— Радость моя, эти люди выдернули меня прямо из постели. Я ничего не мог поделать…
— А написать ты мог? Хотя бы раз за шесть лет?
Оди замялся — он не знал, как объяснить Амале свое многолетнее молчание. Тем временем она потянулась к маленькой плюшевой подушке и замахнулась ей на Оди, который, тяжело вздохнув, приготовился принять наказание, в душе радуясь, что под рукой не оказалось ничего более твердого и тяжелого.
— Негодяй! Мерзавец! Подлец! — неистовствовала девушка, осыпая его подушечными ударами. — Бросил меня! Не написал! Не приехал! Я все это время думала, что ты умер! А ты развлекался где-то! Без меня! Шесть лет!
Оди покорно и безропотно сносил удары и принимал все эпитеты, которыми награждала его рассерженная красавица. Он знал, что после такой бури обязательно наступит примирение, и потому ему было чертовски сложно сдержать улыбку. Но ситуация требовала предельной серьезности, и Оди держался из последних сил.
— А чего это у тебя лицо расцарапано? И губа прокушена? Изменщик! Поссорился с какой-нибудь кралей? — Амала принялась еще активнее наносить удары.
— Разбита, а не прокушена, — сказал Оди с видом человека, которого оскорбили в его лучших чувствах. — И поцарапала меня не "краля", как ты изволила выразится, а терновые кусты…
— Кусты? — удивленная девушка прекратила экзекуцию.
— Да, кусты, через которые мне пришлось продираться, когда я бежал из плена.
— Великие духи, — прошептала Амала с благоговейным трепетом, когда Оди как бы невзначай откинул голову назад, продемонстрировав только-только затянувшуюся длинную рану под челюстью. — Кто ж это тебя?..
— Не спрашивай, дорогая, все равно я не смогу рассказать тебе всего, — он наконец-то поднялся с колен и, чуть прихрамывая, подошел к окну и задумчиво поглядел в него. — Знаешь, это произошло неделю назад. И тогда, в такой же вечер, когда я и мой верный друг сражались плечом к плечу против… против этих нелюдей, я почти потерял надежду. Я уже не верил, что когда-нибудь снова увижу этот город, эту улицу… И только спустя время, когда мы, раненые и голодные, пробирались сквозь чащу леса, у меня снова затеплился в сердце слабый огонек надежды. Только вера в то, что я снова увижу тебя, придала мне силы идти дальше, хоть и казалось, что нет конца нашим несчастьям…
Оди украдкой взглянул на Амалу, которая тихо стояла за его плечом, и удовлетворенно отметил про себя, что его речь произвела на нее впечатление и что она приняла ее за чистую монету.
— Оди, — произнесла она так нежно, что инженер понял, что он прощен, и обвила его руками за талию. — Ну почему тебя не было так долго?..
Он ловко развернулся, не нарушив ее объятий, и прижал Амалу к груди — она больше ничего не говорила и не сопротивлялась, только изредка вздыхала, уткнувшись носом в новенький "благородно-зеленый" сюртук инженера, а он по старой привычке расплетал ее косу, запустив длинные тонкие пальцы в каскад шелковистых волос.
Когда он закончил с косой и волнистые волосы рассыпались по плечам девушки, она подняла глаза на Оди. Вместо ставшего привычным за этот вечер печального выражения, глаза ее светились озорным огнем, а на губах играла слегка насмешливая улыбка-вызов. Может это была игра неверного света свечей и колышущихся теней, но от этого взгляда на Оди повеяло чем-то бесконечно далеким и одновременно необъяснимо родным и близким. Да, это была все та же Амала, та же юная дочь купца, которой очень хотелось любви. "А я? — думал Оди. — Все тот же, или уже необратимо другой?"
Когда инженер вошел в спальню девушки, он готов был чуть ли не целовать стены за то, что они ни капли не изменились с того дня, когда он последний раз ночевал здесь. Опустившись на знакомую кровать, он с трепетом и нескрываемым удовольствием смотрел, как Амала, заперев дверь, снимает свое темно-бардовое платье, небрежно бросая его на пол. Пляшущее пламя свечи теплыми бликами ложилось на ее округлые плечи, скользило по обнаженной груди, нежному животу.
Оди чувствовал, как здесь с него, словно старая кожа со змеи, облетают шесть лет скитаний по миру, шесть лет поисков и неопределенности. Он снова чувствовал себя тем двадцатичетырехлетним парнем, который сбежал из университета, так и не окончив его. Тем безрассудным юношей, который в дождь лезет по стенам в это окно, рискуя сорваться и сломать себе шею. Наконец-то все как прежде.
Уже полностью обнаженная Амала легкой поступью подошла к Оди. Он, прикрывая глаза от удовольствия, провел рукой по ее бедру, талии, спине. Девушка присела к нему на колени и принялась развязывать ворот рубашки, которую инженер, заглядевшись на нее, позабыл снять. Стянув наконец-то рубашку, Амала тихонько вскрикнула.
— Великое небо, что это? — спросила она, глядя на льняную повязку, наложенную недавно уверенной рукой Сигвальда.
Оди не сразу понял, что так напугало девушку, но, мельком взглянув на себя, он остался доволен — повязка, пересекавшая грудь и плечо, выглядела очень сурово и даже добавляла ему мужественности.
— Ничего, просто небольшая рана, — как можно пренебрежительнее отвечал он, будто это такой пустяк, который не заслуживает и капли внимания.
— Тебе больно? — заботливо спрашивала она, проводя кончиками холодных пальцев по груди и ребрам инженера, иссеченным царапинами и украшенным большими синяками.
От прохладного прикосновения у Оди по спине побежали приятные мурашки. Он задумчиво ласкал бархатистую кожу Амалы.
— Это не та боль, о которой стоит говорить. Особенно сейчас.
Оди откинулся на бессчетные белоснежные подушки и девушка склонилась над ним, уронив непослушные пряди волос на его грудь. Он жадно вдохнул аромат ее тела — сладкий запах лаванды и жасмина, как и шесть лет назад, свел его с ума и заставил забыть все, что было между этим и последним его посещением этого дома. И в мире остались только он, Амала и танцующее пламя свечи.
— Мы хотим снять комнату на неделю, — заявил Сигвальд трактирщику, который пристально и не слишком доброжелательно рассматривал его и стоящую рядом Асель.
После долгих споров, препираний и попыток выяснить, кто кому что должен и кто во всем виноват, воин и степнячка пришли к некому компромиссу, согласно которому Сигвальд становился наемником на полном содержании. Он и так был не в восторге от такого положения дел, да к тому же Асель наотрез отказалась выделять ему средства на съем отдельной комнаты, аргументировав это тем, что "личная комната — это барство".
— Вы женаты? — с подозрительным прищуром выпытывал трактирщик. — А то у нас приличное заведение, Кестианд свидетель, я разврата не допускаю.
— Конечно, — как могла мило улыбнулась Асель, положив на стойку свою левую руку, и заставив то же самое сделать Сигвальда.
На их запястьях красовались кожаные браслеты — символ заключения брака. Смотрелись они весьма убедительно, хоть и были сделаны из обрезков кожи, купленных по медяку полчаса назад у сапожника с соседней улицы — положение спасало отсутствие четких правил и предписаний на счет форм и материалов браслета, лишь бы они были хоть немного похожи друг на друга и на внутренней стороне содержали имя супруга. Впрочем, последний пункт Сигвальд и Асель решили опустить, рассчитывая на то, что никому не придет в голову снимать с них "символ их вечной любви".
— Ладно, — трактирщик достал книгу, в которую Сигвальд вписал их имена. — Три с половиной рамера, любезные.
Пока трактирщик пересчитывал мелочь, Асель сочла, что они смотрятся недостаточно женатыми, и, указав на явно супружескую пару, приказала воину так же взять ее под руку. Сигвальд, не задумываясь, выполнил ее приказ, причем с таким усердием, что она зашипела на него:
— Осторожнее, дубина! Я тебе не щит, чтоб так хватать! Я тебе жена, между прочим, — ехидно добавила она, глядя на недовольную физиономию Сигвальда.
Наконец получив ключи, они поднялись в свою комнату по добротной лестнице на второй этаж таверны. Обстановка оказалась скромной, но весьма приятной: у стены в углу стояла не слишком широкая, но определенно двухспальная кровать, застеленная чистым бельем, в центре комнаты стоял стол без скатерти и два стула, на стене висела одинокая полочка и рядом с дверью красовались три гвоздя, очевидно, выполняющие роль вешалок. Даже занавеска на окне напоминала скорее штору, чем половую тряпку, какие Сигвальду приходилось видеть практически во всех заведениях подобного рода.
