– Есть возможность с ним встретиться?

– Конечно, я распоряжусь. Но вы уверены, что не ошиблись?

– Мы ни в чем не уверены. Несколько лет назад он работал в архивном департаменте.

– Хорошо. Позвоните через полчаса.

Однако минут через десять перезвонил какой-то мужчина и сообщил, что Оразкулы Джафаров ждет их прямо сейчас.

Еще минут через сорок Багрянский и Тьерри входили в добротный особняк, построенный в европейском стиле в стороне от шумного центра. Хозяин оказался никаким не старцем, как его представлял Багрянский, а человеком около пятидесяти лет. Он сам открыл дверь и приветливо встретил гостей. По-видимому, решив продемонстрировать свою уникальную для этих мест образованность, он приветствовал Тьерри по-французски, чем очень его умилил.

– Проходите, пожалуйста, господа. К сожалению, гости, да еще такие уважаемые, у меня бывают редко, а на Востоке это считается благом.

– Где вы изучали французский? – с любопытством спросил Пьер.

– Сейчас очень много различных международных программ, особенно для жителей Средней Азии. Я год проучился в Сорбонне. Но в основном это результат самостоятельной работы. Я, кстати, еще владею английским и испанским, уважаемые амиго.

– А фарси? – попытался прощупать чиновника «на вшивость» Багрянский.

– Фарси понимаю. Таджикский вариант.

– В таком случае мы, надеюсь, найдем общий язык, хотя лично я говорю свободно только по-русски, – пошутил Лев.

Они вошли в изысканно, даже по московским меркам, обставленную гостиную. На столе стояла огромная ваза с фруктами.

– Присаживайтесь и угощайтесь. Чувствуйте себя как дома. Может, кофе? – предложил хозяин.

– Если только по-восточному, в турке, – вежливо улыбнулся Багрянский, чувствуя, что опять попадает в липкие сети восточного гостеприимства. – Вообщето у нас очень мало времени.

– Не говорите так, господа. Время понятие условное, – улыбнулся хозяин. – Важно то, что можно получить взамен.

– Вот это нас как раз и волнует.

Багрянский весьма своеобразно понял хозяина. Наверняка намекает на взятку.

– Уверен, вы не ошиблись, обратившись ко мне. Признаться, я даже заждался, – сказал Джафаров и, заметив недоуменные взгляды гостей, пояснил: – Видите ли, я не сомневался, что рано или поздно появится кто-то, кто будет разыскивать следы графини Орловой. Не случайно же российские спецслужбы так ею интересовались. Около двух лет назад они перерыли все вокруг. Но вряд ли скажу, не кокетничая, они бы справились без моей помощи. А вы, господа, из какой спецслужбы?

– Мы исключительно по частной инициативе.

Тьерри коротко пересказал мотивации своего приезда в Туркменистан.

– Тогда совсем другое дело! – искренне обрадовался Оразкулы. – А то эти спецслужбы привыкли брать лишь нахрапом. Никакого консенсуса.

Багрянский во второй раз за первые четверть часа встречи услышал прозрачный намек.

– А больше никто не обращался по этому вопросу? – осторожно задал вопрос Пьер Тьерри.

– Позже нет, а вот до – обращались. Из российской Инюрколлегии. Спецслужбы появились вслед за ними. Теперь вы понимаете, почему я так долго ждал гостей. Насколько я догадываюсь, речь идет о наследстве, причем значительном – вряд ли КГБ стало бы отвлекаться на мелочи.

– Что ж, логика верная, и признаться, мы восхищены вашей проницательностью, господин Оразкулы. Насколько я понял, мы играем в открытую, – решил не тянуть резину Багрянский. – Если информация нас заинтересует, то каковы условия?

– Сто тысяч, – спокойно заявил Джафаров.

– Сто тысяч?! – Багрянский аж подскочил на стуле. – Тенге, надеюсь? – ни секунды не сомневаясь, что речь идет о долларах, для очистки совести спросил он.

– Евро, – скромно уточнил хозяин дома. – Это, кстати, совсем немного для того, кто унаследует состояние графа Орлова. Насколько я могу судить по сообщениям в Интернете, наследство тянет больше чем на миллиард. Я просто понимаю, что моя информация еще не гарантирует, что наследники будут найдены. Тем более теперь, когда к этому делу подключились российские спецслужбы. Поэтому я запросил минимальную сумму. А почему евро? Насколько я понимаю, потенциальный плательщик господин Тьерри.

Багрянский собирался что-то возразить, но Тьерри твердо положил ему руку на плечо.

– Логично, господин Джафаров. Пусть будет сто тысяч евро, – веско согласился он. – Мы также можем договориться об оплате любых дополнительных сведений.

– К сожалению, других сведений у меня нет, – признался Оразкулы. – Я пытался действовать самостоятельно, но в то время у меня совсем не было средств. Это, – он обвел руками гостиную, – появилось недавно. Тогда надо было ехать в Ростов, к тому же идти по стопам вашего КГБ-ФСБ, что всегда связано с риском.

– Но почему Ростов?

– О, это длинная история. Если бы я вам передал только папку с документами, которые я предусмотрительно скопировал, вы бы потратили еще несколько месяцев, чтобы во всем разобраться. Но в этом смысле вам повезло, господа. Поэтому я уверенно прошу сто тысяч. Вполне приемлемая плата. – Джафаров персонально повернулся к Багрянскому. Его, видимо, задело такое непонимание русским гостем важности отведенной бывшему архивисту роли.

История, которую поведал им Оразкулы, поначалу показалась запутанной и напоминала авантюрный роман.

Коротко, если архивные документы облечь в некую эпистолярную форму, его содержание сводилось к следующему. Осенью сорок первого года Вера Григорьевна Орлова, младшая сестра отца известного канадского бизнесмена Андре Орлова, оказалась вместе с дочерью Натальей в эвакуации, в Ашхабаде. По прибытии она сразу устроилась работать медсестрой в военный госпиталь для переправляемых сюда из Баку раненых солдат и офицеров. В госпитале медперсоналу ежемесячно выдавали паек, так что они с дочерью не голодали. Хотя скорее всего Вера Григорьевна пришла работать сюда не из-за пайка, а повинуясь генетическому чувству долга, которое из поколения в поколение сохранялось в дворянских семьях. Она сутками выхаживала раненых, изредка возвращаясь домой лишь на пару часов, чтобы проведать дочь. В сорок четвертом году дочери исполнилось тринадцать лет, и она устроилась в тот же госпиталь санитаркой.

Для пущей убедительности своего рассказа Оразкулы показал одну из копий из своей папки, за которой предусмотрительно куда-то сходил, прежде чем начать свой рассказ.

В принципе многие русские женщины прошли тогда через это, проявив свои лучшие качества: самоотверженность и твердость. – Но одно неприятное обстоятельство и здесь, в Ашхабаде, отягощало положение Веры Орловой. Из-за своего знатного происхождения ей приходилось ежемесячно отмечаться в соответствующих органах. Для нее это было крайне унизительно и обидно. Но судя по всему, не только это пугало ее. Она чувствовала приближение новых репрессий против таких, как она. Однажды ей чудом удалось выжить, но чудо могло и не повториться. В сорок четвертом году в госпиталь доставили с фронта тяжело раненного офицера. Михаил Баженов оказался фигурой весьма неординарной, поскольку за него хлопотал сам командующий Южным фронтом, долго матерился и угрожал, что лично всех расстреляет, если что-нибудь будет не так. К счастью, стрелять командующему не пришлось. Врачи долго боролись за жизнь Баженова, буквально собрали его по кускам. Сильный организм выдержал, дело пошло на поправку, но требовался постоянный и длительный уход. Опекать его поручили Вере Орловой как самой опытной и заботливой медсестре. Когда Баженов оправился от ран, они подолгу беседовали, рассказывали друг другу о себе. Орлова не скрывала, что отец ее был дворянином, достойным русским офицером, который чести своей как офицер не запятнал и погиб в смутные времена Гражданской войны. Немудрено, что полковник Баженов, мужчина уже немолодой, в итоге влюбился в Орлову и предложил ей руку и сердце. Сам он уже как три года был вдовцом – вся его семья погибла в Киеве. Вера Григорьевна прекрасно понимала, что ее дворянское происхождение может отразиться на карьере боевого советского полковника, и долго не давала согласия. Но Баженов настаивал, он готов был пожертвовать своим будущим во имя любимой женщины. К Новому году они расписались в городском загсе, и Вера Григорьевна Орлова стала Верой Григорьевной Баженовой. Ее новый супруг официально удочерил и Наталью.