— Ты могла бы поспать сегодня подольше и не рваться на работу. Разве я не говорил об этом вчера?
Тон его голоса был довольно сухой, сдержанный, и это несколько разочаровало и даже насторожило ее.
— Да, говорил, но я уже давно привыкла просыпаться рано. Мне стоило терпения дождаться девяти часов, когда я наконец смогла отправиться на работу.
— Ну что ж… Ценю твою преданность делу.
Зазвонил телефон, женщина взглянула на босса, тот кивнул, и она быстро подняла трубку.
— Офис мистера Роккаттера, — четким, профессиональным тоном произнесла Кэтрин. Трубка молчала. — Алло. Вас плохо слышно. Говорите чуточку громче.
— Кто это? — повелительным тоном спросила незнакомая женщина с другого конца линии.
Решив никак не реагировать на столь бестактную манеру разговаривать по телефону, Кэтрин спокойно и с достоинством ответила:
— Меня зовут Кэтрин Пирс. Я помощница мистера Роккаттера.
— Ах да, конечно, — медленно проговорила женщина. — Хотелось бы узнать, мой сын у себя в кабинете?
— Минуточку, пожалуйста.
Кэтрин вопросительно взглянула на босса, и тот удивленно изогнул одну бровь.
— Это твоя мама, — сказала она, отвечая на его немой вопрос.
Он потер рукой лоб, и тотчас на его лучистые голубые глаза легла тень усталости.
— Я возьму трубку у себя, — сказал Джеймс и быстро скрылся за дверью кабинета.
Кэтрин прекрасно понимала его реакцию на звонок матери. В какой-то степени ей удалось по первой же фразе, по черствому, грубому тону голоса сразу раскусить эту женщину. Сама же она в своей матери души не чаяла. Разумеется, ее мама была замешена совсем из другого теста, и ее отношения не только с близкими родными, но и с посторонними людьми строились совсем на других принципах. Несмотря на катастрофически ухудшающееся здоровье, она, общаясь с кем бы то ни было, всегда проявляла свои лучшие качества — мягкость, порядочность, доброжелательность. Кэтрин знала: не было на земле ни одного человека, который мог бы вывести ее мать из себя, как не было никого, на ком бы она захотела выместить свою боль или горькую обиду.
В последний приезд матери к Кэтрин между ними произошла единственная в жизни ссора, а скорее даже не ссора, а спор по поводу семейного статуса дочери. Незамужнее положение Кэтрин вызывало беспокойство у матери и, по сути дела, являлось единственным поводом для разногласий между ними. Их споры, как правило, заканчивались тем, что Кэтрин — в который уже раз? — пыталась уговорить мать перебраться в Нью-Йорк, чтобы они могли чаще видеться.
Услышав звук приближающихся шагов, Кэтрин подняла голову и увидела перед собой Джеймса. Он спросил о папке, которую она должна была приготовить для него еще с вечера. Его лицо было задумчивым и чуточку грустным, и Кэтрин опять удивилась, не услышав от него ни слова в момент, когда передавала ему папку.
Вернувшись в кабинет, Джеймс медленно прикрыл за собой дверь… и как вкопанный замер на месте. С самого утра, как только он проснулся, на него нахлынули мысли о мисс Пирс и его отношении к ней. Принятое им вчера решение распрощаться с этой женщиной зависло где-то вверху между небом и землей и теперь с каждым часом становилось все более эфемерным, ирреальным. От нахлынувших мыслей голова у него шла кругом, и в ней едва находилось место для насущных рабочих проблем.
Джеймс снова потер лоб, запрокинул назад голову и резко встряхнулся, будто пытаясь освободиться от какого-то наваждения. Он стоял, прислонившись спиной к двери, и не чувствовал, как его ступни вминали в пол папку, минуту назад переданную секретаршей. И только когда его взгляд случайно скользнул по полу, он заметил у ног рассыпавшиеся бумажки.
Приведя в порядок папку, Джеймс положил ее на стол и уселся в кресло. Самообладание вернулось к нему, и теперь он мог все взвесить спокойно, не торопясь.
Прежде всего, к своему собственному удивлению, в телефонном разговоре с матерью он не просто подтвердил, что мисс Пирс — его новая временная секретарша, а рассказал о ней гораздо больше, чем сам того ожидал. С его языка сорвалось, в частности, упоминание о том, что эта женщина работала в «Лэндмарк мануфэкчурерс» и что от всех его предыдущих помощниц ее отличал «поразительно высокий уровень квалификации».
Пауза, которую сделала миссис Роккаттер после эмоционального монолога сына о мисс Пирс, говорила ему о многом. Джеймсу стало ясно, что для его матери обсуждение с ним светских подробностей, касающихся Кэтрин, было такой же нелепостью, как и для него самого. Миссис Роккаттер и ее сын очень редко тешили друг друга беседами, тем более задушевными. И тем более о сотрудниках компании; эта тема вообще была негласным табу в их языковом общении.
После многозначительной паузы строгая мать начала увещевать взрослого сына в том смысле, чтобы его личные эмоции ни в коем случае не мешали делам компании. Выслушав ее, Джеймс почувствовал себя неопытным глупым юнцом. С каких пор она стала читать ему нотации? И до каких пор это будет продолжаться? Прошло уже немало лет после того бурного разговора, когда он не только напомнил ей, что скоро ему исполнится сорок, но и твердо заявил, что вполне способен принимать решения без мамочкиного вмешательства.
Да, он давно уже сам отвечал за свои поступки, ошибки и все прочее. Ряд уроков, которые преподнесла ему жизнь, обошелся дорого. Например, урок первой любви, когда он безумно увлекся Бьюлой Крэйдл. Они вместе учились тогда в колледже. Однако чувства юного Джеймса Роккаттера были отвергнуты. Зато, потерпев поражение, он смог отделаться от навязчивой идеи, будто любовь способна побеждать все, стать сильнее всего, даже истории предков. У Роккаттеров не было корней среди основателей Соединенных Штатов — самых первых переселенцев, прибывших в Америку из Англии на корабле «Мэйфлауэр». Но Джеймсу в годы юности, в годы ослепления первой любовью было невдомек, что даже такой факт мог повлиять на историю его любви…
Но и не имея предков среди «истинных» американцев, Роккаттеры все равно гордились своим прошлым, гордились тем, что сами основали, укрепили и возвысили свою сугубо американскую семейную династию. Хотя это и стоило некоторым представителям династии определенных усилий и нетрафаретных действий. К примеру, дед Джеймса по отцовской линии Брюс Роккаттер несколько лет тайно торговал самогонным виски. Он занимался этим в нарушение сухого закона, введенного в стране. Зато его подпольное ремесло помогло ему создать прочный финансовый фундамент для потомков.
Джеймс любил деда. Он считал Брюса настоящим сорвиголовой и на всю жизнь запомнил его рассказы о бурных приключениях, которые тот имел в молодости. У внука было подозрение, что дед вслух вспоминал о своем крутом прошлом, чтобы прежде всего позлить мать, а заодно и позабавить окружавших его слушателей.
Однако в семье Бьюлы чувство юмора решительно отсутствовало. Ее родители, а под их влиянием, может быть, и она сама, предпочтение отдавали другому чувству — непомерной гордости за своих предков, большинство из которых были голубых кровей. Но Джеймс проникся тогда глупым убеждением, что цвет крови предков, родословные корни не могут стать препонами в любви между ним и Бьюлой. Он умолял ее сбежать с ним из дома, выйти за него замуж, а уж потом они заставят ее родителей принять его в свой круг. Однако Бьюла оказалась не способной ослушаться своих родителей ради человека, который, по их мнению, стоял гораздо ниже Крэйдлов на иерархической лестнице общества.
Джеймс был уверен, что в тот день, когда эта девушка отвернулась от него, его сердце превратилось в кусок льда, тогда же он дал себе клятву никогда больше не позволять эмоциям брать верх над здравым смыслом.
С тех пор он никогда не допускал, чтобы что-то мешало ему достигать целей, которые он ставил перед собой.
Но вот случилось нечто неожиданное: теперь, похоже, верх над его здравым смыслом начинала брать некая Кэтрин Пирс. Похоже, ради нее он готов был даже отказаться от выгодной сделки. Неужели все так перевернулось только потому, что его новая секретарша, причем нанятая на временной основе, вызывала у него эрекцию! Ни черта подобного! Он установит над своим рассудком и половым инстинктом железный контроль, и на первом месте в жизни у него всегда будет стоять то, что им самим запланировано.
