Короче, выступление своё я начал с того же, чем начал эту главу. Советские вожди не всегда врали нам, сказал я. Вот ведь Никита Хрущёв отнюдь не сболтнул, заявив некогда вполне громогласно, что нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме. И смотрите-ка, сбылись его слова. Все дружно засмеялись этой нехитрой шутке, зря я опасался, что кто-нибудь патриотически насупится.
Кстати сказать, я знаю, что такие же садики есть и в Израиле, но там был американский размах, и старость ввиду вольготного и комфортного общения с ровесниками выглядела донельзя достойно.
Хотя время натекало даже там со всей неумолимостью, ему присущей.
У Корнея Чуковского есть в дневнике очень удивившие меня и очень спорные (поскольку чисто личные) слова: «…Никогда я не знал, что так радостно быть стариком, что ни день – мои мысли добрей и светлей».
Вторит ему Юрий Нагибин: старость – «это самая важная, тонкая, нежная, грустная и прекрасная пора человеческой жизни». «Ну и ну, – подумал я, прочитав. – Разве что со словом «грустная» могу согласиться».
Больше ничего одобрительного мне о старости сыскать не удалось. Хорошо о ней отзывались только древние мыслители, но в то время старостью считался возраст около пятидесяти лет, смешно об этом говорить сегодня. А нынешние златоусты издеваются над старостью без всякого сочувствия. Я взял толстенный сборник афоризмов на все случаи жизни и оттуда выписал немного. Авторов не буду называть и кавычками пренебрегу, чтоб очевидней стал безжалостный парад печального злоязычия. Старость – это послесловие к жизни, пишет один из афористов. Старость – это огрызок жизни, усугубляет другой. Старость – это переходный возраст: с этого света на тот, шутит третий. И другие остроумцы дуют в ту же дуду. Самое великое утешение старости – что вы до неё дожили. Старость – это когда знаешь все ответы, но тебя никто не спрашивает. У старости две полярные заботы: время кончается, и куда девать этот остаток. Не бойся старости – она проходит. А вот попалось, наконец, и нечто почти светлое: любой возраст хорош, пока он есть. Это, кстати, написал Геннадий Малкин, пожилой и замечательный автор, недавно переехавший в Израиль, – дай Бог ему здоровья и достатка в мыслях.
Я вдруг недавно ощутил, что мне пора опять писать о старости. Об уже иной её фазе, гораздо более продвинутой. Я сидел у своего письменного стола, задумался о чём-то и уснул. Так вот – сидя я не засыпал ещё никогда, ну пару раз в театре, но ведь там иные механизмы усыпления. Проснулся, закурил с эпической печалью и подумал, что пришла иная стадия дряхления. Уже смешно и вспомнить даже, как ещё совсем недавно жаловались мои сверстники на старость: всё редеет, плакались они – зубы, волосы, мысли. А когда не стало ни того, ни другого, ни третьего – насупились и жаловаться перестали. Наступило время обсуждать уже совсем, совсем иное. И хотя ещё мы из последних сил бодримся, пыжимся, ерепенимся и хорохоримся, а также петушимся и кочевряжимся, однако же совсем не прочь услышать что-нибудь о светлых перспективах – неужели их не наработала наука?
Победить или хотя бы потеснить старение люди пытались уже многие века. Из многочисленных попыток стоит несколько упомянуть. Это несложно, ведь сейчас добыча сведений и фактов чрезвычайно упростилась: на закате залезаешь в Интернет и к ночи уже блещешь эрудицией. И я немного потаскаю. Спасибо названным и безымянным авторам, на них же – и ответственность, ежели я чего совру. Но кроме этого, читатель, если бы ты знал, сколько пустой херни и жидкого философического трёпа я перечитал, листая книги и статьи в поисках чего-нибудь путного о старости, то ты б наверняка зауважал меня как редкостно усердного изыскателя. Совсем недаром я недавно получил от зрителя записку, дышащую безграничным доверием к моей осведомлённости: «Игорь Миронович, когда наступит конец света?»
Ну, древности касаться мы не будем, ибо мифы и легенды про омоложение теснятся в изобилии в фольклоре всех стран, и только слишком они сказочны для нашего научного повествования. А географически множество таких мифов тяготеют к Тибету. Порою даже с точно названными цифрами (что говорит о достоверности) отвоёванных у смерти лет. Так, например, монах Чжан Даолин (первый век нашей эры) озаботился своей сохранностью в возрасте около шестидесяти, изготовил некое лекарство и прожил до ста двадцати двух. Рецепта почему-то не оставив.
Средневековые алхимики – вот кто занимался этой проблемой изо всех сил, ибо очень уж настойчивы и могущественны были заказчики: и королей не сосчитать, и даже папы римские (на Бога уповавшие умеренно). Так, папа Бонифаций VIII (конец тринадцатого века), едва взойдя на престол, возжаждал если не бессмертия, то хотя бы очень долгой власти. И его личный врач (алхимик, естественно) изготовил ему снадобье из смеси царственных веществ: там были в измельчённом виде – золото, жемчуг, сапфир с изумрудом, рубин и топаз, красный и белый кораллы, слоновая кость и сандаловое дерево. Всё это смачивалось мускусом, амброй и соком алоэ. Такое не могло не помочь. Да, я ещё забыл про сердце оленя некой особо благородной породы. Но через несколько лет Бонифаций всё-таки помер.
А в конце пятнадцатого века другой римский папа, Иннокентий VIII, прославился чрезвычайным жизнелюбием: восемь сыновей и столько же дочерей при полном соблюдении обета безбрачия. Он не стеснялся своих детей, не называл их, в отличие от других пап, своими племянниками и племянницами, очень заботился об их процветании. Его распутство и чревоугодие были настолько широко известны, что даже воспевались в уличных стишках. Но время шло, и папа Иннокентий почувствовал упадок жизненных сил. И тогда личный врач влил в его слабеющее тело кровь трёх подростков. Папа Иннокентий был осведомлен об этом средстве, но очень жить хотелось, и он благословил врача на тройное убийство. Кровь не помогла, и жизненные силы не восстановились. Кстати, убеждённость в том, что свежая кровь способствует долголетию, бытовала уже с давних пор: на арену римских цирков часто выбегали старики и старухи, чтобы выпить глоток крови только что убитого гладиатора.
А уже в семнадцатом веке знаменитый врач и алхимик Парацельс изобрёл пилюли бессмертия. По слухам, они даже оживляли умерших (как те глотали эти пилюли, осталось неизвестным). А согласно тем же слухам, продлевали годы они многим. Кроме самого Парацельса, который умер в сорок восемь лет.
На сегодняшний день официально зафиксирован рекорд долголетия: его поставил некий малоизвестный китаец Ли Цуньюн, проживший на белом свете 253 года (1680–1933). Это подтверждают записи в разных бумагах, но более всего – тот факт, что он пережил двадцать три жены, его вдовой стала двадцать четвёртая. Хотите – верьте, хотите – нет, но эта подробность показалась мне убедительной: чтобы извести столько жён, надо действительно много времени. Он всю жизнь пил настои из каких-то трав (рецепт остался неизвестен) и пережил благодаря им великое множество исторических событий, о которых почти наверняка и слыхом не слыхивал.
Ещё бы не забыть упомянуть: веками длилась у людей уверенность, что омоложению и долголетию весьма способствует дыхание юных девушек. Так не отсюда ли идут корни пресловутого старческого сластолюбия? А вовсе не от чего-либо другого.
Вот мы и подошли к времени научных изысканий. Их, безусловно, следует начать с французского физиолога Броун-Секара. В последний год девятнадцатого века (учёному уже исполнилось семьдесят два) он сделал сам себе подарок в виде попытки омолодиться. Никаких предварительных опытов на животных он не ставил, полностью доверившись собственной интуиции. Он изготовил вытяжку из семенных желёз молодых собак, кроликов и морской свинки и сделал себе несколько инъекций. Помолодел он (по собственным наблюдениям и ощущениям) – на тридцать лет. Его докладу и проявленному мужеству восторженно рукоплескало Парижское биологическое общество. Через пять лет он умер, положив начало подлинной эпидемии этой «клеточной терапии», как тогда назвали его метод.
