Грациллоний слушал его, застыв. Он чувствовал отвращение к пророчествам и богам, к непосредственности, которой мог человек воспользоваться.

— Это бессмысленно, — лязгнул он. — Погода улучшается. Мы не потерпим от нее больше никакого вреда. А что касается врагов, то нет вероятности, что кто-то может придти морем, а охрана суши отсюда не дальше, чем к югу от Тревсрорума. Я знаю, я только что там ехал.

В ответ прозвучала та же практичность:

— Сюда не идут армии, нет. Но шайка трусливых убийц могли использовать шторм в качестве прикрытия. Кто? Ну, а как насчет мстительных франков? Некоторые люди вполне могли их подстрекать.

— Сомневаюсь. Приказы преторианского префекта были строгими. — Грациллоний провел рукой по волосам. — В любом случае, я сейчас бдителен.

— А твои сопровождающие нет, — напомнил ему Корентин. — Ни одного человека в карауле. Они спят как пьяные собаки. Я сказал, давай пробудим их кулаками, и все вы возьмете в руки оружие. Неплохая идея было бы отвести их в город. Забудь свое жалкое Бдение. Уходи из дома смерти.

Ему вспомнилась другая ночь. Грациллоний изумленно посмотрел. Он выскользнул из кровати.

— Нам лучше идти. — Взгляд его упал на босые ноги христианина. От количества ран они кровоточили. — Что с тобой приключилось?

— Верхние ворота загромождены обломками крушения. Я остановился и сказал охране, что они должны их очистить, потому что нам может неожиданно понадобиться дорога. Но я не мог, конечно же, этого ждать.

Грациллоний кивнул. Это было такое повеление, какие обычно отдавал он сам, если не был заточен в свою конуру. Нужно ли ему было?

Он пошел за своей одеждой. Чего-то недоставало. Чего? Он потрогал грудь. Он подавил ругательство, посмотрел кругом, неистово порылся в постели.

Ключа не было.

Он был близок к потере сознания.

— Что случилось? — спросил Корентин. — Мне показалось, что ты чуть не упал.

Грациллоний схватил одежду.

— Ты разбуди людей, — бросил оп через плечо. — Следуй за мной… — Нет, — лучше останься. Они не тренированные бойцы. Но они в состоянии будут отстоять Красный Дом, если дело до этого дойдет.

— Чего ты ищешь?

— Вон там фонарь. Зажги его мне.

Голос Корентина дошел до его слуха, словно из-за широт океана. Он был устрашающ.

— Ключ Иса! Я должен был увидеть, но ты прячешь эту дьявольскую вещь…

— Это вполне может стать дьявольской вещью — сейчас. Я еду за ним.

— Нет! Божье слово — тебя оберегать. Если Ис должен пасть…

— Я велел тебе засветить мне фонарь.

В неясности перед Грациллонием заколыхалась тень. Он обернулся. Корентин поднял посох. Грациллоний зарычал.

— Ударишь меня дубиной?

— Отойди, пока я тебя не убил.

Не утруждая себя нижним бельем, он натянул штаны, тунику, сандалии. Меч его висел на стене, на поясе, на котором были еще нож и кошелек. Он взял его и застегнул пряжку.

— Во имя Христа, старый друг, — произнес дрожащим голосом Корентин. — Умоляю вас, подумайте.

— Я думаю, — ответил Грациллоний.

— Что?

— Не знаю, что. Но с этим слишком страшно сидеть на месте.

Грациллоний открыл лампу и сам засветил свечу от остатка огня. Выходя, он взял с гвоздя плащ.

Не заботясь о том, что огонь — это риск, он внес его прямо в конюшню и поставил на землю. Его окутала теплота, запахи сена, зерна и навоза. На мгновение Грациллоний снова стал мальчиком на ферме у своего отца.

Свет сиял на шкуре Фавония. Жеребец должен был вскинуть уши и заржать. Вместо этого он стоял, сжав ноги, повесив голову, дыша медленно и глубоко, — он спал.

— Хой! — Грациллоний вошел в стойло и похлопал по мягкой морде. Животное зафыркало, дернулось, продолжая спать.

Как давно исчез Ключ?

Выводя жеребца, он бросил поводья ему на шею и держал в левой руке. Правая вытащила лезвие.

— Прости, — пробормотал Грациллоний и потянулся между перекладинами. Он шлепнул коня плашмя по бокам мечом.

— Спокойно, мальчик, спокойно, старина, туда, туда. Его задача была вывести ржущее, дрожащее животное наружу.

Он это сделал. Ветер рвал длинную гриву. Он забыл о фонаре. От теней отделилась еще одна тень.

— Заклинаю тебя, стой, — кричал голое Корентина. — Ты нужен Богу.

Грациллоний поднялся в седло.

— Хой-а, галоп! — закричал он и ударил пятками по бокам.

— Господи, помилуй, — кричал ему вслед епископ. — Христос, помилуй. Господи, помилуй.

Жеребец взвизгнул. Он дернулся и брыкнул. Лес разлетелся в разные стороны. Грациллоний перепрыгнул вперед, завладел поводьями и навалился всем весом.

То ли животное было покалечено от боли, то ли стало непокорным, Грациллоний забыл об этом и понукал его всю дорогу в Ис. Хотя Фавоний скакал все быстрее.

Стучали копыта. Вздымались мускулы. Грациллоний ускакал.

Выехав на Церемониальную дорогу, Грациллоний увидел перед собой Ис. Большая часть города была так же черна, как и земля, на которой он стоял. В свете луны всеми оттенками железа сверкали вершины башен. Слезы застилали глаза, хотя он и смотрел украдкой, потому что скакал прямо в бурю. Митра убережет Фавония, чтобы конь не упал и не сломал ногу.

Дорога свернула на юг. Копыта простучали по мосту через канал. Вода бурлила как раз под ними, густая от грязи. Здесь возник неугомонный водоем, начинавшийся от обвалившихся берегов у городской стены, и перетекавший дальше в море, которое осаждало утесы мыса Ванис.

К Северным воротам продвигались наощупь. Кто-то окликнул его. Люди разгребали обломки, как велел Корентин. Грациллоний прикинул, что их было приличное количество. Должно быть, офицер караула призвал всех, кто находился в казармах.

— Кто идет? — спросил охранник. Поднялись наконечники пик.

— Король, — крикнул Грациллоний. — Дайте пройти. Продолжайте работать. Нам понадобится дорога!

Он направил Фавония мимо, чтобы никого не затоптать в темноте. Перед ним открывалась дорога Лера, пустынный путь меж зданий и сфинксов. Он ударил коня и пустился снова галопом.

Целью его были ворота. Чем спотыкаться по запутанным и неосвещенным улочкам, быстрее будет ехать дальше по аллее к бухте, спешить по ее причалу на северный конец бухты, повернуть налево мимо храма Лера, идти к Башне Чайки и, созвать там охрану, чтобы они вместе с ним встали на защиту города.

Митра, полночный Бог, мы принесли Тебе свои жертвы. Здесь перед Тобой мой дух, сердце мое у Тебя перед глазами. Я зову, тот, кто следует за Твоими орлами с тех пор, как началась вообще моя жизнь: Митра, солдат, верь сейчас в своего человека!

Шкиперский рынок сверкал. Ноги Фавония скользили по мокрым плитам. Конь поскользнулся и покачнулся. Грациллоний едва удержался в седле.

Жеребец оправился.

— О! — пронзительно крикнул Грациллоний и подстегнул его поводьями. В триумфальной арке эхом отозвался цокот копыт.

Они выехали между строениями у кромки воды, прямо в док. Его камень звенел. Впереди трепетала бухта, полная тяжелых масляных волн. На пирсе раскачивались корабли. Видные в лунном свете лишь наполовину, они могли бы сойти за раненых гарпуном китов. Внешняя степа взметала в небо свою массу укреплений. Кругом поднималась пена и уносилась на ветру. В меди на воротах отражался такой свет, что они казались призрачными. Отделилась волна.

Фавоний встал на дыбы и издал ржание.

Двери открылись. От горизонта через них светила луна. Она замораживала большие волны, врывавшиеся внутрь, ряд за рядом, ряд за рядом. Перед ними, под стеной, зияла котловина. Сквозь ветер, который неожиданно начал бить его в полную силу, до Грациллония донесся чудовищный сосущий звук. Напор воды широко распахнул ворота.

Фавоний снова встал на дыбы. Паника овладела им, нет, Боязнь Лера. Грациллоний прилагал усилия, чтобы поворотить коня.

Волна вздымалась.

У ворот не было времени закрыться. Поток ворвался в бухту, к кораблям и набережной. Там он отхлынул. Его встречала следующая волна. Между собой они рвали двери со стен.