А потом Робби посмотрел на меня так задумчиво, притянул к себе и поцеловал. И я куда-то полетела, полетела… У меня было ощущение, словно тебя высасывают через соломинку. Но мне это даже нравилось. Робби придерживал мое лицо руками и целовал, целовал… У меня прямо дух захватило, и кружилась голова. Мы стремительно продвигались вверх по поцелуйной шкале, пролетев четвертую стадию (беспрерывное касание губами более трех минут), потом, после коротенькой передышки, мы перешли к пятой (поцелуй с разомкнутыми губами) и чуть-чуть затронули шестую (касание языками). Йес! Мы с ним во второй раз дошли до шестой ступени!

Потом мы болтали, вернее, говорил он, а я молчала, потому что не могла сказать ничего внятного. Я много всего перебрала в уме, хотела продемонстрировать ему паралич челюсти или предложить свою последнюю рубашку, но ничего этого не требовалось. Робби сидел, обняв меня за плечи, и мне было так хорошо, к тому же нос мой в профиль только выигрывает. И Робби сказал мне:

— Я старался тебя забыть, но у меня не получилось. Я даже порадовался за тебя, когда ты начала встречаться с Дейвом. Но сам при этом ужасно скучал. Знаешь, я написал для тебя песню. Хочешь послушать?

И я сказала «да» без всякого дурацкого французского акцента. Робби легонько отклонил мою голову назад, себе на колени. Это было очень приятно, хотя его нос оказался совсем близко, но это ничего — ведь он Бог Любви, и я люблю его. Это же не Джеймс, от Джеймса меня бы стошнило. И тут я подумала, а вдруг неприлично заглядывать человеку в нос. И тогда я закрыла глаза и просто тихо улыбалась.

И Робби спел песню. Песню, которую посвятил мне. Там были слова «я хотел ее видеть», а потом еще ла-ла-ла-ла, и все это под красивую мелодию. Во время пения он ритмично постукивал ногой, и голова у меня подпрыгивала, и я переживала, что глупо выгляжу.

16.00

Бог Любви проводил меня, а потом пошел домой. После моего пятнадцатилетия (в следующем месяце) он хочет официально объявить меня своей девушкой, познакомить с родителями, и все такое.

Я неотразима.

Я притягательна.

Даже в пижаме с картинкой телепузиков на груди.

Даже с ненакрашенными ресницами.

Жизнь прекрасна, ля-ля-ля!

Иес! Тирлим-бом-бом!

17.00

Надо же, мама с папой проснулись. Даже если бы и не так, мне все равно, потому что я пребываю на седьмом небе, в заоблачных высотах, в розовых мечтах.

Фати — веселый и всем довольный. Он ходит, радостно оглядывая дом, и время от времени обнимает меня. Уж скорее бы он пришел в норму. Мне даже интересно, когда он перестанет играть в «счастливое семейство» и станет обыкновенным отцом.

18.00

Его хватило ровно на час.

А дело было так. Я разговаривала по телефону с Джаской:

— Ага, приходи, я тебе такое расскажу! Это был класс. Тебя на сколько отпустят? Ага. Слушай, мне не терпится рассказать тебе: он был суперский. Приехал на своей машине в крутых черных джинсах…

Мимо прошел фати. Он зашел на кухню и через минуту вышел, помешивая в чашке чай с сахаром, а в это время я как раз рассказывала Джаске, какая на БЛ была куртка, но отец меня перебил:

— Джорджия, хватит трепаться по телефону, ведь все равно Джас к тебе скоро придет. Ты знаешь, мы деньги не печатаем.

Вот фашист, не прошло и часа, а он уже за свое.

Я и говорю Джаске:

— Ну ладно, Джас, пока, а то я и так наговорила с тобой на целых два пенса. Жду.

19.20

Сижу в комнате и представляю свою свадьбу… Интересно, а невестам можно черное надевать?

Потом пришел папа и предложил спуститься вниз на «семейный» совет. Уж я-то знаю, как все это бывает: предки поставят меня перед фактом, я начну возникать, они обзовут меня испорченной девчонкой и отошлют обратно в комнату. Я и говорю папе, очень вежливо говорю:

— Слушай, а может, по сокращенной программе? Стоит ли спускаться вниз? Давай валяй!

— Не понимаю, о чем ты, Джорджи, — отвечает он. — Спустись, пожалуйста, в гостиную. И что у тебя с глазами, почему они у тебя такие опухшие? Ты не простудилась?

— Нет, это я ресницы намазала вазелином, чтобы лучше росли.

— Может, хватит себя уродовать? Кто бы говорил!

Мы вместе пошли вниз, а я подумала, что после возвращения из Новой Зеландии отцу совершенно изменил вкус: на нем клетчатые шаровары (это почти преступление против человечества), к тому же он сбрил бакенбарды, усы и почти всю бороду, оставив совсем чуть-чуть. Когда мы вошли в гостиную, мутти поцеловала фати в щечку и погладила его «бороду».

А мне-то что — у меня-то парень секс-символ, жизнь прекрасна.

— Ладно, — говорю я. — Валяйте! Давай, Эль Бородаччо, выкладывай.

И Эль Бородаччо говорит:

— У меня отличные новости. В моем распоряжении коттедж в Шотландии. Мы всей семьей можем махнуть туда на недельку — ты, я, мама, Либби, твой дедушка и дядя Эдди. Мы даже можем пригласить туда Джеймса, все-таки он твой ровесник.

Sacre bleu. Merde и черт знает что такое.

На мое счастье, пришла мисс Семейные Трусы, и мы отправились ко мне в комнату. А там, как всегда, людно. Не дом, а проходной двор. На кровати развалились Либби, Барби, лошадка Чарли и Ангус с Наоми.

Я говорю:

— Либби, пойди поиграй с папой.

Но Либби и не подумала, она встала на кровати и давай прыгать, распевая:

— Я испекла пирожок, я испекла пирожок!

Она уже хотела снять штанишки, которые подозрительно провисали, но я ее тормознула:

— Либби, не надо.

— Надо, мне в них тесно.

— Либби, оставь.

Но было уже поздно. Джаска чуть не упала в обморок. Мне-то не привыкать, а у нее младшей сестренки отродясь не было.

Чтобы спокойно поговорить, нам пришлось укрыться в подсобке. Мне не терпелось рассказать подруге про то, как мы целовались с Робби, ну а ей, конечно, про Тома.

И она начала:

— Мы с Томом ездили за город.

О, господи. Придется терпеть, не то Джаска не станет слушать мой рассказ.

— И зачем же вы ездили за город? — спрашиваю я.

— Чтобы побыть вдвоем на природе.

— Надо было переться в такую даль! Могли бы посидеть у тебя дома. Среди комнатных растений.

— Это не то.

— Неужели? И что же вы там делали?

— Мы наблюдали.

— За чем?

За флорой и фауной, как на уроке биологии. Это очень интересно. Между прочим.

Том мне много рассказал. А потом мы нашли «кукушкины слюнки» (50)и видели барсучьи следы.

Я захлопала в ладоши и начала прыгать по комнате:

— Кукушкины слюнки? Супер! Надо было ехать с вами, а не целоваться с Робби.

Джас покраснела от обиды, только кончик носа белый. И до чего ж мне нравится доводить ее — она становится похожей на розовую панду в короткой юбочке и семейных трусах.

Но потом мне стало жаль Джаску, и я обняла ее за плечи.

— Какая же ты! — надулась она.

— Знаешь, Джас, я чувствую себя такой счастливой, — вздохнула я. — Но в то же время мне жалко Дейва Смехотуру, он ведь хороший парень, к тому же веселый. А я разбила ему сердце.

Джас машинально стала дергать молнию на папиной рыбацкой сумке. Это она зря делает, потому что фати имеет обыкновение забывать там опарышей, из которых потом вылупливаются навозные мухи.

— Ой, я забыла тебе сказать, что Дейв теперь встречается с Эллен, — говорит Джаска, — и мы сегодня вчетвером идем в кино.

Полночь

Sacre bleu. A я думала, что нравлюсь Дейву Смехотуре. С какой стати он встречается с Эллен? И как она посмела? Мы ведь только-только расстались.

1.00

Да ладно, ведь у меня есть БЛ. Не будь собакой на сене.

1.05

А все-таки Дейв был прикольный. Но в дрожь меня с ним, увы, не бросало.