Литмир - Электронная Библиотека

Облачившись в домашний халат, он подошел к окну и заглянул в щелочку шторы. Офицерская, погруженная в февральскую темень, мирно дремала. На тротуарах гуляли ночные тени. Лишь в дальней подворотне будто кто-то прятался. Лебедеву показалось, что тень смотрит на него. Легкий холодок тронул бесстрашное сердце. Аполлон Григорьевич тут же разозлился, обозвав себя последними словами за то, что поддался подобной чепухе, и занялся более приятными обязанностями, чем высматривать тени в ночи.

* * *

Жажда звала. Звала за собой и требовала слушать ее голос. Это было наяву, и оттого голос ее звучал громче. Нельзя было заткнуть уши. Жажда кричала сквозь пальцы, и каждый палец кричал о ней. Сколько ни затыкай, все равно не помогает. Перекричать нельзя. Начнешь, так кричишь ее голосом. Жажда проникла и напитала каждую ямочку кожи. Она стала самой кожей, и не стало ничего, кроме нее. Она шептала, болтала, трезвонила на все голоса, и голосов этих был легион. Некуда от них деться.

Каждый из них был по-своему хитер. Один, ласковый, уговаривал и шутил. Другой обвинял и требовал, как может только судья. А третий приводил разумные доводы и объяснял, что все равно, сколько ни пытайся, конец один будет. И конец этот известен. Ради чего же тогда муки принимать? Все одно сил человеческих на это не хватит. Некуда тебе деться.

Иногда голоса начинали спорить друг с другом, и тогда поднимался гвалт со свистом и воем, в котором не разобрать слов. Словно гудящее облако окутывало и поглощало собой. А потом все затихало, и жажда спрашивала робко: ну же? Как же? Когда же? Тебя ждет то самое наслаждение, какого боишься, но так жаждешь. Я – наслаждение. Я – жажда твоя. Испей меня. Скорей же, скорей!

И не желала ждать и терпеть. Она не верила на слово и только сильнее приникала горячим телом, обнимая, душа и терзая. Ни мороз, ни слякоть, ни ветер не остужали ее. Она смотрела из каждого угла, из каждого темного закоулка и звала. Голосов становилось все больше, они возвращались и кричали хором. Как может звать только жажда. Некуда от нее деться.

А может, это сон? И вот сейчас проснуться – и все кончится? И жажда отстанет. Я сплю? Сплю ли я? Я ли сплю? Или это жажда спит, и я ей снюсь. Ответь, жажда. Не отвечает. Зовет. Вот ведь противная, сладкая, липкая. Что с тобой поделать…

* * *

Платон Макарович собрался откушать утреннего чайку. Уютно подоткнув шелковый халат, он развалился в глубоком кресле и поднес чашечку тонкого фарфора к шершавым ноздрям, чтобы насладиться ароматом мяты, до которого был страстный охотник. Но на лестничной площадке что-то грохнуло, как выстрел, затем раздалась барабанная дробь, под резкие крики, смысл которых приглушала стена. Платон Макарович оценил свежее пятно, которое посадил с испугу на халат, оставил чаепитие и отправился как был, в халате, выяснять, что за безобразие. Второй день в их доме творится какое-то сумасшествие.

Солидный постоялец, не сняв цепочки, приоткрыл створку. В проеме виднелась худосочная фигура в расстегнутом пальтишке, которая со всей молодецкой дури ломила кулаком в дверь. Молодой человек надрывно кричал:

– Немедленно откройте! Я кому сказал, сейчас вернусь с городовым и дверь вынесем! Открывать! Полиция! Кхе-ха‑ха…

От натуги юноша раскраснелся, усики встали торчком, а в глазах светилась такая решимость, что Платон Макарович, хоть и был мужчина в чем-то героический, счел за лучшее не вмешиваться.

Почтенная соседка, Амалия Францевна, сдалась, замок щелкнул. Юноша рванул на себя и чуть не вынес даму, которая не отпустила ручку.

– Требую отвечать по существу! – не сбавляя напора, наседал он. – Что знаете? Кого видели? Когда? Где? Любые сведения!

Дама схватилась за грудь, перетянутую шалью, и, как перед расстрелом, прижалась к собственным дверям:

– О мой бог! Все вам сказала… Я ничего не знаю, не видела ее вовсе… Оставьте меня в покое!

– Ах, вот как? Скрытничать? Ну хорошо, вызовем других свидетелей. – И юный герой, как видно потеряв всякий страх, развернулся к соседней квартире. – Эй, кто там прячется, выходите сюда! Вас полиция требует.

Платон Макарович успел захлопнуть раньше, накинул цепочку и побежал в спальню, прятаться в подушках. Сквозь пух было слышно, как к нему ломятся и кричат что-то грозное. Платон Макарович закрыл глаза и приготовился к худшему. Но вдруг все стихло.

Неизвестно, чем кончился бы визит разъяренного юноши, если бы на выручку не подоспел домовладелец Ардамонов. Возвышаясь над скандалистом на две головы, он потребовал объяснений, по какому праву дом разносят на мелкие щепочки. Юноша предъявил книжечку Департамента полиции, заявил, что «для особых поручений», которые заключаются в том, чтобы выяснить любые подробности жизни и смерти госпожи Саблиной. Оценив подергивающуюся губу и лихорадочный блеск в глазах, нервный румянец и срывающийся голос, но более всего цветущий возраст чиновника, Ардамонов приятно улыбнулся, изъявил всяческую покорность властям и готов был отвечать и за себя, и за каждого из жильцов, тем самым предлагая капитуляцию и мирные переговоры.

И очень вовремя. Еще немного, и Коля лопнул бы от натуги. Всю ночь он не спал, накручивая себя, не позавтракал и бросился добывать улики любой ценой. Но не рассчитал и растратил весь запал на Амалию Францевну. Сил осталось на донышке. Господин Ардамонов предложил отпустить невинную даму, которая ничего не знала. Коля неохотно согласился, Амалия Францевна упорхнула с большим облегчением и слезами. Он потребовал сведения, не сходя с этого места. Домовладелец не возражал. И пересказал то, что Коля читал в показаниях.

– Но хоть что-то знаете о знакомых Саблиной? – спросил он.

– У нас не принято шпионить за постояльцами. Мы слишком дорожим своей репутацией.

– Квартиру эту она сама сняла?

– Именно так. Платила в срок, никаких жалоб от соседей. Вначале немного играла на пианино, но вскоре прекратила.

– К ней ходил постоянный… гость. Кто его может описать? Откуда он? Что за человек?

– Поймите, господин чиновник для особых поручений, у нас приличный дом. Здесь не принято подсматривать в замочную скважину и совать нос в чужую жизнь. И это устраивает всех. Больше, чем я, вам никто не скажет. Умоляю вас, не мучьте моих постояльцев, они уважаемые и законопослушные люди. Да вы и сами видите со своей проницательностью, что это правда…

Коля солидно кивнул. Проницательность у него, конечно, мощная. Но ведь получается: без толку скандал устроил. Такая досада. И никаких новых сведений. Господин Ардамонов, видя, что полиция растеряла боевой пыл, предложил пройти к нему в гости. Коля сухо отказался. Он просил, если вдруг кто-то что-то вспомнит, немедленно дать знать ему в участок. Ардамонов поклялся, что именно так и будет. И лично проводил такого важного гостя до выхода. На всякий случай. Николя был так занят мыслями, что не заметил восхищенного взгляда Маруси, прятавшейся за дверью. Весь скандал она наблюдала из-за перил, не высовываясь, но проникаясь мыслью: надо выходить за этого героя замуж, явно министром будет.

Под ласковым взглядом Ардамонова Коля свернул за угол на Литейный и наткнулся на швейцара, который так усиленно подмигивал, что не заметить было невозможно. Оглянувшись по сторонам, Медников сквозь зубы процедил важное сообщение и тут же отпрянул, словно с языка у него не слетело ничего, а сам он только и занят, что рассматривает на той стороне лужу. Поддерживая секретность, Коля нарочито отвернулся и сделал такой равнодушный вид, словно ему и дела нет до всяких швейцаров. Но в душе ликовал. Не зря все-таки столько сил потратил. Все-таки нашел кое-что. Протоколом не оформлено, но Лебедев протокола не спросит, ему убийцу подавай.

В приподнятом настроении Коля не поленился обойти окрестные лавки. Везде пришлось тыкать зеленую книжечку, объясняя приказчикам, что некормленый подросток с жидкими усишками – ответственное лицо. Уж больно не походило оно на лицо чиновника полиции. Холености нет, не говоря о сознании собственной власти. К тому же Коля вынужден был на пальцах объяснять, кого он разыскивает. Снимок-то у Лебедева остался. Приказчики задумчиво чесали в бороде, за ухом, в затылках, с трудом, но вспоминали барышню и в один голос уверяли: бывала у них редко, брала еды как для птички, а последних месяца два вовсе пропала.

14
{"b":"152674","o":1}