Несколько дней назад я написал ей письмо с двумя вопросами: не собирается ли она подавать на развод и где ключ от нашего сарайчика в саду, потому что трава на лужайке уже выросла чуть ли не в фут высотой. Я собираюсь загрузить ответ Люси в этот же файл. Мне бы хотелось сохранить его, и этот дневник будет для него столь же подходящим местом, как любое другое. Дорогой Сэм. Ключ от сарайчика лежит под вторым справа от двери горшком фуксии. Если ты впервые за это время вспомнил о саде, то я думаю, что все наши растения уже погибли. Если же нет, пожалуйста, немедленно обеспечь их ЛНЗ. Если ты забыл, что это такое, повторяю по буквам — Любовь, Нежность и Забота. В сарайчике есть специальная подкормка для растений. Если увидишь на растениях тлю или тому подобную гадость, пожалуйста, наполни пульверизатор мыльной водой и осторожно опрыскай пострадавшие растения. НЕ ИСПОЛЬЗУЙ никаких химикатов, так как в нашем садике все органическое. Вообще-то у меня волосы дыбом встают при мысли о том, сколько там теперь кошачьего дерьма. В принципе нужно хотя бы раз в неделю проходить по саду и собирать эти какашки в совочек, иначе рано или поздно весь сад будет погребен под слоем дерьма. Что касается развода, то, пожалуй, настало время официально засвидетельствовать то, что давно уже стало реальностью: нашей семьи больше не существует. Тем не менее я полагаю, что было бы нечестно, если бы я первая сказала тебе, что хочу развода. В конце концов, как такового развода я не хочу. Не в нем дело. Я никогда не хотела, чтобы наша семья распалась. Единственная причина, по какой я хочу развестись, заключается в том, что я не могу простить тебе того, что ты со мной сделал, и я в жизни не стала бы с тобой разводиться, если бы не тот твой поступок. Следовательно, это не я, а ты хочешь развода. Ну вот, написав это и проанализировав все написанное, я пришла к выводу, что, пожалуй, и сама готова подать на развод. Впрочем, не сию минуту. Я пока не в форме и боюсь, что моя нервная система не выдержит этой неприятной процедуры. Сэм, я до сих пор не могу поверить, что все так обернулось. Как ты мог оказаться таким болваном? Твоя, и т. д., и т. п. Люси. Она так и написала: «и т. д., и т. п.». Не знаю, смогу ли я когда-нибудь в будущем открыть этот файл. Дорогой Сэм. Прошло еще четыре месяца, и вот я снова почувствовал, что мне нужно собраться с мыслями, а для этого по возможности изложить их в письменном виде. Премьера фильма «Все возможно, детка» состоится на следующей неделе. Все вокруг только об этом и говорят, и похоже, что премьера станет заметным светским событием. Телевидение нам уже обещано, равно как и присутствие знаменитостей. О фильме уже говорят как об образце нового британского кино. Надо сказать, что новое британское кино рождается в наши дни едва ли не каждую неделю. Не хотелось бы быть циничным по отношению к собственному фильму, но похоже, что птица-феникс британского кинематографа восстает из пепла так часто, что у нее от этого голова идет кругом. Люси собирается прийти на премьеру. Я этого не ожидал, но наша пресс-секретарша подтвердила, что она придет, и, конечно, она будет под ручку с Карлом Фиппсом. Пресс-секретарша заверила, что она считает эту пару гвоздем программы для светской хроники, и на нее, как на наживку, набегут журналисты. Пожалуй, равный интерес вызовет только еще одна пара — Нахве и Эван Проклеймер. Да, Эван бросил свою жену Мораг и ушел к Нахве. В мире кинематографа такие штучки в порядке вещей. Ну, а то, что он та еще скотина, и без того ясно. Ему, видишь ли, мало одной шикарной и чувственной женщины. Ему таких подавай одну за другой. Мне вот, как выяснилось, вполне хватило бы одной шикарной и чувственной женщины на всю жизнь. Вся проблема в том, что она у меня была, но я умудрился ее потерять, и теперь все другие женщины меня совершенно не интересуют. Едва ли они заинтересуют меня и в обозримом будущем. Эта премьера для меня, конечно, будет настоящей эмоциональной встряской. Поначалу я вообще думал никуда не ходить. Я не был уверен, что смогу выдержать встречу с Люси, и тем более вместе с Фиппсом. Джордж и Тревор, однако, настаивают, чтобы я пошел. Они считают, что фильм получился очень хороший, и поэтому такое дело нужно хорошенько отпраздновать. На самом деле я уже посмотрел фильм на кассете и согласен, что он довольно удачный. Пусть Эван Проклеймер — надменная и бессердечная скотина, но свою репу тацию высококлассного режиссера он оправдал. Видимо, в этой профессии гений и злодейство в состоянии идти рука об руку. Джордж и Тревор также подчеркивают, что поскольку эта история моя (и Люси), то если уж кто и заслуживает присутствовать в момент успеха, так это именно я. А еще Джордж со свойственной ему прямотой на грани бестактности заявил: если я и похерил всю свою жизнь и пожертвовал ради этого фильма единственным ценным, что у меня было, то уж хорошую пьянку на банкете по случаю его выхода на экран я заслужил сполна.
Дорогая Пенни. Вот уж не думала, что когда-нибудь снова открою эту тетрадь. Все, что с ней было связано, принесло мне в конце концов такую боль, что я не хотела даже вспоминать об этом. Тем не менее у меня появилось кое-что, что я хотела бы записать именно сейчас, потому что в каком-то смысле это конец прошлой истории и начало новой. И потом, Пенни, мне некому рассказать об этом, кроме тебя. Карлу я пока говорить не хочу. В конце концов, может оказаться, что и говорить-то не о чем, а если и есть о чем, то я хотела бы сначала все обдумать и ни с кем не делиться, пока не буду уверена; если же это ерунда, то лучше просто поскорее забыть о ней. Извини, Пенни, что запутала тебя, но так уж получилось, что ты у меня единственное доверенное лицо. Видишь ли, у меня есть подозрение, что я беременна. У меня три недели задержки, и кроме того, тест на беременность, купленный в аптеке «Бутс», дал положительный результат. Я дозвонилась до доктора Купера и завтра иду к нему на прием. Я стараюсь не позволять себе даже думать о том, что это может быть правдой, что в конце концов это случилось. ПЕННИ! Доктор Купер все подтвердил. Вот он — самый счастливый, да нет, единственный счастливый момент в моей жизни. Я чуть не упала в обморок от радости. Тем не менее мне нужно стараться сохранять спокойствие. Ведь срок очень маленький, и все еще может пойти не так, как нужно. Теперь надо очень внимательно следить за собой и правильно дышать. Ребенок, Пенни! Ты представляешь себе? Это ведь единственное, чего я хотела в жизни! Продолжаю писать тебе чуть позже. Я заварила себе ромашкового чаю и всячески стараюсь успокоиться и сосредоточиться. С тех пор как я вернулась от врача, мое сердце бьется так сильно, что я боюсь растрясти все у себя внутри. Придется взять себя в руки и умерить собственную радость. Может быть, мне будет легче это сделать, если я признаюсь тебе, Пенни, что в моей безмерной радости присутствует и маленькая капля горечи. Надеюсь, ты сама понимаешь, в чем тут дело. Я столько раз писала тебе о том, как сильно я люблю Сэма, что тебе, наверное, без лишних комментариев ясно: такое чувство бесследно не проходит. Мне действительно очень жаль, что Сэм, которого я так долго и так сильно любила и с которым мы вместе пережили столько разочарований, не может разделить со мной радость этого потрясающего момента. Дело не в том, что я бы хотела иметь ребенка только от Сэма — конечно нет. И даже наоборот. Я его любила всем сердцем, но когда любовь не находит отклика в душе того, кого любишь, она оказывается совершенно бесполезным чувством. Поняв это, я и ушла от Сэма. Раньше я думала, что он меня любит, и не сомневаюсь, что он тоже так думал, но на самом деле не любил. Его поступок — лучшее тому подтверждение. Если любишь человека, ты не сможешь использовать его ради собственного успеха, злоупотребить его отношением к тебе, предать его. Любовь включает в себя и уважение, и внимание, и доверие. В этом партнерстве каждый поддерживает и защищает другого. Сэм меня не защитил, а значит, и не любил. Он вообще никого не любит, даже себя самого. Бедный Сэм. Мне нелегко было переступить через мои чувства к нему и осознать все, что произошло. Слава богу, у меня был Карл. Карл оказался настоящим другом, верным и любящим, и благодаря ему я смогла пережить самые трудные дни в моей жизни. Не знаю, как бы все обернулось, не будь его рядом со мной. Наверное, я бы со всем этим не справилась. В тот же вечер, после ужасной сцены на съемочной площадке, он написал мне и спросил, не можем ли мы увидеться. Признаюсь, что я полетела к нему не задумываясь. Мне было так плохо и тяжело в тот момент, что я была счастлива услышать слова утешения, из чьих бы уст они ни прозвучали. И я очень рада, что поступила именно так. В ту первую ночь, да и в следующую мы с ним не спали, но не стану отрицать, что это затянулось не надолго. Боже мой, Пенни, это было чудесно! Может быть, все дело было в моем эмоционально взбудораженном состоянии и более чем ограниченной сексуальной жизни в предшествующие месяцы: именно это и сделало меня такой восприимчивой, но в любом случае нельзя отрицать, что и заслуга Карла исключительно велика. Просто некоторые мужчины знают, как надо это делать, — вот и все. Теперь это мне известно точно. Он занимался со мной любовью так, словно в тот момент ему больше ничего на свете не было нужно. И знаешь что? Думаю, так оно и было на самом деле. Знаешь, Пенни, этот первый порыв страсти продолжался несколько недель. Для меня они стали сплошным праздником и отдыхом от всех моих проблем, и все было сосредоточено на любовных отношениях с Карлом. Шейла мне все уши прожужжала своими предупреждениями по поводу того, как опасно попадаться на удочку физического влечения, когда ты так несчастна и одинока, и тому подобное, зато Друзилла встала на мою сторону, заявив, что этот пир страсти — сам по себе уже награда и удача, и она была права! Надо сказать, что вообще Карл — это первый мужчина в моей жизни (справедливости ради отмечу, что их было не слишком много), которому на самом деле доставляет удовольствие делать массаж женщине. Я не имею в виду те короткие и не столько успокаивающие, сколько возбуждающие ласки перед тем, как войти в более тесный контакт, нет, речь идет о настоящем массаже, который, кстати, требует от него немалых усилий и сосредоточенности, и который он делает мне независимо от того, будем мы с ним после этого заниматься сексом или нет. Ощущение потрясающее. Он делает это иногда до сих пор (пусть и не так часто, как в те первые недели). Мы ложимся голыми на постель, и он массирует меня, начиная с шеи и плеч, и занимается этим по целому часу или даже больше. Я заметила одну забавную вещь: ему нравится в это время смотреть на себя. В спальне у него напротив кровати висит большое зеркало, и я часто ловлю его на том, что, массируя меня, он просто упивается тем, как перекатываются по телу его мускулы. Впрочем, не вижу в этом ничего особенного. Не все же ему смотреть на меня. Могу заверить тебя, Пенни, что мускулатура у него гораздо более гармонично развитая и красивая, чем у меня. Мы еще не живем вместе, хотя проводим много времени друг у друга. Больше всего я люблю уикэнды. Карл умеет шикарно обставить воскресное утро: груды круассанов, настоящий крепкий кофе, шикарные халаты, утренние газеты, — ощущение такое, что ты в дорогом отеле, и это мне очень нравится. Это, пожалуй, мое самое любимое время. Еще иногда мы ездим в его маленький коттедж в Котсуолде — каменные стены, настоящие камины, которые надо топить дровами, в общем, все в духе «Грозового перевала». Нам с ним очень хорошо и легко, честное слово. Не стану утверждать, что у нас все идеально. У меня бывают моменты, когда я не в настроении, и у него, конечно, тоже. Да и чему тут удивляться: я любила Сэма десять лет, и это нельзя просто так зачеркнуть и выкинуть за пару минут, особенно если все оборвалось так внезапно и неожиданно. У Карла тоже есть свои заморочки. Нет, речь не идет о другой девушке, пожалуй… дело в том, что Карл немножко чересчур любит самого себя. Нет, конечно, тут нет ничего ужасного или извращенного, на оборот, в этой любви к собственной персоне есть даже какой-то шарм. Иногда у меня возникает чувство, что Карлу часто бывает достаточно быть просто «тем самым Карлом Фиппсом». По- настоящему ему больше никто не нужен. Вот почему во всем, что касается нашего с ним ребенка, мне нужно быть чрезвычайно осмотрительной. Карл часто говорит о том, как он меня любит и как жалеет, что у меня, похоже, не может быть детей. Но я вовсе не уверена в том, что могу правильно предугадать его реакцию, когда он узнает, что ребенок у меня все-таки будет. В любом случае давить на него я не хочу. Конечно, больше всего на свете я бы хотела, чтобы он воспринимал нас как семью, но если он еще к этому не готов, то мне нужно очень хорошо все обдумать. Я люблю Карла, знаю, что люблю. В этом у меня сомнений нет. Конечно, это не то чувство, которое я испытывала к Сэму. Но я и не считаю, что чувство любви к двум разным людям может быть одинаковым. В противном случае, какой был бы в этом толк? В некоторых отношениях моя любовь к Карлу гораздо более яркая и волнующая, чем та, предыдущая (я думаю, Пенни, ты догадываешься, какие отношения я имею в виду), в других — не все гладко. Должна признаться, что очень странно жить с мужчиной, который так любит поговорить. По идее это должно бы мне нравиться. Сэм, конечно, относился к тому известному типу мужчин, которые вечно сидят, уткнувшись в газету и отгородившись ею от всего вокруг, и я это ненавидела. Проблема в другом: любимая тема разговоров Карла — это он сам. Иногда это бывает очень забавно, мило и ужасно интересно, даже захватывающ. Меня постоянно поражает его умение переводить любой разговор на излюбленную тему — на Карла Фиппса. Стоит, например, заговорить о метафизике — не успеешь оглянуться, как Карл уже рассказывает, что несколько лет в свободное время работает над стихотворной пьесой о Джоне Донне; упомяните Шлезвиг-Гольштейн — и окажется, что Карл снимался в рекламе зубной пасты во Фленсбурге. Конечно, это его работа, и он поглощен ею целиком и полностью. В принципе, Карл — актер, очень преданный своему делу, и так будет всегда. Актерское искусство означает для него все, и так оно и должно быть. Но иногда мне хочется сказать ему, что существуют и другие не менее трудные и эмоционально выматывающие профессии — например, пожарный или врач «скорой помощи». Впрочем, стоило мне недавно заикнуться об этом, как он сообщил, не задержавшись с ответом, что научно доказано: количество адреналина, вырабатывающегося в организме актера, исполняющего главную роль в какой-нибудь шекспировской пьесе, равно тому, что обнаруживают в крови жертв автомобильных аварий. Может быть, я просто притягиваю к себе мужчин, зацикленных на своей работе. Что ж, во всяком случае, Карл в этом отношении преисполнен энтузиазма, в отличие от вечно мрачного и всем недовольного старины Сэма. По крайней мере, Карл верит в себя. Я пишу все это в квартире Карла. У меня есть ключ, и конечно, сейчас, дожидаясь его, я понимаю, что больше всего мне хочется как можно скорее сообщить ему эту чудесную новость. Я позвонила ему на мобильник, но он был на съемочной площадке, а там все телефоны отключают. Нет, это уже не «Все возможно, детка». Те съемки закончились еще несколько месяцев назад. А сейчас он снимается в качестве приглашенной звезды в одном детективе на Ай-Ти-Ви, играя очаровательного киллера. Я уверена, что играет он замечательно (он говорит, что нет, но я-то вижу: он прекрасно знает, что это так и есть на самом деле). «Все возможно, детка» на днях выходит в прокат, и по поводу его уже возник довольно большой ажиотаж. Я согласилась пойти на премьеру, которая состоится послезавтра. Сначала я абсолютно твердо решила, что не пойду, но в конце концов меня убедили и посмотреть фильм, и побывать на вечеринке в честь премьеры. Это будет своего рода финальным аккордом или итоговой чертой, которую я рази навсегда подведу под моим прошлым. Я также хочу увидеть Сэма, и момент его триумфа (вообще-то нашего триумфа: меня упомянули в титрах и заплатили мне как соавтору сценария, как это ни смешно!) будет для этого самым подходящим временем. Слышу, что Карл открывает дверь. Настало время сообщить ему новость. Я все рассказала Карлу, и он был абсолютно потрясен. Глаза у него затуманились, он стал объяснять, что он думает по поводу отцовства, рассказал о своем собственном отце, о круговороте времени, о порядке вещей и о том, кто сменит его на этой земле. Затем (наверное, от избытка чувств) он надел свое длинное пальто и вышел прогуляться. Не было его довольно долго, а вернулся он изрядно продрогшим и на редкость серьезным. Я предложила сходить куда-нибудь вместе, чтобы отметить это событие, но он не захотел. Он сказал, что сотворение новой жизни — это огромная ответственность, а поэтому ему нужно некоторое время, чтобы сосредоточиться и немножко подумать. Ну что ж, каждому свое, но по правде говоря, я все же не отказалась бы поднять бокал-другой в честь такого события, пусть даже мне пришлось бы пить простую воду. Ладно, может быть, на премьере он развеселится. Что-то мне подсказывает, что банкет там решили закатить на славу. |
