Во время антракта публика выходила курить на улицу. Я тоже вышел. В толпе мелькали юные коммивояжеры с лотками, заставленными фруктами и «Кокой».
В одном из коммивояжеров я узнал смышленого паренька, в самый первый день объяснявшего мне насчет восковых фигурок. Он тоже меня узнал:
— О! Мистер! Как успехи? Нашли подружку?
— Нет, друг мой. Не нашел.
— Что так? Вам не нравятся наши женщины?
Прежде чем ответить, я подумал. Ответ мой был честен:
— Лучше ваших женщин я не встречал нигде на свете!
На этот раз, прежде чем редактор позвонил, прошло больше двух недель. Голос у него был несчастный, извиняющийся.
— Пойми меня э-э-э… правильно. Это не моя вина, это спонсоры. У тебя отличный материал, но изменилась концепция. Экзотика больше не катит. Нужны отечественные реалии. Больше патриотизма.
— То есть материал не берете?
— Берем! Твой материал — гвоздь номера! Надо только э-э-э… немного его переделать.
Шалея и не веря в то, что слышу, я узнал, что редактор просит меня переписать последний вариант таким образом, чтобы действие происходило где-нибудь в наших краях. Рыбалка, банька, водочка… в общем, ты э-э-э… понимаешь, да?
Я бы отказался. Честное слово, я бы плюнул на $960 плюс премия и отказался. Но… поймите правильно… три варианта я уже сделал. Почему не сделать четвертый? Даже несмотря на то, что я никогда в жизни не был на рыбалке, а?
В конце концов в китайском публичном доме я тоже никогда не был.
На следующий день я отправил в Москву четвертый вариант.
Рыбалка в краю «Калевалы»
— Хочешь попробовать сампи?
— Сампи? А что это?
— Ты не знаешь? Это наше национальное блюдо. Очень вкусное.
Эро Перкилайнен смотрел прямо на меня. В его шкиперской бородке пряталась хитрая усмешка. Хитрая настолько, что я засомневался: стоит ли соглашаться?
Тем не менее я кивнул. Сампи так сампи.
Только что вытащенный из озерца лосось натужно шевелил жабрами. Эро ухватил его за спину и лихо, одним движением, надрезал кожу от хвоста до головы.
Мы с Эдиком переглянулись. Эро не торопясь содрал с рыбины кожу, натер бока чесноком, посыпал солью и протянул нам.
Лосось был все еще жив. От выпучивал глаза и хлопал жабрами. Голос у Эдика осип:
— Это что?
— Это сампи.
— А как же…
— Варить? Сампи не варят. Сампи едят прямо так.
Эдик посмотрел на меня. Я посмотрел на Эро Перкилайнена.
Красное северное солнце уплывало за вершины пихт. С озерца тянуло холодом. Передо мной сидел настоящий живой ингерманландец, потомок героев «Калевалы». Он предлагал мне угоститься живой рыбой.
Эдик замотал головой:
— Я не стану это есть!
— А я рискну. Давай сюда своего сампи.
Я протянул руку к лососю.
* * *
Идея возникла почти случайно.
Устав бродить по турфирмам, приятель Эдик, с которым мы договорились вместе проводить отпуск, откинулся в кресле и посмотрел на меня.
«Неужели нужно обязательно ехать в какой-нибудь мазафакерский Египет?» — спросил меня Эдик. «Неужели нельзя отдохнуть здесь, у нас?» — удивился он. «Нужно быть патриотичнее. Ты патриот?» — задрал он бровь.
Я кивнул, и вопрос был закрыт. После краткого обсуждения мы решили, что едем на рыбалку в Карелию.
Сборы заняли почти неделю. Мы купили «Лицензию на отлов рыб промысловых пород» — это раз. Запаслись снаряжением (финские удилища, немецкие спиннинговые катушки, рыболовные костюмы из неаприла и еще куча разного фуфла общей стоимостью в $370 — «Жак Ив Кусто отдыхает!» — сказал Эдик, пакуя рюкзак) — это два. После четырех часов езды в электричке и часа родео на охотоведском катере мы десантировались на берегу озера Сариола — это три.
Последний раз я пробовал себя в качестве рыболова в пионерском детстве. Меня это совсем не смущало. Все должно было получиться.
Почти сразу после нашего появления в поселке на горизонте нарисовался Эро Перкилайнен. То ли местный егерь, то ли браконьер, а скорее всего, и то и другое вместе.
Коттедж на двоих обошелся нам в $25. Услуги самого Эро — еще в $15. «Динамита с собой нет?» — спросил он, пересчитывая задаток. «Нет!» — замотали мы головами. «Жаль», — расстроился Эро.
Из озера Сариола торчали поросшие пихтами утесы. Вечером первого дня, попивая жиденькое «Петрозаводское» пиво и слушая, как на стене бревенчатого коттеджа тикают ходики, я чувствовал: вот оно! начинается!
* * *
Край, поделенный сегодня между Ленинградской областью и Карельской автономией, еще несколько веков назад именовался таинственно и маняще: «Земля Ингрия».
Жили здесь ингерманландцы. По-русски сказать, те же финны, но подданные не шведских королей, а московских самодержцев. В свое время сюда любил наезжать император Александр II.
Как-то в течение двенадцати дней августейший рыболов вытащил из воды 151 рыбину, самая крупная из которых весила аж 23 килограмма. После этого царь особым указом «ингерманландских чухонцев» забижать воспретил.
Рыбалка в Карелии действительно царская. Эро втолковывал нам:
— У нас водится всякая рыба. Какую захотите, такую и половим: лосося, хариуса, салаку, щуку, сига, сома. Если пойдем на лосося, нужен спиннинг. Лосось рыба глупая. Ловят ее на блесну. А если пойдем на щуку, то нужна удочка, и ловить будем на мотыля. Короче, как скажете, так и порыбачим.
Для начала мы решили попрактиковаться на форели. Эро на лодке отвез нас к небольшому, перегороженному замшелой плотинкой ручью. «Маленькую рыбу лучше отпускайте», — сказал он. «А большую складывайте в майонезную баночку», — сострил Эдик и ушел выше по ручью.
Как взяла первая форель, я не почувствовал. Бестолково водил по сторонам новеньким удилищем и, только когда из воды показалась голова бешено бьющейся рыбины, сообразил, что леска идет слишком туго.
…Эро появился ближе к обеду, когда солнце стало палить нестерпимо.
— Как успехи?
Я молча кивнул на траву. Там лежал улов: крепкие, серебристые, похожие на ядерные ракеты СС-20 рыбы. Каждая — не меньше чем по семьдесят сантиметров.
Сказать, что я гордился собой, значит ничего не сказать.
Эро покачал головой:
— М-м-да. Что-то нет сегодня клева. Мой семилетний сын такую мелочь обычно выбрасывает. Но ты не расстраивайся. Свою большую рыбу ты еще поймаешь.
* * *
— За улов!
— Ловись рыбка большая и маленькая!
— У нас не водятся маленькие! До дна!
Мы ловили щук в пасмурных затонах, удили форель в хрустальных ручьях, а вечерами сидели у костра.
Ночи в Карелии белые. Темнеет от силы на час-полтора. В сумерках я садился с удочкой ждать обещанную мне большую рыбу, а лентяй Эдик рвал землянику на ближайшей поляне.
Эро мастерил костер и кромсал нежное, с янтарными прожилками, мясо:
— Хорошо приготовить рыбу может только мужчина. Женщинам не дано! Ты знаешь, какой у форели вкус, если сварить ее в пиве, а потом есть у костра с луком, сыром и помидорами?
Часа в три ночи мы садились ужинать. Эдик доставал из ручья водку. В соответствии с местным колоритом пили мы только «Finlandia», наливая ее в крошечные рюмочки: не пьянства ради, а дабы согреться.
Как-то Эдик спросил:
— Слушай, Эро, а зачем ты каждый раз оставляешь на берегу одну, самую маленькую, рыбку?
Эро нахмурился. Но все равно объяснил. От смущения его симпатичный прибалтийский акцент стал еще заметнее.
— В детстве бабка мне рассказывала, что раньше рыбы были людьми. Девушками-колдуньями. И что до сих пор они иногда не прочь переспать с рыбаком. Плывешь на лодке, смотришь — девушка… с голой грудью и все такое… а в результате она утаскивает тебя на дно, и ты тонешь. А так: ты им рыбку, и они тебя не тронут. То есть это такой рыбацкий обычай. Глупо, конечно, но иногда я его соблюдаю…