Несмотря на эти довольно безосновательные, но прочно укоренившиеся убеждения (моя специальность), я годами подозревала, что мне, возможно, придется заняться йогой. Я была нервной. Вечно сомневалась, теребила волосы. Я была из тех, кто практически сгорает от нервной энергии. У меня постоянно тряслись руки, так что весь мир был осведомлен о моей тревожности. Буквально пару недель назад я сидела в кофейне, кормила Люси кусочками крекера и пыталась одновременно пить кофе, держа чашку дрожащей рукой. Тут ко мне подошел какой-то мужчина и представился «энергетическим целителем». Не успела я придумать, как бы его отшить, как он взял мою трясущуюся руку и мрачно проговорил:

– Вам не помешало бы со мной поработать.

– О! – ответила я, нервно улыбаясь. – Простите! Эта трясучка у меня с детства, а в последнее время из-за малышки я еще плохо сплю. И кажется, переборщила с кофе, – неубедительно заключила я.

– Вы много курятины едите? – спросил он. – Может вызвать отток энергии.

Я встала, пролив кофе, и мигом загрузила Люси в коляску.

– До свидания! – бодро помахала я и вышла из кофейни, теряя остатки энергии буквально на ходу.

Йога казалась самым подходящим для меня средством: лекарством, что помогло бы успокоиться. Но, с другой стороны, и самым неподходящим: ведь тогда все бы увидели, какой развалиной я стала, заметили бы мою дрожь, беспокойство и тревогу. Застыть в неподвижности, удерживать позу – это меня пугало. Что скрывается под моим фасадом нервной болтовни?

Но теперь всё изменилось. У меня родился ребенок. И я должна была носить ее. Я готова была пойти на что угодно, лишь бы ко мне вернулась способность носить ее на руках. Но занятие йогой… это было слишком. Как и многие, я боялась очутиться в зале, где все делают позы хорошо. Тогда я еще не знала, что в йоге крайне редко бывает так, что все без исключения в зале делают позы идеально. А если вдруг случится попасть в такой класс, скорее всего, окажется, что там одни придурки.

Я решила, что лучше всего купить видеокурс: возможно, так удастся получить все преимущества, не подвергаясь малоприятному унижению. И вот одним теплым осенним вечером я собралась наконец в эзотерический магазинчик. Усадила сильно сопротивляющегося ребенка в коляску. Это вызвало очередной приступ материнской вины: коляски недавно вошли в список запрещенных субстанций у молодых мам Сиэтла. Видите ли, когда малыш находится так далеко от матери, он не чувствует с ней связь: гораздо лучше для него висеть в уютном рюкзачке на спине или – никуда от этого не денешься, – опять же, на материнской груди. Детей у нас в Сиэтле принято было носить в слингах или «Снагли» (устройство, в нашем доме известное как «Вконец-Обнагли»), Была еще теория о том, что ребенок должен видеть мир с той же высоты, что и мать. Сейчас, когда я это печатаю, бредовость идеи бросается в глаза, но когда я впервые ее услышала, она почему-то не вызвала возражений. Короче, нежелание отказаться от коляски в наших краях стремительно становилось еще одним способом сообщить всему миру: первое – что вам на своего ребенка плевать; второе – что вы деревенщина, неосведомленная о последних тенденциях детского воспитания. И всё бы хорошо для тех, чьи детишки были легкими, словно сделанными из пробковой древесины, но мы с моей приятно упитанной мадемуазелью оставались ярыми приверженцами колясок. И вот осенним вечером мы покатили в магазин. Малышка в коляске снисходительно терпела свою равнодушную деревенщину-мать.

Я много раз проходила мимо эзотерического магазина, но никогда не заглядывала внутрь. Я втащила коляску в зал, и в нос тут же ударил резкий, как в церкви, запах благовоний. Всё в магазине было пыльным и каким-то перекошенным. Журнальные стойки стояли накренившись, книги были навалены кое-как, а плакаты с чакрами, волшебными грибами и звездными картами развешаны под разными углами, но ни один не висел ровно.

Я нашла покосившуюся стойку с видеокурсами по йоге. Некоторые из изображенных на обложках людей были оранжевыми. У других на голове были навороченные тюрбаны. Кто-то выглядывал из-за надписей, сделанных, типа, средневековым шрифтом с завитушками. Я выбрала кассету «Йога для начинающих», которая выглядела не экстремально. Женщина на обложке не была оранжевой и не носила головных уборов. Шрифт надписи не напоминал творчество психопатов из дурки.

Затем я выбрала коврик, расплатилась, и мы с малышкой поспешили убраться восвояси.

В тот вечер Брюс дал Люси бутылочку (переход на искусственное кормление прошел без эксцессов, слава богу), а я тем временем отправилась в комнату с телевизором, которую, как и все остальные в Финни-Ридж, мы, естественно, отказывались так называть. Я поставила кассету. Светловолосая женщина смотрела в камеру из своего безмятежного мирка, в котором цвели горшечные орхидеи. Она быстро объяснила, что не надо перетруждать себя и следует двигаться в своем темпе, после чего занятие йогой началось. Женщина сидела с закрытыми глазами. Я сидела напротив и смотрела на нее. Видимо, то была разминка. Это приятное времяпровождение продолжалось недолго – увы, вскоре настал черед асан. И тут-то я и услышала то, что мне не понравилось.

– Прыжком расставьте ноги на ширину около метра, – проговорила светловолосая. Я выполнила приказ. – Теперь заверните левую стопу на сорок пять градусов, а правую на девяносто. – Сделано. Да вы только взгляните на меня! – Потянитесь правой рукой к правой ноге и плавно опустите ладонь на лодыжку, щиколотку или стопу, как удобно. – Я слегка покачнулась, но сделала. – Медленно разверните корпус к потолку и вытяните левую руку вверх! – И… бах! Тут я с грохотом плюхнулась на пятую точку и вытаращилась на инструкторшу, чье выражение лица, как ни странно, не изменилось. Она была как озеро в безветренный день. Спокойным голосом – таким разговаривают со старичками, убеждая их пройти пару шагов по больничному коридору до туалета, – она произнесла: – Три-ко-на-са-на. – Говорила она не спеша, ей явно нравилось звучание… наверное, санскрита? – Поза треугольника, – пояснила она.

Тут я перемотала кассету и попробовала еще раз. Правую стопу на девяносто градусов, левую под углом. Вытянуть правую руку. Опустить правую ладонь на лодыжку. Тут я заволновалась. Как я подниму руку? Как развернусь к потолку? О черт, ну ладно, сейчас или никогда. Выбросив левую руку в воздух, я развернула туловище, ну может, на миллиметр. Тело заныло.

Я поймала свое отражение в темном окне – горбун из Нотр-Дама. Снова перемотав кассету, прослушала все инструкции и снова приняла эту странную позу… Какие-то части моего тела натыкались друг на друга, а ведь раньше они не встречались никогда. Что-то где-то болело. У меня возникло подозрение, что болеть не должно.

Теперь, вспоминая тот день, я понимаю, что тогда усвоила самый важный в йоге урок: найди хорошего учителя. Или хотя бы живого учителя. Моя спина болеть не перестала, и хотя обезболивающие мощно действовали, я, к сожалению, не могла принимать их постоянно. Я работала книжным обозревателем. (Если когда-нибудь решите зарабатывать на жизнь таким способом, подумайте получше.) А когда принимала обезболивающие, романы, которые я рецензировала, вдруг становились намного интереснее. Поскольку критическая оценка была моим единственным талантом, пришлось слезть с колес, хоть и неохотно.

В моей голове прочно засела идея, что йога каким-то образом изменит меня к лучшему. Я стану лучше, чем была, и лучше других. Более моральной, что ли. Мне нравилось говорить о себе так: «Я занимаюсь йогой». Язык пока не поворачивался назвать себя «йогом» или «йогиней». Но я уже представляла, как стану стройной, а может, даже худой, а кожа приобретет таинственное сияние. Спина болеть перестанет. Да, явно настало время мне сходить на настоящее занятие йогой. И вот через неделю, дождливым октябрьским днем, я оставила малышку с мамой и поехала на другой конец города, в йога-клуб, куда ходила моя подруга Катрина. Вообще-то, она была немного тронутая, но зато у нее была потрясающая задница, поэтому я и подумала: какого черта!