Андреас свернул на стоянку для отдыха. Сидел и слушал, как человек рассказывает свою жизнь. На последних фразах он весь сжался, его била мелкая, похожая на озноб дрожь. Сдавило горло, он начал всхлипывать — сухо и коротко. Когда наконец появились слезы, дрожь прошла, и он успокоился. Положив голову на руль, он долго плакал, точно не зная почему.
Запись продолжала играть. Когда Андреас снова пришел в себя, женщина с чрезмерно четким произношением говорила:
Я моюсь. Ты моешься. Он моется. Мы моемся. Вы моетесь. Они моются.
Он вынул кассету из магнитофона. Пошел умыться в небольшой туалет. Кассету он выбросил в урну, на которой на четырех языках было написано: «Спасибо». Сел за один из бетонных столиков, стоявших на ярком солнце. Немного отдохнув, поехал дальше.
За сто километров до Парижа Андреас свернул на запад. Ему казалось, он смотрит на себя с высоты и видит, как движется в темноте по незнакомой местности. Дорога долго шла через поля и леса, мимо заброшенных деревень. Изредка возникали города, и тогда на обочине появлялись световые рекламы дешевых отелей и торговых центров. Однажды Андреас чуть не заснул. Машина незаметно для него медленно выехала на полосу обгона. Лишь громкое, длительное гудение вывело его из забытья. Он резко повернул руль, «ситроен» качнулся и начал опасно вилять, другая машина обогнала его так близко, что они едва-едва не столкнулись. Сердце Андреаса громко стучало. Он опустил стекло. В салон ворвался теплый воздух, кузнечики стрекотали так громко, что их было слышно даже за гулом мотора.
Андреас снова включил радио. На «Франс культюр» шла одна из его любимых передач — «Du jour au lendemain».[14] Журналист задавал вопросы французскому писателю, имя которого Андреас ни разу не слышал и которого якобы невозможно было читать. Писатель давал пространные ответы, из которых Андреас — даже закрыв окно — понимал лишь половину. Раньше он был верующим, говорил писатель, даже хотел стать священником, но когда сам стал творцом, писателем, то начал сомневаться в Боге. Теперь он верит только в собственное «я», в жизненную энергию, которая сильнее мук и болей, сильнее окружающей всех смерти. Жизненная энергия одного человека в итоге оказывается сильнее абсолюта, подрывает его основы, заставляет его погаснуть, сойти на нет. Собственное «Я» с большой буквы, сказал он. Андреас позавидовал самоуверенности этого человека. У него собственный образ никогда не складывался с такой четкостью. Возможно, поэтому он и вел заурядную жизнь. Одинаковость дней была для него единственной опорой. Без места, без квартиры, без расписаний, регулярных встреч с любовницами и друзьями он был всего лишь крошечной точкой посреди неуютного, пустынного пейзажа.
Он вспомнил о вечерах с Надей, из раза в раз повторяющихся вечерах. Тогда ему казалось, что пустота — это повторение. Но он ошибался. Пустота притаилась по ту сторону повторений. Боязнь пустоты была боязнью хаоса, беспорядка, страхом смерти.
Андреас хотел ехать всю ночь. Снова увидев световую рекламу, он решил снять номер и передохнуть несколько часов. Отель стоял прямо около съезда с шоссе. На заправке напротив Андреас купил пива. У стойки регистрации сидел сонный североафриканец, попросивший его сразу оплатить номер.
Несмотря на усталость, заснуть Андреас не мог. Пил пиво и смотрел телевизор, пока глаза все-таки не закрылись. Во сне он продолжал ехать по бесконечному шоссе. Видел лишь разделительный пунктир, не видел его, чувствовал ритм пунктира глухими ударами в голове. Машина падала в беспросветную пропасть, полоски пролетали мимо и отбивали все убыстряющийся темп непрерывного падения.
Андреас проснулся в поту, таким же усталым, как и до сна. Было рано, на улице рассветало. Он принял душ и, собрав вещи, спустился вниз. У стойки регистрации никого не было. На табличке были написаны часы завтрака и телефон службы спасения. Андреас не хотел тратить время и решил сразу ехать дальше.
Укладывая чемодан в багажник, он увидел сверток с богиней охоты. Развернул статую и провел пальцами по ее блистающему бронзовому телу, крошечной груди и маленькому личику, которое всегда напоминало ему лицо Фабьен и — как он теперь заметил — сильно от него отличалось. Он потрогал лук и колчан с проволочными стрелами, короткую юбку, скрывавшую чресла, и застывшие при ходьбе ноги, одна из которых касалась цоколя лишь пальцами. Покачал статую в руке. Подумал, не выбросить ли ее, но потом снова завернул и осторожно положил обратно в багажник.
Ближе к полудню он проехал Бордо. Купил на заправке местную карту. Поискав, нашел тот кемпинг, о котором рассказывала Дельфина: «Гран-Кроо». Дорога вела прямо к океану и там обрывалась. Зданий на карте не было, рядом с названием была лишь пиктограмма смотровой площадки.
Шоссе проходило мимо пиниевых лесов и низких зарослей кустарников. Машин было много, и, когда за несколько километров до океана дорога сузилась, образовалась пробка. На последний отрезок пути у Андреаса ушел почти час. Солнце жгло машину, и Андреас вспотел.
Дорога заканчивалась широкой лентой. По ее краям, в тени высоких пиний виднелись сотни парковочных мест. Многие были заняты, и вокруг толпились люди в купальных костюмах: одни доставали вещи, другие устроили рядом с машинами пикник. Андреас ехал с черепашьей скоростью. Через несколько сотен метров он увидел въезд в кемпинг жандармерии. Пропускной пункт закрылся на обед и должен был открыться лишь в два часа. Андреас припарковался и позвонил Дельфине на мобильный. Она не отвечала. Он прослушал запись на автоответчике, но сообщения не оставил. Наверно, Дельфина была на пляже и не взяла с собой телефон.
У ограды висел план кемпинга. На нем было двести мест для автомобилей и несколько десятков домиков, обозначенных коричневыми квадратиками. Дельфину придется искать целую вечность, возможно, она вообще у океана. Андреас решил пойти на пляж и вернуться позже. Переоделся за машиной, тщательно намазался кремом от загара и надел футболку. Босиком пошел по кемпингу туда, где, по его предположению, был океан. Казалось, кемпинг заполнен до отказа, но людей почти не было видно. Те, кто, встретился Андреасу, носили тренировочные костюмы, шорты, футболки и сандалии. На большой песчаной площадке, у края которой стояли столики и стулья кафетерия, двое мужчин играли в шары. Это и был тот рай, о котором рассказывала Дельфина: длинные ряды палаток и фургонов под сенью высоких пиний, продуктовый магазин и прачечная, маленькие заасфальтированные дорожки и через каждые сто метров блок с туалетами и блок с душами. На некоторых парковочных местах рядом с большой палаткой стояла еще одна поменьше, на других были растянуты защищавшие от чужих взглядов платки. Между деревьев висели гамаки и веревки с полотенцами. Возле нескольких палаток лежали кучки скорлупок от расколотых специальными щипцами пиниевых орешков.
Отдых в кемпинге всегда представлялся Андреасу чем-то ужасным. Однажды он пошел на это и вместе с девушкой провел неделю в палатке у Средиземного моря. Ему вспоминались лишь мокрая одежда, всюду липнущий песок и туалетная вонь, переполненные пляжи и дискотеки, гвоздем которых был танец маленьких утят. С той девушкой он вскоре после этого расстался, по другой причине.
Андреас прошел через весь кемпинг. Даже не догадывался, куда надо идти, чтобы выйти к океану. Блуждал среди деревьев. Наконец в лесу показался просвет, и он увидел высокую дюну. Пошел наверх, утопая в горячем песке. Лишь теперь на него снова навалилась усталость. Забравшись на дюну, он оглянулся. Кемпинга больше не было видно: лишь бесконечный лес и в некотором отдалении мощный, наполовину скрывшийся в песке бункер. Бетонную крышу метровой толщины разрушили, стены исписали граффити.
Океана отсюда еще видно не было, но до Андреаса уже доносился шум прибоя. Он прошел по небольшой лощине и снова поднялся на несколько метров. Тогда он внезапно почувствовал ветер и увидел перед собой океан, а под ногами — пляж, казавшийся бесконечным и терявшийся в желтоватом мареве в обоих направлениях. Пляж был почти пустым. В нескольких сотнях метров от Андреаса люди лежали чуть ближе друг к другу. Там в песок были воткнуты голубые флаги, а на вышке сидел спасатель. В воде стояли дети, подростки, родители с детьми, целые семьи. Они стояли рядом по колено в воде перед вздымающимися и опадающими гребнями волн, словно ждали чего-то. В безбрежном океане они казались крохотными. Андреас заскользил вниз по дюне. Чем больше он приближался к воде, тем меньше становился. Он чувствовал себя очень одиноким, брошенным — чувство, которое часто появлялось у него в детстве. Повернулся на юг и стал удаляться от голубых флагов.
