Она вошла в дом, мы с Рысью отправились следом, слегка потолкались в дверях, как мы это делали всегда, и «раз, два, три!» вместе перепрыгнули через высокий порог.
Олея тем временем поставила на лавку маленький берестяной короб, открыла его и достала замечательнейшие вещи: тонкую белую рубашечку, вышитую золотыми и серебряными нитями такой красоты, какую я никогда в жизни не видела, наголовную повязочку с прицепленными к ней маленькими камешками зеленого, синего, голубого, розового и еще многочисленных оттенков желтого цвета. Как они сверкали и переливались на солнышке, лившемся через открытую дверь! Даже Рысь прекратил свои обычные насмешки и с каким-то уважением посмотрел на меня.
- Это все твое? - хмыкнул он, поддев пальцем тоненькую цепочку из кусочков солнечного камня на повязочке.
- Да, это принесли ей,- сказала Олея,- а еще вот, посмотри.
Ну и красивое же было ожерелье из больших перламутровых розоватых жемчужин! Я взяла его и положила на ладонь. Оно было теплым, словно что-то грело его изнутри.
Наконец Олея достала из короба белоснежные кожаные коротенькие ботиночки, очень мягкие, с полосками кожи, продетыми в отверстия сверху, чтобы их можно было завязывать.
Это меня просто сразило: летом мы всегда бегали босиком, как и все дети в деревне, а зимой в колючих валенных сапогах из овечьей шерсти, поэтому я просто остолбенела от такого великолепия! Какие там горести и слезы! Я только думала о том, как бы поскорее наступило завтра, и я смогла бы нарядиться в красавицу.
Летнее утро было солнечным и свежим, так бывает только в июле, когда еще не приступила дневная жара, но солнце, уже поднявшееся на безоблачном небе, начинает целовать своими ласковыми лучами все вокруг: траву, цветы, деревья, птиц в вышине, колосья в поле и всех, поднявшихся спозаранку, благословляя их на новый день.
Олея вымыла меня мыльным корнем в деревянном корыте и нарядила в принесенную Велсой одежду. Как я была довольна! Какая же я красавица! Мои ножки в белоснежных башмачках топали по свежевымытому полу нашей избушки, головой я раскачивала в разные стороны, чтобы сверкали прикрепленные к повязочке золотые кольца. А поясок из желтых камешков! А ожерелье! Все было очень красиво и радовало меня неимоверно.
Когда Велса подошла к нашему домику, я уже встречала ее на пороге вместе с Рысью, а он, кстати, не мог отвести от меня глаз все утро, и смотрел бы на меня раскрыв рот и дальше, если бы я, глядя на подходившую женщину, вовремя не треснула его по лбу. Не был бы столь торжественный момент, я обязательно получила бы сдачи, а потом мы свалились бы на землю и лупили друг друга, пока не устали. А теперь он просто обиделся и отбежал в сторону.
- Пора, Илга, пойдем, - Велса легонько притронулась к моей голове, словно заявляя теперь свои права на меня.
- Будь умницей, девочка моя, не забывай нас. Возвращайся, если сможешь,- заплакала Олея. Я заревела вслед за ней, даже Рысь повсхлипывал немного.
Дождавшись, когда наши прощальные эмоции улягутся, Велса протянула моей кормилице ладонь: кучка разноцветных драгоценных камней сияла на ней. Наверное это было целое состояние, потому что кормилица перестала всхлипывать и с радостью стала благодарить за столь щедрый подарок.
- Мы никогда не забудем твоих трудов, Олея. Да благословит тебя Бог Камня, да будут твои дни долгими и радостными.
Потом Велса крепко взяла меня за руку, и мы пошли не по лесной тропинке, а по главной улице нашей деревне. Никогда не забуду глаза людей, провожавших нас. Мужчины, женщины, старики, дети стояли у своих домов, переступали с ноги на ногу и смотрели, смотрели, смотрели, словно одно огромное шевелящееся существо, состоящее из множества настороженных, печальных глаз. Совсем не понимая, откуда взялось такое пристальное внимание, я только косилась по сторонам и вздыхала от волнения.
Я думала, что мы пойдем в деревню Волхвов на Жертвенный Холм, но Велса у частокола, так пугающего меня (тут я опять со страхом опустила голову), свернула к Плещину озеру, сначала пошла, также крепко держа меня за руку, по его пологому желтому песчаному берегу, в который тихонько плескались прозрачные маленькие чуть пенящиеся волны, а потом мы поднялись в лес по узенькой, почти неприметной каменистой тропинке.
Дальнейшую дорогу я почти не помню. Солнце, такое ласковое утром, стало сильно припекать, в лесу было очень душно, мне стало жарко и захотелось пить. Наконец Велса, не сказавшая мне ни слова во все время нашего пути, остановилась.
Лес стал совершенно редким: деревья были какие-то маленькие, почти стелющиеся по земле, словно неведомая сила пригнула их и заставила поклониться. Перед нами высился небольшой пологий холм почти без растительности на нем, только кое-где торчали пучки чахлой желтой травы. Все пространство холма вместо деревьев занимали разбросанные повсюду круглые каменные шары разного размера - огромные и совсем крошечные. Эти странные темно-серые шары, некоторые абсолютно гладкие, а некоторые с выбоинами и отколотыми кусками, лежали на разном расстоянии друг от друга словно были брошены кем-то или специально оставлены, но этот кто-то должен был быть очень большим, раз играл в такую непонятную мне игру с тяжелыми каменными шарами, я подумала, что наверное не смогла бы поднять даже самый маленький из них.
- Уже пришли, - сказала Велса и подвела меня к небольшому отверстию у самого подножия холма возле огромного серого шара с отколотым куском. Повернувшись боком, мы протиснулись в узкий проход и вошли в полукруглую пещерку. Там было здорово: дневная жара не проникала внутрь, а со стены стекал прозрачный ручеек с прохладной водой в маленькую каменную чашу, выдолбленную кем-то из стены на уровне рук. По вкусу вода была необычной: очень мягкой и сладкой, в деревне такой у нас точно не было. Я с удовольствием напилась, потом подержала руки в чаше, потом покрутила головой в разные стороны, разглядывая пещерку. На ее стенах были вырезанные из камня небольшие зверьки: малыши лисята, медвежата, волчата и множество других очень обаятельных крошек. Я подошла к каждому и потрогала их, радуясь столь необычным игрушкам. Велса не оговаривала меня и не торопила, только стояла и спокойно ждала. Наконец я немного успокоилась, и мы пошли дальше. Вот уж насмотрелась я тогда подземной красоты! Никогда такого не видела! Только ахала, разглядывая странные подземелья: широкие полукруглые своды, большие залы со сверкающими, похожими на лед белоснежными сосульками, стены в россыпях сияющих желтых, зеленых, красных, синих камней - вот каким было подземное великолепие! Один раз я даже провела рукой по стене, и зеленые мелкие камешки, шурша, просыпались вниз. Они были чем-то похожи на те, которые Велса дала Олее, только другого цвета. Я оглянулась на свою спутницу, ожидая строгого выговора за баловство, но она молча стояла и спокойно ждала меня. И свет лился из отверстий в стенах, но это были не дневные лучи солнца, вдруг проникшие в глубину, а легкий, голубой, призрачный, переливающийся свет, немного похожий на серебряное мерцание Луны ночью.
На всем протяжении нашего пути из полутемных коридоров выходили женщины, очень похожие на Велсу, старухи с длинными седыми волосами, совсем юные девушки и девочки примерно моего возраста, одетые в белоснежные рубахи с вышивкой разных цветов. Светловолосые и седые, маленькие и взрослые, все чем-то похожие друг на друга, они шли впереди нас и за нами. Их было не так много, но в конце пути мы уже шли в общем небольшом потоке.
- Кто они?- спросила я Велсу.
- Это все твои сестры, дочери Бога Камня. Они живут на Земле со своими семьями и собрались здесь на Праздник Передачи Силы, - ответила она.
- Какой Силы? – удивилась я.
- Увидишь,- был ответ.
Наконец мы пришли в огромный зал, так ярко освещенный стоящими вдоль стен большими каменными светильниками с налитым в них темным маслом, что казалось мы находимся на поверхности земли под летним солнцем. Я подняла голову и посмотрела вверх: серые каменные своды, сияющие разноцветными узорами из множества драгоценных камней, уходили конусом на такую высоту, которую невозможно было себе представить, и терялись в темноте. Потом я вспомнила небольшой пологий холм, возле которого мы вошли в пещерку, представила весь наш длинный путь к этому залу и подумала, что все это не могло уместиться под холмом, хотя ощущения, что мы спускались вниз, у меня не было.
