«Иногда люди меняются, — подсказал ему внутренний голос. — А порой нет».
Путешественники перебрались через реку в Дроше, где Лео взял на себя труд отослать Каллисте телеграмму из британского гарнизона. Он сообщил, что нашел Брайони, и обещал отправить следующую весточку из Ноушеры. После легкого завтрака отряд продолжил путь. Переход оказался на удивление спокойным, обошлось без происшествий.
Они решили остановиться на день на краю фруктового сада. Прибыв первыми на место, Брайони и Лео подождали, пока кули их нагонят и разобьют лагерь. Усевшись на каменную стену высотой по пояс, Брайони принялась обмахиваться соломенной шляпой. Лео, облокотившись на стену, смотрел вниз, на узкую голубую ленту реки.
Возле сужающейся южной оконечности долины Читрал река делала полукруг. Пахотные земли по обеим сторонам излучины тянулись вверх террасами, где ярус за ярусом располагались рисовые и кукурузные поля, а над ними фруктовые деревья, но огромные скалы, обступавшие долину с трех сторон, бросали вызов владычеству человека.
— Вы по-прежнему не разговариваете с отцом? — спросил Лео.
Брайони внимательно изучала реку внизу, вопрос вывел ее из задумчивости.
— Не припоминаю, чтобы я когда-нибудь не разговаривала с отцом.
Лео поднял глаза от груши, с которой снимал кожуру перочинным ножом, и Брайони вновь обратила внимание на его израненные руки. Однако движения его сохранили прежнее изящество. Кожура от груши упала на землю одним длинным завитком.
Лео купил фрукты у владельца сада. Брайони очень любила груши, но ни за что не попросила бы у Лео ни кусочка. Возможно, позднее, когда он будет занят устройством лагеря, ей удастся улизнуть и купить себе несколько плодов.
— Так вам все равно, жив ваш отец или умер, — заключил Лео.
Его шляпа небрежно сползла набок, а одежду не мешало бы погладить. Он выглядел больным и изможденным, но все же держался на ногах. Брайони обрадовалась, когда Лео согласился не спешить и проезжать в день не больше двадцати миль. Он стоял передней, очищая грушу, худой, измученный. Сюртук болтался мешком на его тощем теле, но Брайони не могла отвести от него глаз — Лео вызывал в ней чувство, похожее на нежность, словно был усталым заблудившимся путником, которого судьба привела к ее порогу.
— Джеффри Аскуит чужой мне человек.
— Отцы не должны быть чужими.
Брайони пожала плечами:
— Но иногда все же бывают.
— Как и мужья? — со странной усмешкой спросил Лео, не глядя на нее.
Впрочем, он явно не ожидал ответа на свой вопрос, поскольку протянул Брайони кусочек груши. Чуть помедлив, она сняла перчатку и взяла ломтик. Груша оказалась прохладной и сочной, сладкой, с едва заметной характерной горчинкой.
Брайони никак не думала, что между ней и Лео возникнет отчуждение. Иногда она проклинала тот день, когда у мисс Джонс случилось пищевое отравление. Не будь его, Брайони не вызвали бы в дом на Аппер-Беркли-стрит произвести кесарево сечение, и ее иллюзии не оказались бы разрушены.
Возможно, она и по сей день оставалась бы замужем, пребывая в счастливом неведении.
Брайони надела шляпу и туго завязала ленты под подбородком.
— Как чувствовал себя мой отец, когда вы видели его в последний раз?
Лео в отличие от Брайони был в наилучших отношениях с семьей жены. Он, казалось, находил что-то привлекательное в каждом из ее родственников, а те пылко восхищались им в ответ.
Он удивленно приподнял изящную бровь:
— Ну надо же! А я-то считал вас совершенно бессердечной.
Брайони словно окаменела:
— Возможно, вы правы, и это лишь попытка поддержать беседу.
Лео насмешливо фыркнул:
— В разговорах вы не сильны. Иногда мне кажется, ваше молчание способно заполнить расстояния между звездами.
— Это неправда. Я участвую в беседах.
— Когда вас вынуждают. — Лео предложил ей еще кусочек груши. Брайони хотела было отказаться, но плод был сочным и восхитительно спелым.
— Когда в начале года я обедал с вашей семьей, мистер Аскуит выглядел вполне здоровым. На прощание он подарил мне экземпляр своей новой книги о Мильтоне. Я прочитал ее, пересекая Красное море. — Лео испытующе взглянул на Брайони: — Вы не прочли ни одной его книги, верно?
Брайони покачала головой. Она не читала отцовских книг, но в возрасте восьми или девяти лет сожгла несколько штук: тогда она еще остро переживала, что Джеффри Аскуит живет в мире своих книг, не обращая ни малейшего внимания на дочь.
— Это великолепная книга, блестящий исследовательский труд.
— Не сомневаюсь, — ответила Брайони. — Как Каллиста?
— Да как всегда. Со своими капризами и чудачествами. И все еще не замужем.
— Значит, пошла по моим стопам. А остальные?
— Ваша мачеха, похоже, не отличается крепким здоровьем. Прошлой зимой она сломала запястье и какое-то время не показывалась в обществе. Пол тоже редко выезжает в свет. Ангус страдает из-за того, что леди Барнаби отвергла его предложение, у бедняги разбито сердце. — Лео протянул Брайони еще один ломтик груши. — Но вас не слишком волнует их жизнь, не так ли?
Брайони отвела глаза. Лео совсем ее не знал. И все же иногда его способность читать в ее душе пугала.
— А как ваша семья?
Лео изумленно покосился на нее, но ответил:
— Вполне благополучно. Уилл с Лиззи снова переехали в Лондон. Мэтью получает астрономические суммы за свои портреты. Чарли решил жениться на любой женщине из плоти и крови, которая захочет заменить мать его огромному выводку. А Джереми занят графскими обязанностями.
Братья обожали Лео, младшего ребенка в семье. И покойные родители были ему преданы. Всеобщий баловень и любимец, он никогда не знал горького, отчаянного одиночества.
— А как поживает сэр Роберт?
«Лео лучший молодой человек из всех, кого я знаю, а вы, вне всякого сомнения, глупая, вздорная женщина», — холодно заявил Брайони крестный отец Лео накануне того дня, когда брак Марзденов был признан недействительным.
— Довольно неплохо. Хорошо быть банкиром, когда золото из Южной Африки течет к тебе рекой.
Брайони кивнула. Со временем львиная доля этого богатства перейдет к Лео. Интересно, хватило бы ей смелости сделать Марздену предложение, если бы она знала о завещании его крестного? О том, что Лео вовсе не нужны деньги жены? Возможно, да. Ибо после того первого поцелуя в библиотеке Брайони не могла думать ни о чем другом, ей страстно хотелось снова поцеловать Лео, она жаждала испытать то, о чем прежде лишь читала в книгах, — совершить нелепое действие, способное заставить всякого цивилизованного человека умереть от смущения.
— Вам бы следовало приберечь на потом парочку вопросов, — заметил Лео, вгрызаясь в остаток груши. — Нам будет не о чем говорить оставшуюся часть путешествия.
Брайони посмотрела на него, перевела взгляд на свои руки, липкие от сока, и вдруг поняла, что Лео отдал ей все лучшие кусочки, оставив себе лишь сердцевину.
У Брайони остался еще один вопрос. Куда легче сказать Лео, что его больше для нее не существует, чем вызвать в себе это чувство. «Волны ее души» беспокойно вздымались, требуя ответа.
— Как шли дела у вас?
Лео отшвырнул огрызок груши.
— А что вас интересует?
Брайони поджала губы и передернула плечами.
— Ах да, я и забыл, вы просто поддерживаете беседу. — Лео невесело усмехнулся. — Я бы сказал, превосходно. Я много путешествовал, посмотрел мир, встречался с интересными мужчинами и прекрасными женщинами, и везде, куда бы ни пришел, меня ждал радушный, сердечный прием.
Брайони охотно этому поверила. Лео просто вернулся к шикарной холостяцкой жизни.
Он вытер пальцы платком, сунул его в карман и обхватил себя руками за плечи. Брайони пригляделась к его руке, скрытой тенью. При таком освещении порезы и синяки на костяшках изящных пальцев Лео были почти незаметны.
Во время их стремительной, на редкость короткой помолвки Лео приезжал к невесте каждое воскресенье. И когда молодые люди оказывались одни в гостиной, длинные заостренные пальцы Лео касались Брайони. Она позволяла жениху держать ее за руку, но каждый раз его пальцы продвигались чуть выше. В свой последний воскресный визит Лео ухитрился не только расстегнуть ее рукав, но и поцеловать нежный сгиб локтя. И Брайони, дрожа от пробуждающегося желания, не сомкнула глаз всю ночь.
