– Речь идет о нашем будущем, Кейси.

– Я понимаю, но…

– Сделка с Китаем спасет компанию. Инвестиции, перспективные разработки, новые машины. Вот о чем мы говорим, Кейси. О тысячах рабочих мест.

– Джон, я понимаю, но…

– Позволь кое-что спросить, Кейси. Неужели ты думаешь, будто бы с N-22 что-то не в порядке?

– Нет, конечно.

– Ты считаешь его летающим гробом?

– Нет.

– А «Нортон»? Как по-твоему, это солидная компания?

– Разумеется.

Мардер смотрел на Кейси, покачивая головой. Наконец он сказал:

– Я хочу, чтобы ты встретилась с одним человеком.

Эдвард Фуллер возглавлял юридический отдел «Нортона». Это был худощавый нескладный мужчина лет сорока. Он сидел в кабинете Мардера, беспокойно шевелясь в кресле.

– Эдвард, – заговорил Мардер, – у нас неприятности. «Ньюслайн» намерена дать репортаж об N-22. Передача состоится в ближайшие выходные, в самые популярные часы, и будет выдержана в самом неблагоприятном для нас ключе.

– Насколько неблагоприятном?

– Они называют N-22 летающим гробом.

– О господи, – отозвался Фуллер. – Только этого нам не хватало.

– Совершенно верно, – сказал Мардер. – Я пригласил тебя, чтобы спросить, что мы можем с этим сделать.

– Сделать? – Фуллер нахмурился.

– Да, – ответил Мардер. – «Ньюслайн» – передача, падкая на сенсации. Мы считаем их взгляды на нашу продукцию безосновательными и предвзятыми. По нашему мнению, они дискредитируют нас – намеренно и безответственно.

– Понимаю.

– Итак, что мы можем сделать? – спросил Мардер. – Нельзя ли помешать им выпустить репортаж?

– Нет.

– Может быть, остановить их по решению суда?

– Нет, это означало бы добиваться предварительного запрета, а с точки зрения общественности такой шаг выглядит подозрительно.

– Иными словами, ты не советуешь так поступать.

– Пытаться заткнуть рот прессе? Нарушить первую поправку? Это создаст впечатление, будто бы нам есть что скрывать.

– То есть они вольны выпустить репортаж, а мы не в силах им помешать? – спросил Мардер.

– Да.

– Хорошо. Но я считаю, что «Ньюслайн» пользуется искаженными сведениями, которые не соответствуют действительности. Можем ли мы потребовать, чтобы нам предоставили равное количество времени для опровержения?

– Нет, – ответил Фуллер. – Доктрина равноправия, частью которой было требование о предоставлении одинакового количества эфирного времени, была отменена в период правления Рейгана. Теперь информационные программы не обязаны обеспечивать сторонам равные возможности для выражения своих взглядов.

– Стало быть, они могут заявлять все, что хотят? Сколь бы односторонними ни были их утверждения?

– Совершенно верно.

– Но это несправедливо.

– Таков закон, – ответил Фуллер, пожимая плечами.

– Хорошо, – сказал Мардер. – Эта передача выйдет в эфир в очень ответственный для нашей компании момент. Негативная подача событий может стоить нам китайской сделки.

– Вполне.

– Допустим, это приведет к разрыву контракта. Если мы сумеем доказать ошибочность взглядов «Ньюслайн» – а мы уже заявили их представителю, что они заблуждаются, – то нельзя ли подать на них в суд за причинение убытков?

– С точки зрения практики – нет. Возможно, нам удастся продемонстрировать, что они игнорируют и искажают известные им факты, но, судя по прецедентам, доказать это весьма трудно.

– Стало быть, мы не можем судиться с ними из-за убытков?

– Нет.

– Они могут утверждать все, что захотят, и если в результате компания разорится, нам останется лишь проклинать жестокую судьбу?

– Именно так.

– Есть ли на них хоть какая-нибудь управа?

– Видите ли… – Фуллер заерзал в кресле. – Если они выставят компанию в ложном свете, их можно будет привлечь к ответственности. Однако в данном случае все обстоит иначе. Один из пассажиров Пятьсот сорок пятого подал на нас в суд. Журналисты всегда могут заявить, будто бы они лишь освещают факты – мол, адвокат пострадавшего выдвинул против нас такие-то обвинения.

– Понимаю, – сказал Мардер. – Однако на суде обвинения выдвигаются в присутствии ограниченного числа людей. А «Ньюслайн» собирается транслировать эту чушь на сорокамиллионную аудиторию. Вдобавок они придают обвинениям дополнительный вес уже тем, что озвучивают их по телевизору. Мы несем убытки не из-за обвинений как таковых, а из-за того, что они стали известны широкой общественности.

– Я понял, к чему ты клонишь, – ответил Фуллер. – Но закон смотрит на эти вещи иначе. «Ньюслайн» имеет полное право освещать судебный процесс.

– Иными словами, они могут повторять любые утверждения, сколь бы возмутительными те ни были? Например, если адвокат заявит, будто бы мы использовали труд несовершеннолетних, «Ньюслайн» вправе пустить их в эфир и не нести за это никакой ответственности?

– Верно.

– Допустим, мы подали в суд и выиграли. Стало ясно, что «Ньюслайн» распространяла ложные сведения о нашей продукции, основываясь на утверждениях адвоката, которые тот делал в суде. Обязана ли «Ньюслайн» опровергнуть заявления, которые услышали сорок миллионов зрителей?

– Нет. Не обязана.

– Но почему?

– «Ньюслайн» вправе сама решать, какие сведения заслуживают опубликования. Если они, журналисты, полагают, что исход судебного разбирательства не стоит внимания, они не обязаны освещать его. Это остается на их усмотрение.

– А тем временем наша компания становится банкротом, – подхватил Мардер. – Тридцать тысяч человек теряют работу, жилье, медицинскую страховку и отправляются мыть посуду в соседней забегаловке. А потом и еще пятнадцать тысяч остаются безработными, когда разоряются наши поставщики из Джорджии, Огайо, Техаса и Коннектикута. Этим достойным людям, посвятившим жизнь разработке и изготовлению лучших в мире машин, крепко пожимают руку и дают хороший пинок под зад. Так, что ли?

Фуллер пожал плечами:

– Да. Так уж работает система.

– Ты называешь это «работает»?

– Система есть система, – ответил Фуллер.

Мардер бросил взгляд на Кейси, потом вновь повернулся к Фуллеру.

– Так вот, Эд, – заговорил он. – Складывается безвыходная ситуация. Мы выпускаем великолепные машины, все объективные данные свидетельствуют о том, что они надежны и безопасны. Мы тратим годы на разработку и испытания. Мы пользуемся заслуженным авторитетом. И ты хочешь сказать, что какой-нибудь тележурналист может приехать на завод, поболтаться здесь пару дней и сделать так, что все наши усилия пойдут прахом? Опозорить нас перед всей страной и не нести за это никакой ответственности? И мы не можем даже подать на него в суд за причинение убытков?

Фуллер кивнул.

– Какой кошмар, – произнес Мардер.

Фуллер откашлялся.

– Видишь ли, так было не всегда, – сказал он. – Однако в течение последних тридцати лет, после принятия в 1964 году акта Салливана, суды все чаще закрывают дела о диффамации, ссылаясь на Первую поправку. Теперь пресса пользуется куда большими правами.

– В том числе – правом на клевету.

Фуллер пожал плечами.

– Жалобы на клевету со стороны прессы имеют давнюю историю, – объяснил он. – Уже несколько лет спустя после принятия Первой поправки Томас Джефферсон обвинял прессу в необъективности и предвзятости…

– Послушай, Эд, – перебил Мардер. – Нас не интересуют события двухвековой давности. Мы говорим не о горстке нечистоплотных редакторов колониальных газет. Речь идет о телевизионном шоу, которое намерено представить жареные факты на суд сорока миллионов зрителей – а это существенная доля населения страны – и тем самым похоронить нашу репутацию. Похоронить. Причем незаслуженно. Вот о чем идет речь. Итак, – продолжал Мардер, – что посоветуешь, Эд?

– Ну… – Фуллер вновь прочистил горло. – Я всегда советую клиентам говорить правду.

– Замечательно, Эд. Очень ценный совет. Но что нам делать?