– В отличие от катетеризации сердца, наша процедура на сто процентов безопасна. И, в отличие от процедуры с применением катетера, мы сможем заглянуть в любой сосуд по всему телу, большой или малый. Мы заглянем в аорту – самый крупный сосуд человеческого тела. Но мы также заглянем и в сосуды в альвеолах легких, и в крошечные капилляры в кончиках пальцев. Мы сможем проделать все это потому, что камера, которую мы поместили в кровеносную систему Питера, по размеру меньше красного кровяного тельца – эритроцита. Ненамного, вообще, но меньше. Микротехнологии компании «Ксимос» позволяют производить такие миниатюрные камеры, и производить их в больших количествах – быстро и дешево. Размер прибора настолько мал, что на кончике шариковой ручки может поместиться тысяча таких камер. Мы можем производить килограмм таких камер в час. Я не сомневаюсь, что вы восприняли мои слова с недоверием. Все мы знаем, что нанотехнологии многое обещали, но не могли сдержать своих обещаний. Как вам известно, проблема заключалась в том, что ученые умеют проектировать устройства молекулярных размеров, но не умеют их производить. Однако компании «Ксимос» удалось решить эту проблему.
До меня внезапно дошло, о чем она говорит.
– Что?! – воскликнул я. – Ты шутишь?
Если это была правда, это означало невероятный скачок в развитии науки и техники, грандиозный технологический прорыв, и следовательно…
– Это правда, – спокойно сказала Джулия. – У нас свое производство в Неваде.
Она улыбалась. Ей приятно было видеть, как я потрясен.
На экране Джулия продолжала:
– Одна из камер производства компании «Ксимос» находится под объективом электронного микроскопа, вот здесь, – она указала на монитор. – Так что вы сами можете оценить ее размер, сравнив с размером красного кровяного тельца, которое расположено рядом с ней.
Изображение стало черно-белым. Я увидел очень тонкий зонд, которым поворачивали на предметном столике микроскопа нечто, похожее на крошечного кальмара – с закругленным спереди, как пуля, «тельцем» и торчащим из заднего конца пучком нитевидных «щупалец». По размеру оно было раз в десять меньше диаметра эритроцита, который в вакууме сканирующего электронного микроскопа выглядел как серая сморщенная овальная изюмина.
– Длина нашей камеры – одна десятимиллиардная дюйма. Как вы видите, по форме она напоминает кальмара, – рассказывала Джулия. – Изображение поступает в носовую часть прибора. Микрофибриллы в хвостовой части обеспечивают стабилизацию положения камеры, подобно тому, как это делает хвост кита. Но они могут также активно двигаться, обеспечивая камере мобильность. Джерри, давайте повернем камеру так, чтобы была видна передняя часть… Да, вот так. Спасибо. Теперь, с такой позиции вам видно углубление в центре? Это миниатюрный фотонный детектор из арсенида галлия. Он действует, как сетчатка глаза. А окружающая область с концентрическими ободками, похожими на мишень, – это биолюминесцент. Он освещает пространство перед камерой. Внутри носовой части прибора расположен только набор довольно сложных молекул. Это запатентованный нашей компанией молекулярный АТП-каскад. Можно считать его примитивным мозгом, который контролирует поведение камеры – в очень ограниченных пределах, однако для наших целей этого вполне достаточно.
Послышалось шипение статических помех, потом кто-то кашлянул. В углу экрана открылось небольшое окно, в котором появилось изображение Фрица Лейдермайера из Германии. Немыслимо толстый немец поерзал в кресле и спросил:
– Прошу прощения, госпожа Форман. Скажите мне, пожалуйста, где находится линза?
– Никакой линзы нет.
– Но как вы смогли сделать камеру без линзы?
– Чуть позже я все подробно объясню, – пообещала Джулия.
Глядя на экран, я сказал:
– Наверное, это камера обскура.
– Правильно, – Джулия кивнула.
Камера обскура – по-латыни это означает «темная комната» – древнейший прибор для получения изображений. Древние римляне обнаружили, что, если сделать маленькое отверстие в стене темной комнаты, на противоположной стене появляется перевернутое изображение того, что находится снаружи. Потому что свет, проходя сквозь любое маленькое отверстие, фокусируется, как в линзе. Принцип камеры обскуры используется в детских безлинзовых фотоаппаратах. И как раз поэтому – из-за камеры обскуры – начиная с древнеримских времен любое устройство для записи изображения называется камерой. Но в данном случае…
– А как делается отверстие? – спросил я. – Там есть маленькая дырочка?
– Я думала, ты догадаешься, – сказала Джулия. – Ты ведь сам приложил руку к этой части проекта.
– Я?
– Да. «Ксимос» получил лицензию на некоторые агентно-базированные алгоритмы, которые разработала твоя группа.
– Нет, я не знал. Какие алгоритмы?
– Для управления сетью частиц.
– Ваши камеры объединены в сеть? Все эти маленькие камеры сообщаются между собой?
– Да, – сказала она. – Вообще-то они – что-то вроде роя.
Джулия все еще улыбалась. Ее забавляла моя реакция.
– Рой…
Я тщательно все обдумывал, пытаясь понять то, что она мне сказала. Моя команда действительно разработала несколько программ для управления роями самостоятельных агентов. Эти программы были смоделированы на основе поведения пчелиного роя. Программы обладали множеством полезных характеристик. Поскольку пчелиные рои состоят из множества отдельных самостоятельных агентов, рой способен осмысленно реагировать на окружающую обстановку. Попадая в новые неожиданные условия, программы роя не отказывают; они просто как бы обтекают препятствия и продолжают действовать.
Но наши программы были рассчитаны на создание виртуальных агентов внутри компьютера. А Джулия создала настоящий рой агентов в реальном мире. Сначала я не мог понять, как наши программы можно адаптировать к тому, чем занимается Джулия.
– Мы использовали их для структурирования, – подсказала она. – Программа создает внутреннюю структуру роя.
Ну конечно же! Это же очевидно – одной молекулярной камеры недостаточно, чтобы получить и записать хоть какое-то изображение. Следовательно, изображение, которое получается в результате, наверное, складывается из сигналов миллионов синхронно работающих микрокамер. Но в таком случае эти камеры должны располагаться в пространстве упорядочение – вероятно, в форме сферы. И как раз на этом этапе начинают действовать наши программы. Однако это означает, что «Ксимосу» удалось создать эквивалент…
– Вы создали глаз.
– Да, в некотором смысле.
– Но где источник света?
– Биолюминесцентный периметр.
– Этого света недостаточно.
– Достаточно. Смотри дальше.
Тем временем на экране Джулия повернулась и указала на аппарат для внутривенных инъекций, подсоединенный к руке Питера. Она взяла шприц из стоявшего рядом контейнера со льдом. Шприц, похоже, был наполнен водой.
– В этом шприце, – сказала Джулия, – содержится приблизительно двадцать миллионов камер, плавающих в изотоническом солевом растворе. Сейчас они функционируют как отдельные, самостоятельные единицы. Но как только камеры попадут в кровяное русло, их температура повысится, камеры начнут собираться поближе друг к другу и вскоре образуют мета-форму. Точно так же, как стая птиц в полете выстраивается клином.
– И какую форму образуют камеры? – спросил представитель одной из компаний-инвесторов.
– Они выстроятся в форме сферы, – ответила Джулия. – С маленьким отверстием на одной стороне. На первый взгляд может показаться, что это похоже на стадию бластулы в развитии зародыша. Но в результате получается подобие глаза, состоящее из множества отдельных частиц. И изображение, которое получает этот глаз, складывается из данных миллионов фотонных детекторов. Точно так же, как человеческий глаз получает изображение от светочувствительных клеток сетчатки – палочек и колбочек.
Джулия повернулась к монитору, на котором снова и снова прокручивался один и тот же сюжет. Камеры попадали в кровяное русло неорганизованной массой, похожей на пчелиный рой, на бесформенное облако внутри кровеносного сосуда. Поток крови сразу же растягивал это облако в длинную ленту. Но уже через несколько секунд лента начинала стягиваться, приближаясь к сферической форме. Постепенно сфера становилась все более правильной и все более плотной. В конце концов стало казаться, что эта сфера цельная и твердая.