«Марсилио Фичино, — сказал Джордано. — Он перевел труды этого Гермеса».

«Да».

«Марсилио тоже был знаком с символами.

Он научился им у Гермеса? Символы звезд, для того чтобы использовать их силу».

«Это недопустимо», — сказал маг.

Положив руку на плечо Джордано, он вынудил его подняться и стал подталкивать к двери кабинета.

«Но…» — сказал Джордано.

«Твоя память — это Божий дар, — прошептал делла Порта в ухо монаха, взяв его под руку и увлекая к двери на улицу. — Твоя память — дар Божий, и ты замечательно усовершенствовал ее. Естественным образом. Довольствуйся этим».

«Но звезды… — опять начал Джордано. — Чекко утверждает, что…»

Двое слуг открыли двустворчатую дверь, выходившую на площадь.

Делла Порта почти силой выпихнул туда Джордано.

«Чекко сожгли на костре, — сказал он. — Ты слышишь? Чекко сожгли. Спокойной ночи. Да поможет тебе Господь».

Почему же недопустимо, отбросив случайности, добраться до причин происходящего? Однажды мысленно обозначь Любовь Венерой — Венерой с зеленой ветвью и голубем, — и Любовь засияет в твоем сознании собственным светом, потому что Венера и есть сама Любовь; помести ее в ее родной знак Девы, и Любовь польется вниз через все сферы, теплая, живая и живительная, Любовь внутри и вовне.

Естественная магия, по делла Порта, например, позволяет распознать Венеру в предметах, вобравших более других ее свойства: ее изумруды, ее примула, ее голуби, духи, травы, цвета, звуки. Венера и венерианство наполняет всю вселенную, как свет или аромат; врачи, мудрецы и кудесники знают, как направить и использовать ее, и это допустимо. Но запечатлеть на изумруде или даже в мыслях образ Венеры, голубя, зеленую ветвь, женскую грудь или спеть на ее родной лидийский лад песнь, восхваляющую Венеру, или зажечь перед этим образом ее цветок розмарин опасно. А почему?

Почему? Спрашивал Бруно, недоуменно подняв брови, разводя руками, — спрашивал в пустоту, ни к кому не обращаясь. Он знал почему.

Сотворить образ, символ; спеть заклинание; назвать по имени — это не просто манипуляции с пригоршней праха, сколь угодно искусные. Это — обращение к личности, к разуму, ведь только разумное существо может воспринять такие действия. Это — призыв к тем созданиям, которые расположены выше звезд, к бесчисленным скрывающимся там мудрым сущностям, о которых сообщал Чекко.

Обрати на себя внимание Венеры своими песнями, добейся, чтобы она открыла свои миндальные очи, улыбнулась, и она может истребить тебя. Святая Церковь уже не уверена, что те могущественные существа, что заполняют сферы, — все сплошь дьяволы, как некогда она тому учила. Они могут быть и ангелами, и демонами, не ведающими добра и зла. Но сомнению не подлежит, что просить у них благосклонности — идолопоклонство, а пытаться подчинить их колдовством — и вовсе безумие.

Таков был ответ. Бруно знал его, но его это не волновало.

Постепенно он начал собирать вокруг себя группу молодых братьев побойчее, вольную ассоциацию приверженцев и приспешников, которых все прочие звали джорданистами, словно Джордано был предводителем разбойников. Они сидели кружком, громко спорили и говорили сумасбродные веши или, притихнув, слушали разглагольствования Ноланца; они выполняли его поручения, попадали в неприятности из-за него, создавали ему славу. Когда Джордано навлек на себя гнев настоятеля, решив убрать из своей кельи образки, гипсовые фигурки святых, освященные четки и Деву Марию, оставив только распятие, джорданисты сделали — или пообещали сделать — то же самое. Настоятель, не разобравшись в сути происходящего, подозревал Джордано в северной ереси, лютеранстве; а джорданисты смеялись, они-то знали, в чем Дело. Джордано донимал библиотекаря просьбами (и подбил к тому же джорданистов), чтобы тот приобрел книги Гермеса, переведенные Марсилио Фичино, но Бенедетто и слышать об этом не хотел. Идолопоклонство. Язычество. А разве Фома Аквинский и Лактанций не восхваляли Гермеса, не говорили, что он учил единобожию и предвозвестил Рождество Сына Божьего во Плоти? Бенедетто оставался глух.

Отправлявшихся в странствия монахов Джордано снабжал перечнем книг, которые надо привезти, — и иногда получал требуемое; книги покупали, брали почитать, крали: труды Гораполлона об иероглифах, Ямвлиха о Тайнах Египта, «Золотой осел» Апулея. А однажды зимой в уборной один молодой брат, дрожа не то от страха, не от холода, а может от того и от другого разом, достал из-под рясы и вручил Джордано толстый, сшитый, написанный корявым почерком, полный сокращений манускрипт без корок и переплета.

«"Пикатрикс", — сказал юноша. — Это большой грех».

«Этот грех да будет на мне, — сказал Джордано. — Давай сюда».

«Пикатрикс»! Самая черная из старинных черных книг, и никаких сомнений относительно намерений человека, застигнутого за ее изучением, уже не возникало, кем бы он ни был; никакой доктор богословия не смог бы оправдаться, как в том случае, если бы его застали с книгой Гораполлона или даже Апулея. Хранить такую книгу было безумием, и Джордано не стал ее долго держать; он запомнил, порвал и выбросил каждую страницу.

Человек — это маленький мир, отражающий в себе всю землю и небеса; посредством собственного духа мудрый может вознестись над звездами. Так говорит Гермес Трисмегист.

Дух исходит от первоматерии, которая есть Бог, и проникает в материю земную, где он пребывает; различные формы, принимаемые материей, отражают природу спиритуса, вошедшего в нее. Маг — это человек, который может уловить и направить ток спиритуса по своей воле и таким образом творить из материи то, что ему угодно. Как именно?

Изготовлением талисманов, намекал Марсилио; но только здесь давались четкие инструкции, какие материалы использовать, какое больше всего подходит время суток, какой день месяца, какой месяц по зодиакальному календарю, какие заклинания, призывы, светильники использовать, какие благовония и песни больше всего привлекают Мировые Силы, Семамофор, Вселенский Разум, который заполняет собой мироздание. Приводился длинный перечень образов, используемых на талисманах, и брат Джордано, у которого не было материалов для их изготовления — ни свинца для Сатурна, ни олова для Юпитера, — мог, тем не менее, крепко-накрепко их запомнить:

Образ Сатурна: фигура человека, стоящего на драконе и держащего в правой руке серп, а в левой копье.

Образ Юпитера: фигура человека с лицом льва и ногами птицы, под ним дракон с семью головами; и держит стрелу в правой руке.

Еще лучше и могущественнее были длинные списки образов для тридцати шести божеств времени, безымянных, ярких, о которых Джордано намеками читал у Оригена и Гораполлона: гороскопы, боги часов, известные в Египте, а затем забытые и заброшенные в последующих столетиях. Они еще назывались деканами, потому что каждый управлял десятью градусами зодиака, по три декана на каждый из двенадцати знаков. Образы этих тридцати шести, говорилось в книге «Пикатрикс», установлены самим Гермесом и им же учреждены египетские иероглифы; Джордано не потребовалось прикладывать никаких УСИЛИЙ, чтобы запомнить их, они шагнули с переполненной страницы прямо к нему в мозг и расселись там каждый на свое место, которые Джордано, сам того не зная, давно им приготовил:

Первый декан Овна: «Огромный темный человек с красными глазами, держит меч и одет в белое одеяние».

Второй декан: «Женщина, одетая в зеленое, не имеющая одной ноги».

Третий декан: «Человек, держит золотую сферу и одет в красное»…

Он впитывал это магическое собрание, как пишу, как огненный отвар, и почти сразу же, как только они вошли в него, он начал грезить ими, воображать их деяния. Кто был сей Гермес, открывший их?

Среди халдеян есть мастера, достигшие совершенства в этом искусстве образов, и они признают, что Гермес был первым, кто составил образы, благодаря которым он смог управлять уровнем Нила вопреки движению луны. Этот человек также построил храм Солнца, и он умел прятаться ото всех, так что никто его не видел, хотя он был в храме. Он же построил на востоке Египта Город в двенадцать миль шириной, внутри которого возвел замок, имевший четверо врат, на каждую из четырех сторон. На восточных вратах он поместил фигуру Орла; на западных вратах — фигуру Быка; на южных вратах — фигуру Льва; и на северных вратах он построил фигуру Пса.