать. Обычно Эндрю так и поступает, потому что ее гостями, в согласии с истинно английским ритуалом, были либо женщина, которая руководит церковным кружком, либо викарий и его жена, глава клуба садоводов или еще какой-нибудь местный деятель.

Машина поехала медленнее, а затем остановилась у подножия каменной лестницы. Я прошла через площадку наверх крыльца и стояла, выжидательно глядя вниз.

Наконец дверца «ягуара» открылась, и из машины вышла женщина.

Она была высокой и тонкой, с копной темных вьющихся волос, падающих по обе стороны узкого, но привлекательного лица. Ее глаза были темными, взгляд пристальным, а нежный рот выглядел как свежая рана из-за яркой помады.

На первый взгляд ее одежду можно было принять за цыганский наряд, но когда я скользнула глазами по стройной фигуре, то поняла, что в ее одежде есть какая-то закономерность. Хотя бы в том, что касается цветов. Она была одета в длинное, широкое шерстяное серое платье, сверху которого был короткий жакет, сшитый из красных, зеленых, лиловых и желтых кусочков. Разноцветная одежда Иосифа. Или так мне показалось. Длинные шарфы желтого, лилового и красного цветов были обмотаны вокруг ее шеи, и их концы развевались у нее за спиной. Сапоги были красные, а сумка желтой.

Мне не надо было представлять эту многоцветную женщину.

Я точно знала, кто это: Гвендолин Рисс-Джонс собственной персоной.

Любовница моего отца.

17

Мы пристально смотрели друг на друга. Какую-то долю секунды мы молчали.

По выражению ее глаз я понимала, что она знает, кто я, — догадалась, что я дочь Эдварда Джордана, — но я не думала, что она в этом признается. Не было никакого сомнения, что она не сообщит мне о своих отношениях с моим отцом и даже о том, что они были друзьями. Я поняла это интуитивно.

Она заговорила первой.

Подойдя ближе к подножию лестницы, она сказала:

— Я ищу миссис Кесуик. Это бесцеремонно — предварительно не позвонив, приехать. Пыталась, но ваш телефон был очень долго занят. Миссис Кесуик дома?

Я отрицательно помотала головой:

— Нет, к сожалению, она уехала за какими-то покупками, но должна вернуться с минуты на минуту. Не желаете ли зайти и подождать ее?

Гвенни закусила губу, и по ее узкому лицу промелькнуло тревожное выражение.

— Не хочу навязываться.

— Я уверена, что Диана скоро будет. Думаю, она будет очень расстроена, если вы ее не дождетесь.

— Очень мило. Да, хорошо, и, хм, спасибо. Может быть, я немного подожду.

Она начала подниматься по лестнице. Поравнявшись со мной, она протянула руку.

— Гвендолин Рисс-Джонс.

— Мэллори Кесуик, — ответила я, пожав руку.

В тот же момент я повернулась, шагнула вверх к парадной двери, открыла ее и пропустила гостью в маленькую прихожую.

— Можно взять ваш жакет? — вежливо спросила я.

— Только шарфы, спасибо, — ответила она, разматывая все три шарфа, обмотанные вокруг шеи.

Повесив их в гардероб, я провела ее в гостиную, находящуюся рядом со столовой. Это была маленькая удобная комната, очень уютная, проникнутая викторианской атмосферой, в некотором роде убежище. Этой гостиной мы пользовались постоянно: смотрели телевизор и обычно пили послеполуденный чай и аперитивы перед ужином.

Парки зажгла свет и развела огонь в камине. Дрова весело загорелись, и комната приняла приветливый вид.

— Пожалуйста, располагайтесь поудобнее, — сказала я. — Извините меня, я должна пойти снять сапоги и сказать Эндрю о вашем приезде. Он сейчас присоединится к нам, если кончил говорить по телефону.

— Никакой спешки. Занимайтесь вашими делами.

Она взяла свежий выпуск «Деревенской жизни», который лежал на простеганном пуфе, и уселась в кресло у огня.

Сняв с себя Дианин жакет и сапоги и надев туфли в прихожей, я отправилась искать мужа. Эндрю все еще говорил по телефону в кабинете Дианы, но на этот раз, когда я приоткрыла дверь, он увидел меня, улыбнулся и вопросительно приподнял брови.

— У нас гость, — сказала я, округляя глаза.

— Одну минуту, Джек, — пробормотал он в трубку и взглянул на меня, слегка нахмурившись.

— Кто это? — спросил он.

— Не догадаешься и за тысячу лет, поэтому я сама тебе скажу: Гвендолин Рисс-Джонс. Она приехала к твоей маме. Она сначала пыталась дозвониться, но не смогла прорваться, — засмеялась я. — По очевидным причинам.

— Гвенни! — воскликнул он. — Черт меня подери! Поскольку ма еще не вернулась, предложи ей чая, я буду через несколько минут. Я заканчиваю с Джеком.

Я кивнула:

— Передай ему привет.

— Передам.

Когда я уже уходила, услышала, как он сказал:

— Это была Мэл, она шлет тебе привет. Ну, как насчет того, о чем мы говорили, старик? Хочешь управлять всем этим?

Парки была в кухне и расставляла чашки и блюдца на огромном подносе; когда я прошла через кухню и остановилась у того стола, где она возилась, она подняла голову.

— Парки, — пробормотала я, — вам придется добавить еще одну чашку с блюдцем. Только что приехала подруга миссис Кесуик, мисс Гвендолин Рисс-Джонс. Уверена, что вы ее знаете. Во всяком случае, она будет пить чай вместе с нами.

— Ох! — Парки поджала губы. — Мы не ожидали мисс Рисс-Джонс, иначе миссис Кесуик должна была бы меня предупредить перед своим отъездом. Миссис Кесуик очень точна в подобных случаях.

— Мы ее не ожидали, Парки.

— По мне, это слегка бесцеремонно, — буркнула Парки, — обрушиться на голову вот так. — Она прошла в буфетную и вернулась с еще одной чашкой с блюдцем. — Большинство людей вначале звонят по телефону.

— Она пыталась дозвониться, — объяснила я, пряча улыбку; меня позабавило раздражение Парки. Но ведь она ярый сторонник хороших манер: я это хорошо знала. По непонятной мне причине, я чувствовала, что должна защищать Гвенни, поэтому я добавила: — Мистер Эндрю разговаривал по телефону с Нью-Йорком более часа, Парки, и поэтому мисс Рисс-Джонс не смогла дозвониться.