Смеясь я освободилась от ее объятий и покачала головой:
— Это не я его убедила, Диана, он сам передумал. Поздно вечером, слишком поздно, чтобы вам звонить. И мы выехали так рано сегодня утром, в шесть, поэтому не хотели вас беспокоить. Вот почему мы попросили швейцара позвонить. Он звонил вам?
— Да, дорогая. — Обернувшись к сыну, она обняла его и продолжала: — Раз уж вы здесь, все остальное не имеет никакого значения. Мы проведем замечательный, уютный уик-энд вместе, и я знаю, что Парки собирается вас обоих побаловать.
Эндрю улыбнулся ей:
— А мы на меньшее и не рассчитывали. — Подойдя ближе к ней, он сказал: — Пока я не отправил обратно машину, скажи, надо ли мне просить его, чтобы он приехал за нами завтра вечером? Или же мы сможем уехать вместе с тобой в понедельник утром?
— Конечно, со мной. Во всяком случае, стоило ли сюда приезжать на одну ночь? И я буду рада вашей компании по дороге в Лондон. На самом деле, ты можешь, милый Эндрю, вести машину часть пути.
— Еще бы! — сказал он. — И спасибо, мам. Еще одно: нам надо было бы уехать в понедельник очень рано, около половины седьмого. Тебя это устроит?
— Я так обычно и уезжаю отсюда, — ответила Диана.
Эндрю кивнул и поспешил к шоферу.
Диана взяла меня за руку и повела в сторону каменных ступеней, ведущих к парадной двери. Джо Паркинсон появился на верхней ступени лестницы и стал спускаться.
— Доброе утро, миссис Эндрю, — сказал он, одарив меня широкой улыбкой. — Очень приятно видеть вас здесь, ей-Богу.
— Спасибо, Джо. Я очень рада, что мы смогли приехать сюда на уик-энд.
— Пойду помогу мистеру Эндрю с чемоданами. — С этими словами он заспешил вниз, говоря на ходу: — Не надо, мистер Эндрю, я сделаю. Давайте я возьму чемоданы.
Я оглянулась через плечо и увидела, что Эндрю и Джо тепло здоровались, пожимая друг другу руки. Эндрю было восемь лет, когда Паркинсоны приехали работать в Килгрэм-Чейз. Джо очень многому научил его, что касается усадьбы и природы вообще, и они всегда были большими друзьями. По словам Эндрю, Джо был подлинным, до мозга костей, йоркширцем: трудолюбивым, осмотрительным, мудрым и верным.
— Утро сегодня влажное, — сказала, ежась, Диана, плотнее заворачиваясь в вязаную кофту. — Пойдем внутрь и выпьем кофе.
В маленькой прихожей нас ждала Эдит Паркинсон, жена Джо, которую Эндрю с времен своего детства звал Парки, и ее дочь. Обе женщины тихо поздоровались со мной.
Парки заметила:
— Хорошо бы вы захватили своих малышей, миссис Эндрю, мы бы на них порадовались.
— Не забудьте, они приедут сюда в следующем месяце на Рождество, Парки. На самом деле, мы планируем остаться здесь до Нового года. Мистер Эндрю обещал нам, — улыбнулась я ей в ответ.
— Это просто чудесно! — Парки радостно всплеснула руками. — Я не могу дождаться, когда увижу малышей. — Взглянув на Диану, она добавила: — У нас в этом году будет большая рождественская елка, миссис Кесуик, и, может быть, Джо нарядится Санта Клаусом, наденет красный кафтан и приклеит белые усы, как он это делал для детской воскресной школы.
— Да, это замечательная мысль, — согласилась Диана.
Приняв у меня пальто, она повесила его в гардероб.
— Теперь пойдем в кухню, Мэл. Парки целый час готовила всякие вкусности. Любимые блюда Эндрю, конечно.
Кухня в Килгрэм-Чейзе была такая же древняя, как сам дом, и за прошедшие годы она изменилась очень мало. Это было длинное, покрашенное в белый цвет помещение. Потолок был низкий, и по нему проходили темные деревянные балки. Пол был мощен той же каменной плиткой, как и в древности, и местами она была стерта за многие века хождений по неизменным маршрутам — от печи к окну и через всю кухню к двери, так что постепенно там были вытоптаны дорожки в камне.
Печь в дальнем конце кухни была высокой, до потолка, и широкой, сложенной из местного кирпича и камня. Ее опоясывали старые деревянные балки, такие же, как под потолком. У нее была большая приподнятая топка, огромных размеров каминная полка и старомодная духовка для выпечки в стене рядом с топкой. Эта печь давным-давно не использовалась; много лет тому назад Диана установила замечательную английскую плиту, о которой я мечтаю. Я согласна с ней, что это лучшая плита в мире: она дает столько тепла, что в кухне таких немалых размеров всегда сохраняется нормальная температура. Это очень кстати, потому что в кухне с толстыми каменными стенами и каменным полом всегда прохладно, даже жарким летом.
Диана перестроила и модернизировала буфетную комнату, находящуюся за кухней, и теперь она стала очень удобной для нее и Парки. Она поместила туда огромных размеров холодильник, две посудомоечные машины и стойки для приготовления пищи. Над стойками висят полки для хранения фарфоровой посуды и тех разнообразных вещей, без которых на кухне не обойтись.
Ряд створчатых окон выходил на заднюю лужайку и болота, уходящие вдаль за горизонт. Напротив стены с окнами на почетном месте стоял антикварный уэльский кухонный шкаф, и этот замечательный предмет старины был набит сине-белой фарфоровой посудой с традиционным китайским рисунком — ива у мостика через ручей. Неподалеку, в углу комнаты, стоял старомодный деревенский стол с сосновой столешницей на приземистых ножках, за который и уселись мы с Эндрю. На столе стоял кувшин из зеленой майолики, наполненный ветвями сладко-горького паслена, и я невольно подумала, каким совершенным он выглядит.
На каминной доске в ряд стояла коллекция деревянных и медных витых подсвечников с белыми восковыми свечами, а под каминной доской расположились всевозможные медные подковы, тускло поблескивающие в свете огня. Повсюду медным блеском отсвечивали всевозможные формочки для желе и рыбы, горшки и кастрюли, ложки и мерные совки и ковшики на боковом столике.
Я всегда любила эту кухню и считала, что она самая приветливая из всех, которые я видела; в ней не только царила атмосфера бодрости, но она была по-настоящему уютной. По словам Дианы, это было сердце всего дома, комната, в которой вам легко жить.
Диана стояла у плиты, готовя чай; она перенесла чайник на стол, но сказала, чтобы мы подождали, пока заварится.
— Да, верно, миссис Эндрю, пока не наливайте, он должен завариться, — подтвердила Парки.
— Да, Парки, — сказала я послушно и улыбнулась Эндрю.
Она говорит это мне вот уже более десятка лет.
В воздухе кухни царил дразнящий запах бекона, поджаривавшегося на плите, и аромат свежевыпеченного хлеба, от которого слюнки текли. Парки положила караваи и кексы к чаю остывать на несколько минут на одну из стоек, и исходивший от них запах был невыносим.
Повернувшись к нам от плиты, Парки сказала:
— Если вы еще не догадались, я готовлю «беконных дружков». Ваши любимые, мистер Эндрю.
Она с любовью улыбнулась ему, прежде чем снова повернуться к плите. Она вынимала куски бекона из сковороды и раскладывала на большом деревянном блюде. Парки ухаживала за ним, когда он был маленьким, и он для нее был в некотором смысле как родной сын.
— Какая вкуснятина, Парки! — воскликнул Эндрю и добавил, обращаясь ко мне: — Ты должна научиться готовить их для меня, Мэл, когда мы будем дома в «Индейских лужайках».
Диана села к нам за стол и налила дымящийся горячий чай в большую синюю с белым чашку, а через мгновение Парки была уже рядом с ней, подавая блюдо, на котором лежали толстые ломти теплого свежевыпеченного хлеба, намазанные маслом, с кусками жареного бекона между двумя кусками хлеба — в действительности, горячие сэндвичи с беконом.
— Будь что будет с моим холестерином! — весело проворчал Эндрю. — Ах, Господи, что за чудо! — добавил он, откусив кусок.
— Я знаю, они вредные, — смеясь, сказала Диана, затем предупредила: — Не ешь слишком много, Эндрю. Парки готовит рыбные котлеты с петрушечным соусом на ланч.
— С чипсами, — вставила Парки. — А за ними будет еще одно ваше любимое блюдо — пудинг с патокой.
— О, Боже, Парки, мне кажется, я уже умер и попал в рай! — сквозь смех воскликнул Эндрю, довольный Парки и той суетой, которую она развела вокруг него. Он всегда питал к ней слабость.
