– Уверенно идёт вперёд лишь тот, кто умеет смотреть вперёд, – похлопав по плечу Дэйва, изрёк тогда Дуглас. – Я помогу вам, молодой человек, ибо цели ваши дальновидны и благородны...

Он сдержал своё слово, став первым дуайеном унии иерархов.

Вспоминая сейчас тот эпизод, Блейк терзался сомнениями: смогут ли, а вернее, пожелают ли его нынешние соратники остаться верными идеалам?! Остаться верными именно после того, как сам он отойдёт в мир иной. Хотя насколько они его переживут? Вот ещё в чём вопрос.

Блейк подозрительно посмотрел на четырёх мужчин, которые, в свою очередь, выжидающе изучали его, словно видели впервые. «Что сейчас у каждого из них на уме? – снова и снова всматриваясь в лица соратников, думал Блейк. – Будут ли они искренне, по-человечески сожалеть о нём или же забудут на следующий день, как только его похоронят в семейном склепе? Сотню баксов против одного, что, скорее, все будут рады его уходу. Разве что кроме старины Ханса...»

– Что важнее – быть бессмертным при жизни или после смерти? Ведь мёртвых гораздо больше, чем живых! – неожиданно задал себе вслух странный вопрос Блейк, а следовательно, и всем присутствующим.

Все с нескрываемым изумлением уставились на Корсара. Это была его первая фраза после того, как иерархи расселись по местам.

В ухе Лилии в это мгновение ожил динамик, и она окончательно успокоилась. Слышно отлично.

Больше всего в данный момент Корсара волновал вопрос, как отнесутся иерархи к его предложению касательно внука Данни. По неписаным правилам унии на её заседаниях все решения принимались только единогласно. Причём устно, без каких-либо формальных протоколов, как «джентльменское соглашение». Если же достичь консенсуса при обсуждении какого-либо проекта не удавалось, то решение откладывалось на неопределённое время или же вообще снималось с повестки дня.

Именно такого поворота событий на этот раз и опасался Корсар. Он хорошо понимал, что находится в цейтноте.

Блейк давно решил для себя, что пост дуайена должен унаследовать Ханс Майер, ибо тот, во-первых, был ближе всех к нему, а во-вторых, несмотря на свой излишний идеализм, отличался уравновешенным характером и сочетал в себе трезвый, аналитический ум с творческой фантазией, видением перспективы. А это были принципиальные условия для человека, под контроль которого должен был перейти информационно-компьютерный центр фонда, посредством которого отслеживались и анализировались не только практически все финансовые потоки и торговые операции, но и любые политические дуновения, возникающие в мире.

Корсар резонно полагал, что кандидатура голландца на роль преемника не должна была вызвать особых возражений. Майер был старше всех по возрасту и поэтому вряд ли надолго занял бы пост дуайена.

Но что касается наследования внуком Данни его места в унии, то это желание Корсара шло вразрез с установленными правилами. И поэтому сейчас Блейку нужно было создать прецедент и так преподнести свою просьбу, чтобы иерархи не воспротивились ей.

– Ну что ж, коллеги, праздник там, наверху, идёт полным ходом. Но для нас он уже закончился! Займёмся насущными делами, – улыбнувшись, вымолвил магнат и выпустил облачко сигарного дыма. – Слава богу, перед вами мне нет надобности играть комедию. Сегодня, наверное, моя последняя, прощальная встреча с вами...

– Дэйв, ты о чём? – искренне встрепенулся Майер, хотя прекрасно понимал, что имеет в виду Корсар.

– Прошу, мой дорогой друг, не надо здесь шекспировских страстей! На спектакли просто нет времени, – вежливо прервал голландца Блейк. – Все вы отлично понимаете, что я имею в виду. На повестке дня три очень важных для всех нас вопроса.

– Первый... – Дэйв сделал паузу и наполнил стакан минеральной водой. – Давайте сначала подведём некоторые итоги нашей деятельности. Затем рассмотрим ситуацию в России. И в завершение мы обязаны озадачиться будущим унии. К сожалению, до сих пор, честно говоря, ни я, ни вы, господа, не утруждали себя этим вопросом. Все мы были моложе и наивно полагали, что так будет всегда. Увы, не будет. Я первый отрезвел в этом плане. Поэтому сейчас нам просто жизненно необходимо влить в унию свежую кровь. Но об этом в заключение...

– Прости, дружище, что перебиваю, но мы, техасцы, – люди простые. Что ты там говорил про жизнь после смерти, делил мир на мёртвых и живых... Я что-то не понял, это ты к чему? – сумрачно нахмурив брови, спросил Уоррен.

– Ах, ты всё об этом, дружище Билли. Со мной такое бывает. Выбрось из головы, – криво усмехнулся Корсар.

– Нет уж, скажи! – потребовал Уоррен и ещё больше насупился.

– Да! Да! Скажи, Дэйв, – стали упрашивать все.

«Надо же! – удивился про себя умирающий старик. – Так вот всегда, брякнешь какую-нибудь чушь, а её воспринимают как откровение».

– Да что вы, господа, в самом деле? Я просто вдруг подумал, что на том светежизнь наверняка тянется дольше. Так что, может, рано ещё прощаться? Лично мне стала нравиться поговорка типа на том свете встретимся.Кто «за»? Кто «против»? Будем голосовать.

Блейк от души расхохотался. Его примеру последовали и остальные. Обстановка в каюте несколько разрядилась.

От шума, сильно ударившего в ухо, Лилия на какое-то мгновение вытащила затычку. Да, Корсар так давно не смеялся. А ведь в его заумной сентенции, пожалуй, действительно что-то есть.

Услышав тихое потрескивание в наушнике, она вновь стала слушать. К сожалению, пронести записывающее устройство на борт у неё не было никакой возможности. Поэтому приходилось запоминать.

– Так что продолжим по программе, – заговорил Блейк. – Наши достижения за последние годы не так велики, чтобы особо ими хвастаться. Но что делать, таковы реалии. Политическая обстановка не позволяет нам до конца решить глобальный вопрос, стоящий перед фондом.

– Про политическую обстановку мы все отлично осведомлены, – на сей раз не очень корректно, в отличие от Уоррена, перебил его Вольф. – Нам представляется, что твоё сообщение об изменениях в нашем составе, которое ты перенёс в самый конец заседания, не мешало бы сначала выслушать. А то может так повернуться, что уже и некому будет выполнять новые задачи.

Последнюю фразу Вольф произнёс, явно играя на публику. Среди собравшихся здесь тузов он был самым молодым – всего лишь семьдесят два.

– Ты так считаешь? – уточнил дуайен. – Если остальные главы унии не возражают, то и я согласен. Может, ты, Карл, даже в чём-то и прав.

– Не возражаем, – быстрее всех откликнулся за всех аль-Рашид, сопроводив своё короткое выступление странным хихиканьем. – И чем скорее мы всё решим, тем будет лучше.

– Прости, но что в этом смешного? – не понимая, спросил его Вольф. – Если бы за нами наблюдал посторонний или, того хуже, пресса, они бы явно усомнились в том, кто и по какому поводу здесь заседает.

Это уж точно, подумала Лилия, вынужденная слушать эту малосодержательную болтовню.

– А мы им отрубим руку. Или голову. Каждому, – холодно заметил шейх. И его слова не прозвучали пустой угрозой. – Если тебе сказать, Карл, почему я не удержался от смеха, ты бы тоже засмеялся.

– Так скажи, и закончим тему.

– Вы что, забыли, господа, что нам обещал Корсар? Как только закончим заседание, нам доставят лучших моделей Европы. Только что мы с ними станем делать, если все ещё обсуждаем повестку?! Ха-ха.

Иерархи натянуто засмеялись. Даже Блейк не удержался, но быстро собрался:

– Сейчас я вам быстро испорчу настроение, господа. В связи с предложением моего друга аль-Рашида изменим повестку. Я прошу, убедительно прошу вас... – Корсар специально сделал ударение на слове «прошу», хорошо помня о том, что редко кто мог услышать из его уст слова просьбы. – ...Прошу вашего согласия ввести вместо меня в состав унии моего единственного наследника – единокровного внука сэра Данни Блейка! После моей смерти, разумеется...

По тягостному молчанию, воцарившемуся за столом, Блейк сразу понял, что его просьба явно пришлась иерархам не по душе.