Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

– Рэмон, – наконец произнес он, – Эрккин!.. Вы здесь?.. Что с нами будут делать? Что… что это такое? Я ничего не вижу. На допросе я уронил очки и разбил их. Вам не говорили, когда состоится суд? Я не понимаю, в чем меня обвиняют. Эти арранты так любят козырять своим совершенным судопроизводством… беспристрастной юстицией. Даже если погибнет мир… fiat justitia…

– Ты, Палыч, успокойся и понапрасну нервы себе не дергай, – рассудительно произнес Гендаль Эрккин, – не знаю, что это нашло на наших тюремщиков, но только нас снова вместе поместили – и это здорово. Хоть не надо сидеть одному в этих ледяных залах, которые по недоразумению тюрьмой называют!

Но и втроем мы пробыли совсем недолго. К нам пришли сразу трое посетителей. Нет, если быть совсем точным, в камеру вошли сразу пятеро, но двое офицеров сопровождения тотчас же ретировались согласно приказу.

В камере они появились не с пустыми руками, а внесли длинный, легкий диван. Опять же согласно приказу. Приказу бретт-эмиссара Класуса, который наличествовал в числе прочих троих посетителей.

Двое же других были Аня Лапшина и ее папаша, почетный губернатор Антонен Ы Лакхк.

Увидев нас, Антон Иванович подпрыгнул на месте и закричал так, что гулкое эхо, многократно отразившись от стен, сотрясло пространство камеры:

– Это они, товарищ бретт-эмиссар, это они, совершенно точно! Вон тот, который помоложе, – это он выдал себя за представителя Высшего Надзора… то есть за вас, товарищ бретт-эмиссар! А другой, тот, что с широкой бандитской рожей… это его спутник, гвелль. Это точно они, я их узнаю! А тот, что щурится, седой – Табачников, бывший профессор, которого несколько лет назад лишили аррантской визы за какие-то там темные дела… У него были проблемы с Храмом, товарищ бретт-эмиссар!

– Помолчите, Антон Иванович, пока вас ни о чем не спрашивают, – сказал Класус недовольно. – Я, честно говоря, не совсем понимаю, зачем ллерд Зайверр направил вас сюда, чтобы опознать подозреваемых. Наверно, это нужно для отчета перед вышестоящим начальством. Вот ваша дочь представляется мне гораздо более важным фигурантом в этом сложном и запутанном деле.

Губернатор с нескрываемой досадой взглянул на свое чадо. Мало того что она где-то болталась столько времени, так теперь компрометирует его перед представителями Высшего Надзора и ставит в откровенно неловкое положение!.. Все это я без труда прочел на его пухлом лице. С появлением обоих Лапшиных я вдруг сумел взять себя в руки и вывалиться из этого дурацкого, унизительного, полуобморочного состояния, в котором находился последнее время. Я перевел взгляд с возмущенного губернатора на его дочь. Конечно, это была та же Аня, какой я ее впервые увидел там, в каюте «шалаша», но в то же самое время – иная. Что-то изменилось в ее облике. Что-то неуловимое, чему не дать однозначного определения. Бледность лица можно объяснить особенностями освещения в камере. Синеватые тени под глазами?.. Усталость, тревога. Взгляд? Да. Взгляд! Глаза – грустные, подсвеченные изнутри, – грустные глаза цвета морской волны.

Хотя мне просто могло показаться. Я мог просто выдумать все – по той простой причине, что хотел видеть Аню именно такой.

Аня, ее папаша и Класус разместились на диване. Мы же с Табачниковым и Гендалем Эрккином встали напротив. Класус проговорил:

– Значит, вы признаете в стоящих напротив подозреваемых тех самых людей, что явились к вам и выдавали себя за представителей Высшего Надзора?

– Совершенно точно, совершенно точно, – заговорил Лапшин. – Конечно же это они. Это Комаров ввел меня в заблуждение, сказав, что…

– Не надо про Комарова. Он не имеет отношения к делу.

– Комаров тут выступил в роли Бобчинского и Добчинского[56], – вполголоса сказала Аня.

– Что? – повернулся к ней отец. – Что ты такое говоришь? Тебе же, кажется, никто не задавал никаких вопросов, что ж ты открываешь рот, а? Тебе же никто не разрешал говорить, тут идет допрос и дознание с участием важного чиновника из надзирающего органа, а ты!..

– Собственно, вы, Антон Иванович, уже можете быть свободны, так как главное вы уже сделали: опознали этих людей, – сдержанно проговорил Класус. – Дальнейший разговор может протекать без вас. Я вызову охрану, вас проводят.

– Хорошо. Анька, пошли!.. Что расселась?

– А вот Анна пусть задержится.

Я смотрел на него в упор… По лицу губернатора медленно, как жирное пятно на белой скатерти, расплылось удивление. Потом – подозрение, густо сдобренное тревогой. Он быстро глянул сначала на бретт-эмиссара, потом на дочь, суетливо поднялся с дивана и прошелся туда-сюда по камере, дважды чуть не запутавшись в собственных коротеньких ножках. Потом выдохнул:

– А что? Она тоже… причастна?

– В некотором роде – да. Анна будет проходить по делу в качестве свидетеля, – сообщил бретт-эмиссар Класус. – Впрочем, это дело официального следствия – сообщить вам, господин Лапшин, о ходе расследования и о том, в каком качестве будут расставлены в нем фигуранты.

– Та-а-ак, – мрачно протянул Антонен Ы Лакхк, – очень занимательно! Допрыгалась, Анька! Я же всегда говорил, что твои связи с разными там проходимцами до добра не доведут!

– Я могла бы назвать тебе имя одного из этих, как ты выразился, проходимцев, – дерзко ответила она, – чтобы ты закрыл рот и раскрывал его только по особому на то дозволению. Но я не буду этого делать, не хочу упоминать имя великого человека всуе, тем более что он уже умер.

Я вытянул шею. Неужели Аня говорит о нем?! И она?! Что же, все те, кто окружает меня в последнее время, имеют прямое касательство к… моему отцу? Я стиснул зубы. Нет, Аня говорит не о нем. Откуда простая зиймалльская девчонка может знать?.. И все же… И все же я могу допустить теперь самое невероятное.

Губернатор Лапшин подкатился к дочери и выговорил:

– Ты вот что, Аня. Я, конечно, не знаю, что к чему, мне только известно, что ты была задержана вместе вот с этими… э-э-э… преступниками! (Гендаль Эрккин лениво буркнул: «Э-э, полегче, жирный! Мы покамест не преступники, вину-то еще не доказали!») И если ты хочешь как-то способствовать тому, чтобы их… чтобы им… сделали какие-то поблажки, так и знай: я тебя вытаскивать не буду! Я хочу сказать, что я абсолютно лояльный к аррантской власти человек, я состою у нее на службе и, как лицо официальное, обязан всемерно содействовать следствию! Я… мне… – Он начал потеть, несмотря на холод в камере, и мне стало до тошноты противно видеть в нескольких шагах от себя это существо. – Я должен сказать, Анна, что эти люди должны понести самое серьезное наказание! Ты посмотри… посмотри на эти лица! Как… как я мог поверить, что этот юнец, вот он… что он бретт-эмиссар? Верите ли, – он повернулся к Класусу, заискивающе сощурился и даже изобразил ногами какое-то подхалимское коленце, эдакое балетное па, – верите ли, сам не понимаю, как я был так глупо одурачен!.. Нет, я быстро… бы-ы-ыстро сообразил, и я бы предпринял все меры, но патруль Охранного корпуса меня опередил… опередил, да! – Он сел на корточки перед Аней и Класусом и, заглядывая в лицо то одному, то другому, продолжал, пуская слюни: – А вот только вижу, что ты им сочувствуешь, что ли, Аня? Нет, ты мне в глаза смотри!.. Товарищ бретт-эмиссар, вы не обращайте внимания на нее, она дура… вы только не сочтите, что она… что она имеет какое-то отношение… А что она вместе с ними летела с Аррантидо, – как я узнал, – так это же… чистое совпадение! Она у меня вообще непутевая, но чтобы что-то серьезное… Она ни на что такое не способна – умом крива да на передок слаба, но чтобы в уголовщину…

Аня побледнела и вдруг, сцепив руки и крепко переплетя пальцы, резко ударила не в меру болтливого папашу. Хрррясь!.. Удар пришелся точно в левый висок и оказался достаточно силен, чтобы рыхлый губернатор повалился на спину и потерял сознание. Гендаль Эрккин произнес с явным одобрением:

– Тяжелая у тебя рука, Аня. Ничего не скажешь, эге. Ловко ты его. Хотя он вроде тебе добра хочет, вон как пытается выгородить, и дурочкой и шлюхой выставляет, лишь бы в серьезное не замешали… Да ты и так чиста. А этого жирного можете на меня скинуть. Мне уж ничего не повредит… Дескать, взял да и врезал губернатору чертов гвелль, и тот с копыт. Очухается, не вспомнит, поди, как что было… Бретт-эмиссар Класус сказал:

вернуться

56

Несложно догадаться, что Аня имеет в виду сходный эпизод из Гоголя, где пара названных шустрых чиновников принимает Хлестакова за ревизора. Впрочем, такие случаи имели место и до «Ревизора», и после него…

92
{"b":"15351","o":1}