– Брукке холльмарт кункурле!.. – заорал он, поднимая меня за шкирку, как котенка, и тряся в воздухе. На меня пахнуло ароматами давно не мытого тела и совсем уж не стиранного белья.

– Ничего не понимаю, – сказал я, болтаясь в могучей руке и жмурясь, чтобы не видеть этой оскаленной физиономии с кривыми желто-коричневыми губами и грубой бородавчатой кожи, – а от непонимания могут быть большие проблемы. Однажды мы с Макаркой сдали зачет и по этому поводу выпили. Немного. То есть немного мы выпили еще до зачета, а потом еще немного. Вот. А к нам в универ приехала французская делегация. Мы с Телятниковым по-французски, как положено, знаем только «же не манж па сис жур». Корпус большой, выстроен бестолково, заблудиться немудрено. Мы идем по коридору, а на нас налетает какой-то француз и начинает жестикулировать и орать: «Сорти, сорта!» Ну, мы взяли его под белы рученьки и в сортир привели. Он продолжает: «Но, но! Сорти, сорти!» Я разозлился, говорю: «Ну чего ты лопочешь, лягушатник! Вот же тебе сортир!» Он свое, мы потом его чуть ли не мордой в унитаз, дескать, мы с тобой еще за пожар Москвы тысяча восемьсот двенадцатого года не рассчитались. Еле он от нас вырвался, убежал. А потом мы встретили знакомую девчонку из французской группы романо-германского отделения, она у этой французской делегации переводчицей была. Она объяснила, что француз этот до сих пор квакает, в себя прийти не может. А еще она сообщила одну милую подробность: «сорти» по-французски означает «выход»!

То ли великан услышал в моем рассказе какие-то знакомые созвучия, то ли ему просто понравилось, как звучит мой голос, но только он тотчас же поставил меня на пол. Подоспевший старик Волох начал кричать на верзилу на том же чудовищном языке, на котором великан пробовал говорить со мной. Забавно было видеть, как он побагровел и глупо выпучил глаза. Не знаю, что уж там наговорил ему Волох, но только впредь Румпельбумпель (вариант – Фельдбубарбанкен) обращался со мною со всей доступной ему почтительностью и однажды даже пробовал угостить жесткой чесночной колбасой, по виду и запаху мало отличной от отходов лошадиной жизнедеятельности.

Я мог бы рассказать еще много подобных эпизодов, из которых состояла наша почти анекдотическая подготовка к войне с магом Гаппонком. Да есть ли смысл?.. Стоит упомянуть разве то, что, занимаясь доблестным войском, я не забывал о себе и за этот месяц с небольшим разжирел самым возмутительным образом: с неполных восьмидесяти я разъелся до девяноста четырех кило и останавливаться на достигнутом не собирался. Точнее, если бы и собрался, то мне не позволили бы. Кто? Да та же Параська Дюжина. Она оттачивала свои кулинарные таланты на узкой группе лиц, которые по неизъяснимому недоразумению стали верхушкой создававшейся армии. Ладно – царь Уран Изотопович, его первый министр Дмитрий Иваныч; ладно – Трилогий Горыныч как первый консультант и обер-эксперт; ладно уж даже старик Волох, определенно связанный нитями, на которых подвешен этот дурацкий мир, – но что делать в руководстве армии таким индивидам, как лесник Леонид, как два злостных уклониста, то бишь я и Телятников?.. А также три лица женского пола – царевна Анастасия-Лантаноида и сюда же бравые сыщицы Чертова и Дюжина? А ведь все мы – руководство! Я так и вовсе капитан нашего воздушного великана, дирижабля, который нарекли громким названием «Дух Белого Пилигрима». И, надо признать, дух от него поначалу в самом деле был еще тот…

И вот – в один эпохальный день – царь дозрел до иллюзии, что у него хватает сил совершить прорывной маневр и наскоком отбить свою многострадальную столицу. Он призвал всех в дом городского градоначальника, где у него, как помним, был маленький филиал столичной резиденции. Летний дворец, если следовать аналогиям. Состав военного совета, на котором принималось решение атаковать Гаппонка, был блестящим. Я так думаю, что не хуже, чем у фельдмаршала Кутузова в Филях. Хотя лично я предпочел бы, чтоб совет возглавил реальный Кутузов (наверняка он где-то ТАМ, в Овраге, пусть не совсем такой, как в учебниках истории). Ведь попали же в Мифополосу Дмитрий Иванович и лесник Леонид!.. А Кутузов чем хуже?

Но на совете председательствовал вовсе не Михаил Илларионович, а Уран Изотопович. Впрочем, для поднятия патриотического духа он позволил величать себя Иоанном Федоровичем. Царь окинул горделивым взглядом всех собравшихся. Помимо уже известного классического состава, заседавшего в памятный вечер в сторожке Леонида, здесь были: военный комендант города генерал Утес, здесь же глава народно-патриотического ополчения, полковник в отставке Агафон Лямблии, великан-тролль Фельдбубарбанкен, глава женской эскадрильи двухметровая ведьма с эклектичным насекомо-испанским именем Комарилья. Еще?.. Гм… еще были, кажется, герцог фон какой-то, а также мой любимый соратник, главный черт Тарас Бурда. Между прочим, неплохой механик – без его помощи мы не разобрались бы с двигателями для дирижабля, обнаруженными в совершенной негодности. Честно говоря, уже и не припомню точный состав того совета, хотя не мешало бы знать поименно, потому что ответственность за идиотское решение, принятое там, в доме городского головы Синеморска, должны бы понести все. Решение откровенно идиотское, но принятое, как и большинство идиотских решений, на самом высоком уровне.

Итак…

Глава государства выронил застольный кубок и, вытерев ребром ладони мокрые усы, изрек коротко и весомо:

– Вперед! На столицу! На священный град!!!

– Уррра! – загомонили все. Возражение поступило только из самого дальнего угла, где сидел старик Волох. Он встал и сказал:

– Ваше величество, а может, лучше следует произвести рекогносцировку? Прощупать противника… разведать, так сказать?

– Много Гаппонку чести!

– Важна внезапность, – сказал военный комендант города таким низким басом, что дрогнули стекла в окнах. – А разведывательные мероприятия могут выдать подлому врагу наши планы.

– Нужен двойной удар, – сказала Комарилья и подалась вперед, отчего под ее могучим бюстом едва не треснула столешница. – С земли и с воздуха. С воздуха выступит «Дух Белого Пилигрима», поддержанный моими девочками. Взрывники Тараса Бурды (черт раскланялся) подготовят несколько тысяч адских бомбочек, которыми мы на бреющем полете будем забрасывать живую силу врага. Одновременно последует удар основных наземных сил, численность их уже доведена до пятнадцати тысяч голов.

– Не считая других частей тела!.. —

– Вот именно.

– А что она считает моих молодцев, как деревенское стадо, – по головам? – возмутился бравый отставной полковник Агафон Лямблии, но его не слушали, потому что Комарилья продолжала:

– Я уверена, что невиданное сплочение всех нас, издревле живущих в этих землях, станет залогом нашего успеха. (Хорошо говорит, ничего не скажешь.) Мы много враждуем меж собой, но наши раздоры уже привычны, они освящены именами пращуров! И, когда я вспоминаю о том, что моя прабабушка была утоплена в Глоссарии прадедушкой Агафона Лямблина за колдовство и торговлю заклинаниями, я не злопыхаю, а говорю: вот сколь тесны и древни связи между нашими родами!

– А моего троюродного прапрапрадедушку подняли на вилы пьяные дружинники, которыми командовал предок генерала Утеса, и ничего, я не в претензии, – великодушно припомнил черт Тарас Бурда. – Перед лицом общего врага…

– Лицом?! Морррдой!

– А подать сюда того кролокрота! – заревел на своем чудовищном наречии великан Фельдбубарбанкен и пнул в лодыжку Макарку Телятникова, который сидел напротив него. Ни в чем не повинный Макарка скривился от боли и сохранял на своей физиономии обиженно-жалобное выражение в течение всего времени, как одобрялся гениальный стратегический план нападения на столицу, все еще изнывавшую в жадных лапах Гаппонка и его тварей…

Отсчет военного маневра пошел сразу же с того момента, как государь, выехав за ворота Старого города, упал с коня прямо в вонючий ручей Глоссарий. Его извлекали из зловонной жижи, а он отплевывался и кричал: