— Тогда — бегом чистить зубы, если это так необходимо. Поспешите, а то кофе остынет.

Зу кивнула, но с места не сдвинулась. Ноги стали словно свинцовые и не слушались команды мозга. Ей отчаянно хотелось убежать от Мэта. Но бегством не решить проблемы. Невозможно выйти замуж за Тони, пока в ее сердце остается темная тень Мэта. Нет, нужно смотреть ему в глаза и каким-то образом оттолкнуть от себя, нельзя допустить, чтобы он владел ее душой.

Мэт уже облачился в плотно облегающие джинсы. Зу испепеляла его взглядом, но предпринять ничего не могла. Ей казалось, будто с нее содрали кожу. Нервы были предельно напряжены. Волны теплого чувства к Мэту захлестывали девушку, эмоции невозможно было утаить. Небесно-голубого цвета, в тон джинсам, рубашка Мэта распахнулась, обнажив треугольник вьющихся волос. Зу испытывала танталовы муки при мысли о том, какие они — шелковистые или жесткие. Кончики ее пальцев закололо.

Улыбка Мэта стала широкой и еще более насмешливой, он, по-видимому, разгадал мысли девушки. И это придало ей силы, она наконец сдвинулась с места.

Почистив зубы и сполоснув лицо, Зу расчесала волосы, но не стала переодеваться — халатик надежно прикрывал тело, и она не слишком долго задержится. Не хотелось, чтобы Мэт думал, что она нервничает и умышленно затягивает время.

Кроме кофе на столе оказались апельсиновый сок, рогалики и вишневое варенье, от первой же ложки которого Зу пришла в восторг.

Уничтожив сок, Мэт дотянулся до плоской корзиночки, в которой громоздились рогалики, положил один на тарелку и намазал толстым слоем варенья. Затем лениво спросил:

— О чем это вы думали минуту назад? У вас сейчас такое странное выражение лица.

— Какое выражение? — осторожно поинтересовалась Зу, чувствуя, что у нее начинают пылать щеки.

— Перед тем, как я дал знать о своем присутствии, вас для мира как бы не существовало — вы смотрели в пространство с таким удивлением, словно никогда раньше не видели ни травы, ни деревьев, ни цветов.

Зу улыбнулась, слова эти смягчили ее настороженность. Наверняка в душе Мэта есть доброта, коль скоро сейчас он сказал о цветах, а не о ее скованности.

— У меня было ощущение, будто я никогда не видела истинного совершенства природы. Не знаю, как вам объяснить, только меня эта красота вдруг ошеломила, как будто...

Лицо Мэта застыло в сосредоточенном внимании.

— Возможно, это звучит, как фантастика. Я ведь никогда не лежала в больнице, никогда не подвергалась операциям. Таким тяжелым, когда человек не знает, выйдет ли он после операции здоровым и в прежнем своем состоянии. Но здесь я каждое утро, как только проснусь, бегу на балкон и стою там в оцепенении. У меня возникает ощущение, будто я только что очнулась после анестезии, в которую была погружена, не ведая, увижу ли этот мир снова. Я чувствую себя как бы вернувшейся из небытия и восторгаюсь этим дивным миром, как никогда прежде, прогоняю остатки сна и не верю в реальность яркой синевы неба, сверкание красок... Вам понятно, о чем я говорю?

Зу не могла объяснить, почему для нее важно, чтобы Мэт правильно ее понял, почему наступившая пауза холодом пронзила сердце. Молчание бывает разным. Молчат, когда думают. Бывает молчание в знак согласия. Молчание может возникнуть между людьми так нежно, как сладкая песня, а иногда оказывается тяжелым, как бы предупреждающим о чем-то страшном. Никогда еще молчание не казалось Зу таким зловещим, как эта затянувшаяся пауза.

— Да, я вас понимаю, — неторопливо произнес Мэт.

Выражение сердечной теплоты на его лице сменила глубокая печаль. На какой-то миг, настолько короткий, что Зу это могло лишь померещиться, лицо Мэта превратилось в маску, только глаза выражали душевную боль. Потом они скрылись под тяжелыми веками. Когда же Мэт вновь открыл глаза, на лице его появилась новое выражение, которое Зу слишком хорошо знала. Теперь он усмехался — вызывающе и открыто. Зу давно ненавидела эту усмешку, ей хотелось ногтями начисто соскрести ее с лица Мэта, чтобы никогда больше не видеть!

— Чем вы намерены сегодня заняться? Может быть, у вас есть какие-то планы? Или собираетесь сидеть весь день возле жениха и держать его за руку?

— Быть в обществе Тони для меня большое удовольствие, мне с ним очень хорошо. Но в этих местах я раньше не бывала, и потому вполне естественно, что мне хотелось бы кое-что посмотреть. Именно этим я сегодня и займусь. А Тони не эгоист. Ехать со мной он не может, но моим планам не препятствует.

— Намек понял. К сожалению, у меня на сегодня намечены другие дела. Очень сожалею, — медленно выдавил из себя Мэт.

— О, я и не думала, что вы... — нахмурилась Зу и прикусила губу. Мэт уловил в ее словах совсем не тот смысл, который вкладывала она. Зу ничуть не нуждалась в его обществе, и скорее бы согласилась танцевать весь день со змеей, нежели провести хотя бы пять минут наедине с ним!

Зу вернулась в свою комнату. После душа гнев ее понемногу остыл. Она почти убедила себя в том, что, если ей и хотелось, чтобы Мэт отправился с ней в путешествие, то только потому, что нуждалась в гиде, а не ради его присутствия, которое терзало душу. Тут Зу подумала, что гида можно найти в туристическом агентстве. Она была прирожденной туристкой, обожала бродить по средневековым замкам, щелкать фотоаппаратом на римских развалинах, да и вообще погружаться в древность. Тем не менее перспектива ехать в автобусе и ходить с толпой зевак ее вовсе не привлекала, как не вдохновляли и модные места, заурядные туристские маршруты. Ей больше нравилось бродить в стороне от них и следовать настроению.

Надев свободную холодного лимонного цвета блузу, голубую юбку и широкополую шляпу, по форме напоминавшую колесо, Зу отправилась на поиски Тони, чтобы сообщить ему о своих намерениях.

Он сидел в шезлонге в саду, на своем обычном месте напротив небольшого красиво декорированного фонтана. Зу захлестнула волна сострадания. Конечно, ему повезло, что он отдыхает в столь фантастическом уголке, да и на костылях теперь передвигается куда более ловко, чем раньше, но все равно его было очень жаль. Тони не мог ни уплывать далеко от неправдоподобно красивых пляжей, ни наслаждаться путешествиями.

— Если тебе не хочется, чтобы я пошла на прогулку, то останусь, — предложила Зу.

— Нет-нет, иди, прогуляйся. У тебя какой-то... встревоженный вид. Что-нибудь случилось?

— Нет, ничего не случилось.

— Все равно, ты чем-то обеспокоена.

— Да, ты прав, — согласилась Зу. — Честно говоря, именно поэтому я и хочу немного пройтись, чтобы... подумать.

— Ты не передумала насчет нас с тобой? — В глазах жениха была такая тревога, что у Зу сжалось сердце.

— Нет, не передумала. Но когда я тебе расскажу то, что должна была рассказать в самом начале нашего знакомства, передумать и даже разорвать наши отношения, возможно, захочется тебе.

Тони поднял палец и приложил к губам невесты.

— Не хочу выслушивать твои признания. Наверное, о тех мужчинах, с которыми ты встречалась до знакомства со мной? Тебе уже не девятнадцать. С моей стороны было бы идиотизмом считать, что раньше тебя никто не интересовал. Меня не очень-то волнует, был у тебя кто-то или нет, и если был, то кто именно. Важно, что это все умерло, ушло в прошлое. Прошлое твое мне не нужно, только будущее. Так что не надо ничего рассказывать.

— Ты очень благороден, Тони. Только почему ты упомянул именно девятнадцать лет? Не восемнадцать, двадцать, или двадцать один, а именно девятнадцать?

— Сам не знаю. Просто сказал первое, что пришло в голову. Отчего это тебя так волнует?

— Нисколько не волнует. Просто мне было ровно девятнадцать, когда я познакомилась с ним.

— О чем я тебе только что говорил? — мягко упрекнул Тони.

— Ты сказал, что не хочешь ничего знать, если все умерло и ушло в прошлое. Я хочу быть с тобой совершенно честной, Тони. Это не ушло в прошлое, все вернулось и теперь, как призрак, меня преследует. — Зу опустила голову, чтобы спрятать глаза, наполнившиеся горькими слезами. — Если человека что-то преследует, значит, оно в прошлое не ушло.