И вот, накопив богатый и разнообразный жизненный опыт, изучив немецкий, английский и французский языки, побывав в группе объединенных интернационалистов Лозовского и вступив в ВКП(б), в 1926 году он был принят в Иностранный отдел (ИНО) ОГПУ. С самого начала в разведке Орлов становится нелегалом, выступает как гражданин иностранного государства.

Итак, нелегальная работа во Франции в 1926–1930 годах. Затем, после трёх лет на руководящей работе в Центре, – новая командировка – в Австрию и Великобританию. В Англии Орлов возглавил большую нелегальную резидентуру, имевшую ценные источники информации, среди которых были Гай Бёрджесс, Дональд Маклейн и Ким Филби. Все они – англичане, достигшие впоследствии высокого положения в спецслужбах и Министерстве иностранных дел своей страны. О Киме Филби, ставшим легендой XX века, написаны десятки книг, снят не один фильм.

В марте 1937 года Александр Орлов был командирован резидентом НКВД в Испанию и одновременно советником по вопросам безопасности при республиканском правительстве. В Испании Орлов лично руководит работой такого крупного разведчика, как Ким Филби, бывшего тогда корреспондентом английской газеты, аккредитованного при Ставке Франко. Ким Филби (1912–1983) получил испанский орден лично из рук самого генерала Франко.

Испанский Орлов – это человек в расцвете сил и творческих планов, напористый, изобретательный, смелый и решительный, готовый рисковать своей жизнью. Характер и способности Орлова отражены в кратком словесном портрете того времени: выше среднего роста, атлетического телосложения, нос слегка перебитый, лысеющая голова, волосы сильно поседевшие. Носит короткие усы. Очень решительные черты лица, походка быстрая, отрывочная резкая речь. Серые пристальные глаза. Уверенно владеет английским языком с американским акцентом. Хорошо говорит по-немецки. Более-менее свободно объясняется на французском и испанском.

Находясь в Испании, 20 октября 1936 года Орлов получил шифртелеграмму следующего содержания: «Передаю вам личный приказ “Хозяина”. Вместе с послом Розенбергом договоритесь с главой испанского правительства Кабальеро об отправке испанских золотых запасов в Советский Союз. Используйте в этих целях советский пароход. Операция проводится в обстановке абсолютной секретности. Назначаю вас лично ответственным за эту операцию. Розенберг проинформирован. Иван Васильевич». Так Сталин подписывал самые секретные сообщения. Речь шла о золотых слитках на сумму 2 367 000 000 песет или около 783 миллионов долларов.

Орлов успешно справился с этой задачей. Его повысили в звании. В газете «Правда» был опубликован текст указа о награждении старшего майора госбезопасности Никольского Льва Лазаревича орденом Ленина за выполнение важного правительственного задания.

Через месяц после прибытия в Мадрид Орлов сообщил в Москву, что в Испании «единой службы безопасности нет». «Единственный выход, – рапортовал он в Москву, – прикомандировать наших советников в местные спецслужбы в наиболее важных городах и военных центрах». Москва поддержала предложение Орлова. Вскоре в Испании начался процесс «сталинизации» республиканских органов власти. Пользуясь неограниченными полномочиями, Орлов показал себя типичным представителем власти. И это не могло не вызвать ответной негативной реакции со стороны республиканской власти.

Генерал Ян Берзин – один из главных военных советников при республиканском правительстве Испании, а до этого – руководитель советской военной разведки (он выводил Рихарда Зорге в Японию). В марте 1937 года он отправил наркому К. Ворошилову конфиденциальное письмо, в котором информировал о протестах республиканских лидеров по поводу репрессивных мер аппарата НКВД в Мадриде.

О перегибах Орлова знали и на Лубянке. «Берзин абсолютно прав, – признавал в беседах руководитель ИНО (внешняя разведка. – Н.Ш.) Абрам Слуцкий[2]. – Наши люди ведут себя в Испании некорректно».

В октябре 1937 года в Испанию прибыл Михаил Шпигельглас, заместитель начальника ИНО НКВД. Его приезд был вызван некоторыми текущими разведоперациями, к которым была причастна «легальная» резидентура в Париже. Но и к «хозяйству» Орлова он также проявил интерес. Детальное знакомство с испанской резидентурой было намечено на июль 1938 года, причём с заслушиванием годового отчёта резидента.

Вскоре Центром было принято решение провести встречу с Орловым и заслушать его отчёт на борту парохода «Свирь», который к тому времени должен был находиться в Антверпене. 9 июля 1938 года соответствующая шифртелеграмма за № 1734 ушла в Барселону к Орлову.

По признанию Орлова, шифровка, на первый взгляд, выглядела обычным, рутинным вызовом на встречу с одним из руководителей ИНО. Но когда Орлов прочитал её ещё и ещё раз, он понял, что это ловушка, в которую его пытаются заманить. Справедливости ради следует заметить, что настрою на то, что это – ловушка, способствовали безжалостные чистки, которые проводили в НКВД и, разумеется, в ИНО, Ягода и сменивший его Ежов. Главным объектом чистки были старые кадры, и прежде всего руководящего звена.

В июне 1937 года из Лондона был отозван сменивший Орлова резидент нелегальной резидентуры Теодор Малли, который знал, что с ним будет, но предпочёл расстрел бесчестью спасения жизни бегством. Его расстреляли как «германского шпиона».

В июле ещё один резидент НКВД в Париже, В.В. Смирнов (настоящая фамилия С.М. Глинский. – Н.Ш.) также был вызван в Москву и расстрелян за «государственную измену».

Феликс Гурский, ответственный сотрудник ИНО, выбросился из окна своего кабинета на Лубянке.

В общей сложности более 40 офицеров НКВД были отозваны в Москву в 1937 году из-за кордона и там расстреляны.

Отказался прибыть в Москву нелегал Рейсс (настоящие имя и фамилия – Игнатий Порецкий. – Н.Ш.). Получив роковой вызов в Центр в июле 1937 года, он вместе с женой и ребёнком бежал из Парижа в Швейцарию.

Его примеру последовал Кривицкий (настоящая фамилия – Гинзбург), перебравшись из Гааги в Париж, где попросил защиты и убежища у французских властей.

Знал Орлов и то, что его зять Кацнельсон, заместитель наркома внутренних дел Украины, репрессирован. Так что почва для волнений и подозрений у Орлова была. Оставалось лишь сделать выбор. И Орлов этот выбор сделал.

«Подтверждаю получение вашей телеграммы за № 1743», – отрапортовал он в Центр. А 12 июля 1938 года, прихватив из кассы резидентуры 60 тыс. долларов, покинул свой кабинет в Барселоне и отправился, но… не в Антверпен. «Вместо этого, – писал он впоследствии, – я позвонил жене, договорился встретиться с ними в определенном отеле в Перпиньяне и бежал».

Перпеньян – это уже Франция. Затем Париж – Шербур – Марсель – Монреаль. Жизнь за океаном началась с того, что Мария, жена Лейбы, открыла сберегательный счёт в Монреальском банке за № 300937 на имя Берг Марии Владиславовны.

В Москве первая реакция на исчезновение «Шведа» была бурной. Лубянка, как выразился Павел Судоплатов, была буквально взбешена: «Я подписал так называемую “ориентировку” по его розыску, которую надлежало передать по нашим каналам во все резидентуры».

В ориентировке указывалось, что причиной исчезновения Орлова и его семьи, скорее всего, является их похищение британской, германской или французской спецслужбами. Дело в том, что, по оперативным сведениям, подобные намерения высказывались представителями именно этих спецслужб. Допускался и такой вариант, как измена.

Когда же на Лубянке получили письмо от «Шведа» из Монреаля, – всё стало на свои места. И в личном деле «Шведа» в августе 1938 года появилась запись о том, что его «бегство рассматриваем как результат испуга и недоразумения». И далее: «Сам факт побега является антипартийным поступком, граничащим с предательством». Каких-либо документальных данных, свидетельствующих о том, что «Шведа» намеревались репрессировать – завлечь в ловушку, как выражался «Швед», и расстрелять, в его личном деле не было обнаружено.