– Но я вроде бы…
– Нет, ты устала – от переезда, от смены обстановки, всего ритма жизни, от новых знакомств… Началась обратная реакция.
– Еще утром я была такой счастливой, мне все нравилось, меня радовала предстоящая поездка… Семейство Качалиных черт знает что сейчас обо мне думает!
– Усталость приходит неожиданно, именно тогда, когда кажется, что все уже в порядке. Немного сдали нервы, ты раскапризничалась – но ничего страшного!
– Правда? – Лара зарылась носом в его волосы. – От тебя пахнет лесом и костром…
– Вообще, Ларка, ты мне кажешься самым нормальным и здоровым человеком на свете. Тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить, вот, стучу по дереву. С тобой все в порядке, я не помню даже, когда в последний раз у тебя был насморк…
– Вот, – она для убедительности шмыгнула носом. – Сейчас насморк! У речки было очень свежо, и ветер дул какими-то порывами…
– Свежо! – засмеялся Игорь. – А этот медведь полез в воду… Я уверен, что он тоже из той породы железных людей, к которым никакая хворь не пристает, что бы они ни делали…
Лара промолчала. Она ни за что бы не призналась мужу, что думала сейчас о Косте. Тем более она ни за что не призналась бы, что Костя чуть ли не в любви к ней признался… Впрочем, почему «чуть ли»? Кажется, именно признался. Но это дурь, блажь, все очень скоро пройдет, некоторым мужчинам свойственна влюбчивость. «А я не влюбчивая, – успокоенно подумала она. – И, слава богу, Игорь может быть уверен во мне. Гелла, дурочка, смеется, считает меня чуть ли не фригидной, но просто она не знает, что такое настоящая любовь…»
– Ты замечательный! – Лара еще крепче обняла мужа. – Только ты можешь так успокоить, и никто другой.
– О каких это других ты говоришь? – с притворной суровостью спросил Игорь.
* * *
Федор Максимович Терещенко родился в Тюмени, в семье рабочего и учительницы.
Он был способным и честолюбивым ребенком. В те далекие времена, когда карьера зависела от общественной активности, он самозабвенно занимался пионерской, а потом комсомольской работой. И приехав после школы покорять Москву, он стал комсомольским вожаком в институте нефти и газа, а попросту – в «керосинке», где же еще учиться мальчику из города нефтяников. Связей с родиной он не терял, да и родина его не забывала, несколько раз о нем писали в местной газете как об одном из лучших сынов города. Тем более что после института он вернулся домой, работал по специальности много и не менее самозабвенно, чем занимался своим общественным ростом.
В скором времени его вернули в Москву – представлять интересы отрасли. И Москва опять оказалась к нему благосклонной.
Еще в институте он женился – на славной серьезной девочке из Харькова, которая тоже мечтала покорить мир и нести добро людям. Впрочем, о служении людям ей пришлось вскоре забыть, поскольку на свет появились одна за другой сразу три девочки Терещенко – Аня, Вика и Людочка, такие же славные и белобрысые, как их мама. Это было иное служение, не менее почетное, чем профессиональный рост, и не менее трудное, поэтому Федор Максимович разрешил своей жене сидеть дома с детьми, а не гореть на производстве. Он искренне любил свою семью и ради ее счастья был готов свернуть горы. Они жили хорошо. Федор Максимович постоянно разъезжал между Москвой, Тюменью и другими городами, где нефтедобыча стояла на первом месте, как-то целый год жил в Баку, где в друзьях у него было полгорода – человеком он был милым и честным, что ценилось во все времена. Словом, все в семействе Терещенко было прекрасно и замечательно, как в известных отечественных книгах и фильмах, шедеврах соцреализма.
Младшей, Людочке, было два года, когда разразилась перестройка. Именно разразилась – как война или революция. Так считал Федор Максимович, который любил все основательное и постепенное. Стало голодно, холодно и страшно, и только благодаря его обширным связям и знакомствам семья не бедствовала, но сознание того, что теперь все их хрупкое благополучие зависит целиком и полностью от него, очень изменило Федора Максимовича. «Если не я, то кто же?» – сказал он себе, с новыми силами бросаясь в работу. Именно в работу, а не в карьеру – хотя у него в то время имелась возможность сделать себе громкое имя, занявшись политикой. Но политику и прочие словеса он разлюбил, решив раз и навсегда, что живой рубль важнее.
Подошли либерализация и приватизация, появилась возможность создавать частные предприятия, чем Федор Максимович не замедлил воспользоваться. Он с двумя своими друзьями создал фирму по переработке нефтепродуктов сначала в Тюмени. Потом они наладили контакты с поставщиками сырья и открыли представительства в Москве и других городах. Словом, он запустил огромный маховик, который постепенно начал набирать обороты, ибо в опыте и желании работать Федору Максимовичу, кажется, не нашлось бы равных.
Он был одним из первых «новых русских», но не таким, какими рисуют их анекдоты. Конечно, было все – издержки конкуренции, жульничество партнеров и его собственное, впрочем, не особо страшное жульничество – ибо в начале карьеры ему приходилось обманывать немножко государство, а не каких-то конкретных людей. Красный пиджак, золотая цепь, посещение саун с девочками, безумно дорогие застолья, мобильник у всех на виду – все это, конечно, тоже было в его жизни, но в очень небольшом количестве и очень короткий промежуток времени, постольку поскольку – лишь как дань моде. Федор Максимович являлся человеком неприхотливым, ни желудок, ни прочие органы не имели большой власти над его душой, поэтому позже, когда в моду вошли совсем иные ценности – традиции, семья, вера и тому подобные моралите, – он оказался на высоте. Он был образцом семьянина и православного, довольно приличную сумму тратил на благотворительность – простой народ его любил.
В новый век он вошел уверенной, спокойной походкой – один из генеральных директоров крупной нефтеперерабатывающей компании. Процветание собственного дела и всей России в целом – на первом месте, а затем – истовая забота о дочерях, культурный отдых: зимой в Альпах, летом на Кубе, помощь сиротам и малоимущим и прочие прелести жизни «новых русских».
Двух старших дочерей к тому времени он выдал замуж – Аню за известного футболиста, а Вику за популярного режиссера. Людочка готовилась поступать на юридический. Жена благоустраивала быт, между делом регулярно посещая салоны красоты и дамские клубы, с возрастом врожденное благородство все сильнее проступало в ее чертах… Словом, для Федора Максимовича не существовало ничего такого, что мешало бы ему спать по ночам.
Однажды на юбилей супружеской жизни он отправился в антикварный салон, который на время открыли в известной галерее, где выставлялись работы современных художников. Он слышал, что там можно купить сервиз кузнецовского фарфора, о котором давно мечтала жена.
Сервиз он приобрел довольно быстро, мимоходом прихватив каких-то бесполезных, но очень милых безделушек – старинную записную книжку в тисненой коже с тоненьким карандашиком, прикрепленным золотой цепочкой к корешку; перламутровые запонки; простенький, но чрезвычайно милый перстенек с агатом, который принадлежал одной из фрейлин царского двора, расстрелянной после революции вместе с царской же семьей; сердоликового слона, лет которому не менее двухсот… Федор Максимович уже давно не думал о том, сколько он тратит денег. Покупал то, что было ему необходимо или просто нравилось, в чем была своя прелесть. Он вдруг вспомнил прежние времена, когда ребенком жил в одном из бараков на окраине Тюмени – запах хозяйственного мыла, которым стирала мать, скудную обстановку их комнатенки, – и ему стало грустно и почему-то смешно. «Кто бы мог подумать…» – мелькнула в его голове мысль. Он еще немного поглазел на соблазны антикварного салона, а потом решил побродить по выставке. Федор Максимович как интеллигентный человек не был чужд искусству, помог нескольким творцам осуществить их планы. С финансовой точки зрения, конечно.