Я была посудомойкой, работала у китайцев в прачечной, пела в студенческом баре… Что ты так на меня смотришь, Вивиана? Не веришь? Конечно, ведь все вы, Олшоты, считали меня легкомысленной лентяйкой, способной только тратить чужие деньги. Не хмурься, я уже не обижаюсь. К тому времени, как у меня появилась возможность тратить чужие деньги, я успела освоить массу профессий. У меня ногтей не было на пальцах полгода – из-за мыльной воды – и я лепила себе пластмассовые жвачкой…

А потом я познакомилась со Стюартом. Это когда уже была певичкой в баре. Он в меня влюбился, твой отец, но ведь он был Олшот и привык, чтобы все, на что упал его милостивый взор, доставлялось ему немедленно и в красивой упаковке. Он бы ни за что на мне не женился, кабы я не сказала ему «нет». Это ему и в голову бы не пришло! Но я смеялась над ним и отвергала все его ухаживания. Я тогда уже неплохо зарабатывала, поклонников у меня было полно, и весь мир лежал у моих ног. Так мне казалось.

Стюарт взбесился. Он караулил меня на улице, ходил на каждое выступление, присылал букеты… А потом избили в кровь моего парня. Фредди его звали. Дальше – больше. С работы его уволили, а на новую не брали, то и дело он попадал в какие-то передряги, а, в конце концов, к нам приехала ночью полиция, устроила обыск и нашла у Фредди в куртке наркотики. Я-то знала, что он никогда ими не баловался, точно. Он был добрый как теленок, совсем простой парень. Похож на твоего… Извини, я не буду.

Вот, и тут в комнату вошел твой будущий отец. Он мне оч-чень популярно все объяснил.

Сказал, что свобода и жизнь Фредди зависят только от меня. Понимаешь, Ви, он был вовсе не подонок, Стюарт Олшот. Бизнесмен – вот и весь разговор. Он не угрожал, не злился, не шантажировал – просто предлагал сделку. Жизнь и свобода Фредди в обмен на… Я согласилась.

– Ты любила Фредди?

– Девочка, Вегас такой город… Никого я не любила, Вивиана. Я уже была к тому времени тертая и битая. Но мне было очень жалко парня. Я была уверена, что через некоторое время надоем Стюарту, а пока побуду его любовницей, поживу в роскоши… Я его просто недооценила. Он на мне женился.

Олшоту были не страшны никакие препятствия, нас окрутили у него на вилле, и я опомниться не успела, как мне зачитали брачный контракт, по которому ни цента я не получила бы в случае развода по моей инициативе. Он был хороший бизнесмен, Стюарт, и прекрасно понимал, что я никуда не уйду от больших денег.

Марго меня невзлюбила, и это совершенно понятно и естественно. Она меня насквозь видела. Старый Монти… ну, он получше помнил собственную юность и не спешил меня осуждать, но ведь мало кому понравится, что единственный сыночек женился на девице из бара?

Мы были очень несчастной парой, Ви. Я потихоньку возненавидела мужа и решила вести себя так, чтобы на развод подал он. Но он меня отпускать не собирался. Он впервые в жизни понял, что кое-что на свете нельзя купить за деньги, и словно взбесился. Я изменяла, он ревновал…

Потом появилась ты. Прости, но я обещала говорить правду. Я не испытывала ничего, кроме раздражения, у меня так и не проснулись материнские чувства, к тому же Марго и Монти обожали тебя так яростно и бурно, что я могла быть совершенно спокойна. Чего там, думаю, будь я даже примерной матерью, они наверняка не подпускали бы меня к детской. Они молились на тебя, Ви, так что мы со Стюартом могли без помех продолжать свои затяжные бои.

Я вела себя так, что даже репутация Олшотов слегка пошатнулась. Со дня на день я ждала, что Стюарт сдастся или Марго выйдет из себя, но не тут-то было. Тогда я просто уехала на курорт. Это затянулось на годы. У меня было все, чего может желать молодая цветущая женщина от жизни, у меня был даже ребенок, но я была пуста внутри, словно гнилой орех. Ненависть выжгла меня, желание освободиться превратилось в манию.

Дальше ты все знаешь. Катастрофа, больничная койка, паралич… Я сочла это насмешкой судьбы. Стюарт не отпускал меня, цеплялся за жизнь изо всех сил. Я не хотела его смерти, Ви. Такой – не хотела. В тот вечер… я наконец-то высказала ему все, что у меня накопилось за эти долгие годы. Он не мог ни ударить, ни ответить. Он только вращал глазами и скрипел зубами. А я смотрела на него и понимала: он опять победил. Он не отпустит меня. Клянусь, я не знала, что он покончит с собой. Я совсем упустила из виду тебя, девочка. Зациклилась на собственной персоне, а Стюарт, оказывается, любил тебя ничуть не меньше. Что там, больше. Это была светлая, святая любовь. А со мной – со мной грешная страсть. Искушение. Кара Господня.

Вот… Он умер, мы с Марго обо всем договорились, и я уехала. Я соблюдала соглашение и не появлялась на твоем горизонте. Честно сказать, никакие высокие чувства меня не посещали. Мне не снились маленькие ручки, обнимающие меня за шею, и я не просыпалась в холодном поту, извини, но мы договорились… правду. Я тебя почти не помнила и совсем не знала, а в инстинкты я не верю.

Не верила.

– Значит, теперь веришь?

– Не знаю. Нет, наверное. Но когда ты так смотрела на меня, и кровь текла по подбородку… У тебя мои глаза и мой темперамент. Ты маленькая, как Марго, упрямая, как Монти, и любишь, как Стюарт. Неистово. Безоглядно. Никого не слушая.

Вивиана отшатнулась в изумлении. Ни разу она сама не произнесла этого слова, не разговаривала с матерью о Шейне, избегала этого разговора…

– Откуда ты… С чего ты взяла, что я люблю?

– Ох, Вивиана! Бог не дал мне собственной любви, но уж распознать ее в чужих глазах я умею. Я – Илси. Я служила любви всю свою жизнь. И, наверное, всю жизнь ее искала. Ви?

– Что?

– Почему ты не хочешь о нем поговорить?

– Нет. Я не могу.

– Ерунда. Девичьи бредни. Ты ведь уже знаешь, что он тебе не изменял, что все это результат стараний твоей щучки Дикси и моей глупости.

– Дело во мне.

Вивиана отвернулась к окну, судорожно сжав кулачки на груди. Илси с тревогой заглянула дочери в лицо, но синие глаза были сухими.

– Я поверила Дикси. Я поверила в его измену. Не усомнилась ни на секунду. Не дала ему и слова сказать. Просто выставила его из дома, указала на дверь, словно он… словно я…

– Ви, это бывает. Все влюбленные ссорятся. Почему ты не хочешь его найти и поговорить?

– О чем?!

– Например, извиниться.

Вивиана смотрела на мать совершенно дикими от изумления глазами. Илси усмехнулась.

– Узнаю Олшотов. Извиниться – а что это такое? Не таращи глаза, девочка. Ты ошиблась и по ошибке обидела парня. Ничего страшного не произошло. Надо найти его и извиниться. Всего три слова: прости меня, Шейн.

– И все?

– И все.

Помолчали. Вивиана чертила пальцем на стекле, Илси просто смотрела на мокрые деревья за окном. Потом она встрепенулась.

– К нам едут, не иначе. Ви, я пойду, посижу в холле. Марго порывиста, я темпераментна – не вышло бы чересчур бурной встречи.

– Ты боишься? Ты, Илси Бекинсейл?!

– Я, к сожалению, ничего уже не боюсь.

– Почему к сожалению?

– Потому что страх придает жизни краски. Неважно. Я не боюсь, но с тебя некрасивых сцен хватит. Мы с Марго отлично прожили все эти долгие годы в разлуке, зачем портить отношения. Пока. Если понадоблюсь – звони в холл. Там, где бар.

Илси сидела в баре уже второй час. Ей здесь нравилось. Тихий свет, мягкие кресла, никого народу, услужливый и незаметный бармен.

Она отпила мартини и усмехнулась своим воспоминаниям. Тот бар, где ее впервые увидел отец Вивианы, был совсем другим. Шумным и грязноватым, вечно переполненным, по вечерам опасным, по утрам – сонным и благостным. Вот судьба – чего туда занесло миллионерского сыночка Стюарта Олшота?…

– Можно присесть?

Маленькая женщина с пронзительными темными глазами стояла возле столика Илси. Марго Олшот. Ее самый лучший враг.

– Какая встреча! Разумеется, ты можешь присесть, Марго. Ты можешь также прилечь, попрыгать, разбить тут всю посуду и заказать по каталогу новую, выгнать обслугу, нанять новый штат…