– Кто?

– Да этот твой актер! – нетерпеливо воскликнул Журкин.

– С чего ты взял, что он пьет?.. – обиделась Маруся. – Почему ты думаешь, что все актеры – пьянчужки?.. Если и пьет, то умеренно, и только хорошее вино…

– Понятно.

Она почувствовала ту же тоску и раздражение, что и раньше. Вроде бы Журкин был неплохим, порядочным человеком, но почему он так легко мог вывести из себя – одной фразой, одним вопросом?.. Раз – и Маруся уже превратилась в подружку какого-то малоизвестного актера-алкоголика!

– Ты ведь сейчас тоже не один? – дерзко спросила она. – Все с Верочкой?

– Нет, с Верочкой мы расстались, – сухо ответил Журкин, всем своим видом показывая, что Маруся бесцеремонно лезет в чужую жизнь… – Теперь у меня есть Стелла.

– А кто она? Интересно же все-таки… – криво улыбнулась Маруся. Никакой ревности она не испытывала – лишь слегка напомнило о себе уязвленное самолюбие. Этот Журкин с таким пафосом произнес «Стелла», словно та была, по крайней мере, принцессой крови.

– Она моя коллега. Работаем в одном офисе.

– А Инга Савельевна как к ней относится? – невинно спросила Маруся.

Журкин громко затрещал пальцами. В этот момент у него снова зазвонил сотовый.

– Извини… Алло? Да. Да… Мам, да все в порядке! – Он слегка повысил голос. – Мы с Марусей сидим в кафе, болтаем. Да какая разница, в каком! Нет, я ее не приглашал. Нет. Нет… Мы случайно встретились, слу-чай-но! Да, уже еду. Все, пока, целую! – Он снова сунул телефон в карман и усмехнулся. – Мама в своем репертуаре…

– Она боится, что ты снова воспылаешь ко мне страстью? – не выдержав, засмеялась Маруся. – Ой, не могу… Надеюсь, она только меня так ненавидит!

– Не беспокойся, Стелле от нее еще больше достается! – добродушно сказал Журкин. Он умел быстро менять гнев на милость. Если вспомнить, иногда он бывал таким славным, таким простым…

– А как Роланд Германович поживает? Как Марлен? – с любопытством спросила Маруся. – Она вам пишет?..

Роланд Германович был мужем Инги Савельевны и, соответственно, приходился отчимом Жене. Марлен звали бабку, мать родного отца Жени, ныне покойного. Инга Савельевна, невестка Марлен, ненавидела свою родственницу, но старуха, к счастью, жила за границей.

– Бабка чувствует себя прекрасно, иногда звонит мне. А что до Роланда, то он как был дураком, так и остался! – фыркнул Журкин. – Ты не представляешь, Маруська, какой он дурак… Тут недавно заявил, что собирается баллотироваться в Думу! Господи, теперь понятно, отчего страна развалилась – потому что такие, как Роланд, решили ею править!

Снова зазвонил сотовый.

– Извини… Алло? – долгая пауза. – Мам, ну это невозможно! Я же сказал – сейчас еду… Да. Да. Да, мы все еще с Марусей. Мама!!! – опять долгая пауза, во время которой Инга Савельевна, вероятно, наставляла своего сынка на путь истинный. – Мама, я понял, – уже более сдержанно ответил Журкин. – Все, пока, целую.

Он сунул телефон в карман, потом громко затрещал пальцами.

– Была рада увидеть тебя, – искренне произнесла Маруся. – Ладно, не стану тебя задерживать…

– Да никто меня не задерживает! – Журкин снова затрещал пальцами. – Мама всегда что-нибудь придумает… Но это возраст, возраст дает о себе знать!

– Я понимаю.

– Ладно, все, пока. Целую! Выход к метро – вон там… – Журкин сорвался с места, махнул рукой, показывая направление, и убежал.

Маруся, все еще под впечатлением этой встречи, так и осталась сидеть за столиком. «Когда мы с Женей познакомились? Лет шесть назад или даже семь уже!»

…Евгений Журкин был тогда аспирантом экономического вуза, чрезвычайно энергичным и бойким, таких обычно называют «живчиками». Он сразу же влюбился в Марусю, наверное, по принципу «противоположности сходятся» – она, наивная, чуть медлительная и потрясающе бесхитростная на тот момент (теперь-то она хоть как-то, но приспособилась к жизни!), сумела поразить его воображение.

Евгений Журкин сразу же вознамерился жениться на ней. Но тут в дело вмешалась Инга Савельевна, дама с характером, которая знала все лучше всех. Она заявила, что бывшая спортсменка Маруся никак не может быть парой Женечке, такому тонкому и такому высокообразованному юноше, и ступила на тропу войны. Противниками стали ее собственный сын и «эта его новая» (то бишь Маруся).

В союзники себе она записала Роланда Германовича, своего давнего спутника жизни. Они были вместе очень давно, но Роланд Германович очень упорно не желал себя связывать узами брака (может быть, именно это обстоятельство столь сильно повлияло на характер Инги Савельевны?). Да, они жили вместе, да, он выполнял все требования своей гражданской жены, но официально узаконить отношения был категорически не согласен. Штампик в паспорте – тот последний бастион, который Роланд Германович решительно отказывался сдать.

Так вот, отчим перешел на сторону матери, и началась война.

Если Инга Савельевна была мастерицей на всякие хитрости и тонко завуалированные шпильки, то Роланд Германович рубил сплеча. Он мог ворваться в жилище Маруси, перепугав до смерти Виталика с Алевтиной, и разразиться гневным монологом. Говорил Роланд Германович очень связно, красиво, любил умные слова и заковыристые обороты, но по существу его речь была пустой и бессодержательной. Сводилась она приблизительно к следующему: «Когда ты, дрянь такая, от нашего мальчика отстанешь? Мы тебе покажем кузькину мать!»

К сожалению, Алевтина с Виталиком это не понимали. Они видели перед собой чрезвычайно импозантного пожилого человека, мечущего громы и молнии, и сильно пугались (особенно Алевтина, а Виталик лишь на короткое время отвлекался от своих трагических мыслей).

Маруся Роланда сначала тоже очень боялась. Он выглядел сногсшибательно – как самый настоящий аристократ. Как уже говорилось – внушительно-немолодой, благородно-седой, сдержанно-худощавый… С чуть красноватым лицом, в очках, безупречно одетый Роланд Германович очень уважал итальянскую моду. А также все те мелочи, которые и создают стиль, – запонки, рубашки голландского полотна, часы, заколки для галстука, портмоне, кашне и т. д и т. п…. Оправа очков – от Диора, стекла – от Цейса.

Роланд Германович занимал какую-то довольно высокую должность в Министерстве иностранных дел, а до того работал то ли в ООН, то ли еще где. Был выпускником закрытой спецшколы, учился в МГИМО. У Роланда Германовича родители были дипломатами еще при Сталине и Хрущеве, и потому мальчик получил все самое лучшее от жизни. Благодаря связям он учился и работал в самых престижных местах. Его карьера была блестяща и безупречна.

Он тщательно поддерживал имидж плейбоя и потому так ни разу в жизни не был женат.

Он был грозой дома, в котором жил, – вечно гонял жильцов, которые то ремонт затягивали дольше положенного, то собак без намордника выводили. Дворник, уборщица и консьержка чуть не в обморок падали, заметив издалека Роланда Германовича, – так они перед ним трепетали.

В самом деле, нельзя было не трепетать, увидев Роланда Германовича Алова, этакое современное воплощение Зевса – немолодого, красивого, грозного!

И очень мало кто догадывался, что Роланд Германович – дурак.

Это было не оскорбление. Это был диагноз.

Года через два Маруся с Женей все-таки поженились, и волей-неволей она стала свидетельницей жизни Журкиных-Аловых.

Роланд Германович писал свои указания и пожелания на ноутбуке, затем распечатывал их на принтере и вручал домработнице Кате. Мог позвонить Инге Савельевне с мужской вечеринки, где собирались такие же высокопоставленные старперы, и заявить жестко: «Инга, легкое масло – это яд. Выброси его немедленно из холодильника!» Или: «Инга, Катю надо уволить. Мне только что рекомендовали филиппинку!»

Скорее всего, эти высказывания формировались под влиянием какого-нибудь дружка, разругавшего только что легкое масло, или упомянувшего, что нынче очень модны филиппинки в роли домработниц, но боже, с каким апломбом это все преподносилось!

Инга Савельевна нисколько его не слушала, она сама решала, что есть, что пить, как жить и каких домработниц выбирать. Она держала Роланда Германовича под каблуком, и он был в полном у нее повиновении.