Медведь. Зачем тебе было вот так сразу превращаться в убийцу?

Лось. Часто тело умирает, потому что из него вылетело нечто, без чего оно не может обойтись.

Медведь. Мне пару раз приходилось видеть, как женщина умирает, потому что в нее вселилось нечто, чему в ней не было места.

Лось. Супер!

Медведь. Некоторые современники со временем отвернутся и от вас, или вы так не думаете?

Лось. Чаще всего приходится влезать в чужую жизнь и навязывать свой огнетушитель человеку, который, к сожалению, не хочет иметь с вами дела. Мы провели в лесу не так много времени, чтобы отпугивать людей своим ревом.

Медведь. Супер! Влезать в ту, чьи глаза отвергают тебя в принципе!

Лось. Вот именно! Я готов платить больше, когда имею дело с детьми. Тогда так сливаешься со своей сутью, что вся нива покрывается кремом «Нивея»! Маленького безумства в палисаднике вполне хватает для жизни. А женщина приходит вся промокшая или вообще не приходит. Или не проходит.

Медведь. Пройдет и войдет, если сделает со мной все как надо!

Лось. У меня стоит, как штык.

Медведь. Женщины равнодушны даже к нашим размерам, потому что делают это чаще всего лежа. А мы парни невоспитанные и неотесанные, и в нашей шерсти таится смерть.

Лось. Случалось, мы звали женщин, а приходили мужчины.

Медведь. Супер!

Лось. Супер! Они не такие! Не такие, как мы! Нам не до них!

Курт и Герберт за соседним столиком уже давно только делают вид, что играют в шахматы, а сами тайком посматривают на зверей. Они о чем-то договариваются, встают и протискиваются к столику Лося и Медведя.

Герберт. Простите и позвольте. Можно ли вам задать вопрос сейчас, когда в вас проснулся ваш секрет?

Медведь. Давайте! Начинайте сразу со второй строфы.

Курт. Что такое, по-вашему, яд чувства, яд любви? Я очень в это верю!

Лось. Мы едва сдерживаем ярость.

Медведь. У вас вид человека, которой бродит с ободранной доходягой-гитарой за плечами. Но к инструменту никто не притрагивается.

Лось. Потому что люди, вон те, что сидят впереди, хотят понять, есть ли в мире еще хоть одна рожа, подобная вашей.

Медведь. Вы готовите на медленном огне, поэтому никто не замечает вашего варева. А надо, чтобы все кипело и бурлило.

Лось. Только тогда вы сможете замарать людей. Если хотите, облить их супом, а лапшу повесить на уши. Что до меня, то я пью только чистое, свежее молоко.

Курт. Чтобы победить, нашему телу требуется любовь.

Медведь. Сортирные игры! Сортирные игры!

Лось. Вы, стало быть, беспомощно повисли на ком-то, распустив когти и парусом раскинув крылья. Что ж, висите, пока не придут другие и не повесят вас рядышком! В этом деле нужна зверскость! Нужно переть напролом! Вот все, что можно сказать о любви! Бэ-э!

Медведь. Идите и выжимайте из себя сок, вы, гандон надутый!

Лось. За чувство нужно платить в той или иной маленькой форме, которая потом всегда будет носить ваш отпечаток. Даже если вы тем временем станете значительно крупнее.

Медведь. Только слалом, гигантский слалом, слалом-гигант! Вот где человек должен искать приключений!

Лось. Но не в нас! В необузданных раздражает то, что они сами не знают, чего хотят.

Курт. Мы с этим охотно согласились бы, если бы у наших жен — а они вправе распоряжаться собой и каждый день делать макияж — вдруг не сходило с рельсов чувство. Игрушечную железную дорогу мы терпеливо строили в них долгие годы.

Герберт. Мы тяжелые космические корабли, нас часто зовут снова поднять это чувство на еще дымящуюся колею, которую мы им наметили. Колея, должен признать, оказалась узковата.

Курт. Эту колею мы начертали им на земле и в космосе, я хотел сказать, везде, где только можно.

Герберт. И тут мы заметили, что их тела, прочно прикрепленные к нашим, вдруг начали опасно клониться в нашу сторону.

Курт. Притом что мы к ним отнюдь не проявляли склонности.

Лось. Технически невозможно. То, что друг с другом связано, всегда дает крен в одну сторону.

Медведь. Подтверждаю.

Лось. Если хотите, я их с удовольствием потопчу.

Медведь. Природа во мне требует того же, я бы их просто съел. Нежность в любой момент может вспыхнуть ярким пламенем. Лучше ее вовремя вырвать с корнем.

Курт. Что касается Изольды и Клавдии, то те два яблока, что выпирают из их ночных сорочек, мы слишком часто съедали до черенка. Вместе со всем гарниром. Но в конце они снова оказывались на месте.

Герберт. Могу подтвердить.

Курт. Мы люди, нам положено считаться со временем, а ведь уже скоро восемь.

Герберт. Знаете ли вы, мои дорогие зверюги, что делают любящие? Смотрят друг другу в глаза, проникая взглядом в душу и желая вызнать о партнере все, даже самое сокровенное, что он хотел бы унести с собой в могилу.

Курт. Наши дороги окаймляют билеты в кино, на концерты, театральные представления, мы обложены бумажными шницелями.

Герберт. Эта бумажная охота за звериным началом в нас требует больших расходов. Да и воздух для дыхания растрачивается впустую, когда мы раздеваемся друг перед другом якобы для того, чтобы заняться спортом. В любой купальне, где с каждой травинки капает крем от загара, можно увидеть больше.

Курт. Вы-то, по крайней мере, уже сейчас звери, дорогие приятели-пожиратели!

Медведь. А не лучше ли было стать пивным ларьком и затеряться в толпе себе подобных? Чтобы не чувствовать себя одиноким и униженным?

Курт. Разве зверь хочет, чтобы на его пути встречались только такие же звери?

Медведь. Мы не очень любим пожирать тех, кто слабее нас.

Герберт. Но ведь в любви каждый остается самим собой! И чувствует себя уютно в спортивной тесноте партнера.

Курт. А мне показалось, что в любви мы теряем свою сущность и распадаемся, погибаем.

Медведь. Путники стали нас бояться. Вот до чего дошло человечество.

Лось. В лесной чаще мы часто замечали, как люди, которые сами кормятся только отходами, на закруглениях и поворотах жизни и спортивной карьеры просто-напросто отбрасывают в сторону своих еще вполне закругленных жен. И мы, полицейские природы, должны их поедать. Хотя я предпочитаю ягоды.

Курт. Разве не прискорбно, что мы разорвали связь с природой?

Лось. Да, нам с природой надо держаться вместе.

Курт. Вы производите странное впечатление, которое следовало бы отлить в гипсе, чтобы увидеть, можем ли и мы существовать в звериной шкуре.

Герберт. Мы еще никогда не видели существ, подобных вам. Вы просто обязаны быть добрыми, иначе через десять минут вы стерли бы нас в порошок только потому, что вам захотелось бы встать со своих мест. Да уж, постарайтесь быть добрыми, по крайней мере с нами!

Медведь. Это начинает мне нравиться! Где бы мы, звери, ни появились, тут же собирается толпа любопытных, среди которых обязательно найдется один, жаждущий сделать из нас кровавое месиво.

Лось. Ну, и от него мы своевременно избавляемся.

Медведь. Он был для радости рожден — и сдох под колокольный звон.

Герберт. Все это звучит так, что лучше не придумаешь. Послушайте, а не обменяться ли нам с вами костюмами? Чтобы наши жены могли, наконец, взглянуть на нас вблизи?

Курт. То-то будет весело, когда мы станем необузданными разрушителями! И станем в кино пробираться к своим местам, топча и кусая всех подряд!

Герберт. Да, мы заплатим, если вы дадите нам на время свои классные, до жути прекрасные костюмы!

Курт. Да, заплатим за все и сразу.