Бросаю руку одной из своих девчонок и, упёршись ногами во всю эту новую фигуру групповой акробатики, вытягиваю за лямку другую. Отшвыриваю её как можно дальше и тяну вторую. Бросаю эту акробатку в другую сторону. Инструктора, не сговариваясь оставляют третью мне и я успеваю развернуть её головой от себя. Заламываю девке руки, чтоб получилась стрела и, развернувшись, бросаюсь наутёк.

Кто-то сверху падает мне на ноги. Оборачиваюсь: инструктор с довольной физиономией. Гляжу на высотомер: 1300! Перехватываю его за руки и отталкиваю от себя, показывая: открывайся! Взгляд вниз. Твою маму! Подо мной трое падают держась за руки! Рву кольцо почти не смотря вверх.

Под куполом делаю спираль, оглядывая пространство. Все находятся довольно далеко друг от друга, парашюты раскрыты. Смотрю вниз. Вот только этого нам и не хватало! Планирующий парашют, сцепившись с УТ-15 и закручивая его, висит прямо подо мной. На "утэшке" моя подруга. Высоты на отцепку мало. Да и как они будут отцепляться ума не приложу, потому что на втором парашюте ещё одна девчонка.

Подтягиваюсь на правой группе строп, обрушивая парашют в максимальное снижение. Мне сверху хорошо видно, что их приземление будет на стройку. И что гораздо хуже, проекция идёт на куски бетона, брёвна и открытые бочки.

Но девчонки довольно быстро успеваю загасить один парашют и снижаются на втором. Каким-то чудом приземляются на единственную кучу гравия среди всего того безобразия, которое я обозреваю сверху. Я бросаю экстренное снижение и с хорошим прицелом приземляюсь там же.

Всё обошлось одним только синяком на заднице у той, что приземлилась первой.

...

6. Закон курятника.

В аэроклубе среди всей когорты инструкторов только я не родной. Не из этой деревни. Кстати, поэтому и я, в общем-то, и не штатный инструктор, а на общественных началах. Но меня терпят за мой опыт и за то, что у меня больше всех учеников. На которых зачастую и отыгрываются, вымещая своё отношение ко мне.

Иерархия построенная по принципу личной преданности руководящему составу похожа на мафиозный клан. Ещё за год до поездки на зональные соревнования всем известно, что в составе команды будут все инструктора клуба и самые-самые лучшие. Не в спортивном отношении, конечно. Мне в лучшем раскладе будет место только для поездки в личном зачёте.

Однажды у меня появляется идея и я задолго начинаю осуществлять её. Подглядев у одного из своих учеников данные хорошего акробата, я строю для него индивидуальную программу подготовки. Результат превышает все ожидания. На первенстве края, перед самой поездкой на первенство зоны, малыш-второразрядник в индивидуальной акробатике обходит двух мастеров спорта и занимает третье место.

На руководство клуба это не производит никакого впечатления. Места для поездки давно распределены и менять нечего. Я влезаю в этот план ещё с одной идеей: я еду судьёй, чтобы повысить свою квалификацию перед подачей документов в федерацию для присвоения республиканской категории, а малыш будет выступать в личном зачёте. Без особого энтузиазма идея принимается.

Всеми нервами чувствую, что в воздухе запахло грозой. Когда я тащил на себе всю подготовку новичков, оставляя инструкторов свободными для собственных прыжков и тренировок - это никого особо не беспокоило. Но, теперь, когда мои ученики начали продвигаться на зарезервированные только для своих места, реакция отторжения была заметна. Сразу все по-другому посмотрели на тех, кого тренировал я. Плотная ровная и умная группа. Бери любого и делай из него мастера. В сто прыжков делают то же, что и другие любимчики в триста с лишним.

На первенстве Зоны Д.В. ничего выдающегося не происходит, если не считать того, что, как сказал главный судья соревнований, был первый случай в последние годы советского парашютизма, когда судья с первой категорией судил в качестве старшего судьи упражнение (положено было только с республиканской) и получил при этом отличную оценку. Разумеется, что этим судьёй был я.

Команда клуба занимает второе место, проигрывая в основном из-за психологической подготовки: каждый любимчик считает себя лидером и соответственно так себя и ведёт. А по возвращении домой, разыгрывается финальная часть действия.

Прийдя после работы на лётное поле, где идут прыжки и не успев ещё и поздороваться я натыкаюсь на небрежно брошенную фразу Старшего тренера.

- Прыгнул я на твоём крыле. Это просто ужас какой-то! Как так можно его зарегулировать?

Командир звена смотрит на меня так, словно видит впервые.

- В чём дело?

Я не собираюсь говорить, что моё крыло отрегулировано строго по инструкции к парашюту. Потому что понимаю: с советским спортом завязано окончательно. И, если я позволю сморщить себя сейчас, мне уже никогда не отмыться.

- А в чём дело? - вопросом на вопрос отвечаю я, - Парашют вот он. Берите и регулируйте. Я больше не прыгаю.

- А! - руководство сразу теряет ко мне интерес.

Это был первый случай, когда я не пришёл на разбор прыжков в конце дня. Все малыши, и мои и другие, посидев в классе и притихнув, выходят на улицу. Проходят мимо, пытаясь заглянуть мне в глаза.

- А что? У нас сегодня разбора не будет? - спрашивает один.

- А разве Старший вам его не провёл?

- Поня-атно, - растягивает слово малыш.

Каждому из них оставалось от одного до нескольких месяцев занятий в этом клубе.

Постскриптум:

- Вова! Если б ты видел, как они орали друг на друга, - рассказывает мне один из моих коллег через год, - Всё искали виноватого. Того, кто настоял не посылать твои документы на присвоение тебе республиканской. Ведь за это давали три балла в общем зачёте. А всего два их отделяло от первого места в общесоюзном соревновании.

...

7. Коалиция.

Памяти Светы Сергиенко.

Не было в клубе более безобидного существа. Даже на разносы Света реагировала беспомощной улыбкой, после которой только законченный идиот мог продолжать на повышенных тонах. А уж её неповторимые приземления! Это надо было видеть. Но видеть могли не многие. Не хватало силы духа.

...Очередной заход Светы на "пятачок". Старый инструктор стоит рядом со мной и подсказывает в полный голос чего-то. За мгновение до касания земли, он резко отворачивается, закрывает лицо руками и вскрикивает:

- Ой! Мама!

Света ставит ногу почти на круглый диск в центре круга, а затем складывается как деревянная куколка и бьётся каской об песок почти в том же месте, где и поставила ноги.

Инструктор отнимает руки от лица и глядит на меня.

- Приземлилась? Живая?

Я киваю утвердительно. Он поворачивается к ней и ласково:

- Молодец, Светочка, но попробуй в другой раз пожёстче ножки поставить.

Света стоит счастливая, на щеке прилип песок, с улыбкой слушает замечания по прыжку.

Её бы давно выгнали, если бы не тот энтузиазм и безотказность, с которыми она бралась за любую общественную работу в аэроклубе. Но она тоже была неродным ребёнком этой деревни. И на свою беду прогрессировала в парашютизме. Что было совсем не по нраву толстой бабище, бывшей чемпионке Вооружённых Сил, исполняющей обязанности старшего тренера и, по праву родственницы руководства, занимающей постоянное место в команде клуба. Была бы её воля, толстозадая с треском бы вышибла Светку за входную дверь, но сто килограмм авторитета боялись командира звена.

В тот день была назначена проба на совместимость в групповом прыжке. Шла подготовка к зональным соревнованиям. Девок было несколько на вакантные места в команде, но явных лидеров только трое. Я уже успел отметить, как плохо прыгает вся группа из-за явной борьбы на вынос из команды лишнего тела. Краем глаза замечаю, что спортивный центнер о чём-то шепчется с одной из парашютисток. Потом тренерша подошла ко мне.