Самое ужасное, что мул не погиб, а корчился в предсмертной агонии. Стоя на обрыве, Брайони беспомощно смотрела на его мучения, прижав ладонь ко рту.

Потом прогремел ружейный выстрел, и на лбу мула с пугающей точностью, ровно посередине, между глаз, расплылось кровавое пятно. Бедняга дернулся и замер.

Обернувшись, Брайони увидела, как Лео извлекает из ружья стреляную гильзу. Она смутно припомнила, что слышала о его охотничьих подвигах. Сэр Роберт, страстный охотник, не имея других сыновей, постоянно брал с собой крестника, обучая его охотничьим премудростям. Однако Брайони ни разу не доводилось видеть Лео с оружием в руках. Даже заметив, что Лео возит с собой две винтовки, она не придала этому значения.

Ее поразила необычайная меткость выстрела. Этот мужчина был ее мужем, а она всегда считала его светским баловнем, любимцем женщин, который изредка пишет малопонятные труды, посвященные захватывающим тайнам математики.

Возможно, ее испугала гибель несчастного мула, или дорога действительно стала труднее, но когда они продолжили путь, подъем показался Брайони сущим кошмаром. Она напомнила себе, что два года назад шестнадцать тысяч мужчин прошли по этой самой тропе на север, спеша на помощь осажденным защитникам Читрала, вдобавок этим путем постоянно пользовались почтовые рассыльные и курьеры, и все же с каждым робким шагом ее охватывал страх. В ушах все звучал протяжный жалобный рев мула, бившегося далеко внизу, на острых камнях, и навеки застывшего с пулей между глаз. Тропа, следуя за рельефом утеса, сделала резкий поворот. И без того узкая, она истончилась до каких-то восемнадцати дюймов, почти сойдя на нет. Мало того, всегда неровная, на изгибе тропинка клонилась к обрыву. Брайони предстояло пройти по наклонной поверхности.

Она остановилась, призывая на помощь последние остатки мужества. Умом она понимала, что дорожка тянется дальше, огибая зазубренную скалу, преградившую ей путь, и что Лео с проводниками уже благополучно преодолели поворот. Но перед собой она видела лишь голый каменный выступ. Брайони никогда не увлекалась скалолазанием, и при виде наклонной тропинки, с которой так легко соскользнуть вниз, в разверстую ощеренную пасть ущелья, ее охватила дрожь.

Из-за поворота показался Лео, вернувшийся за ней.

— У вас все в порядке?

Как и она, Лео предпочел пройти пешком трудный участок пути. Но если Брайони казалось, что она ступает над пропастью по натянутой проволоке, Лео двигался легко и непринужденно, словно прогуливался по площади.

Брайони привычно кивнула, а потом подавленно покачала головой.

Не сказав ни слова, Лео протянул ей руку. Помедлив всего мгновение, Брайони ухватилась за нее. Ее страх тотчас утих.

Лео осторожно перевел ее по узкому наклонному уступу, огибавшему скалу. Оказавшись за поворотом, Брайони сильнее сжала его ладонь: коварная, полная опасностей тропинка тянулась дальше. Один неверный шаг мог стоить путнику жизни. Они шли, взявшись за руки, пока дорожка снова не превратилась в обычную козью тропу.

Брайони готова была целовать землю от радости. Выпустив руку Лео, она стянула перчатки и сжала пальцы, почти онемевшие от напряжения, а когда подняла глаза, встретила взгляд Лео.

— Я слышал, что за последние годы тропа стала намного безопаснее, — заметил он.

— Да уж, — фыркнула Брайони.

Лео тихонько рассмеялся.

— Спасибо, — добавила она.

Лео улыбнулся, и у Брайони мучительно сжалось сердце.

— Не такой уж тяжкий труд держать вас за руку, — сказал он.

Верхний Дир казался суровым и неприступным. Лишь изредка здесь встречались крошечные поселения, разбросанные по склонам гор. На земле виднелись длинные глубокие трещины, расселины и обвалы — следы землетрясений, временами волновавших Гиндукуш. Сезонные ливни несли с собой обломки камней, покрывая наносами изрезанную землю. И все же временами между острыми голыми скалами попадались небольшие плато, одетые пышной растительностью, почти как в Альпах, а однажды путешественникам довелось увидеть целый склон, поросший яркими пурпурными астрами.

— Теперь, когда вы поправились, стало намного легче, — заговорила Брайони, отпив глоток чаю. Время клонилось к вечеру. Любуясь ковром из астр, она снова перенеслась мыслями в долину по ту сторону хребта Хиндурадж, перебирая в памяти события минувшей ночи и утра.

— Вам кто-то докучал, пока я был болен?

Брайони покачала головой. Имран и Хамид держали кули в узде, однако носильщики бесконечно цеплялись к проводникам, жаловались и еле двигались. Тогда она по достоинству оценила замечательное умение Лео заставить работать разношерстное сборище кули, распределяя задания так, чтобы получить вовремя нужный результат.

Она взглянула на Лео. Тот выглядел лучше, но по-прежнему казался усталым. Хотя путешественники поздно вышли из лагеря, они успели совершить два перехода и собирались осилить еще один до темноты. Брайони захотелось вдруг обнять Лео, положить его голову к себе на колени и нежно баюкать, пока он не уснет.

— Как вы справляетесь с кули?

Было странно мирно беседовать о самых обычных вещах, когда небо обрушилось на землю. Но Брайони неудержимо тянуло к Лео. Она страстно тосковала по нему, даже когда он был рядом, лишь в пятидесяти футах от нее.

Лео неопределенно пожал плечами:

— Наверное, сказывается опыт. Вы помните моего двоюродного деда Силвертона?

Брайони на мгновение задумалась.

— Это тот старый вояка с грудью, увешанной орденами и медалями? Он был у нас на свадьбе.

— Силвертон — бывший полковник Королевского стрелкового полка в Бенгалии. Когда мы просили его рассказать какую-нибудь военную историю, он обычно отвечал, что армией движет желудок — исход войны решает не тактика и стратегия, а прочность цепи поставок. Поэтому когда я бывал на сафари с крестным, то всегда брал на себя снабжение. — Лео усмехнулся. — Для младшего из пяти сыновей довольно волнующе и необычно нести за что-то ответственность.

Брайони ошеломленно застыла: ей вдруг пришло в голову (а ведь ей следовало давно об этом задуматься), что Лео безупречно выполнял обязанности хозяина дома.

Сама Брайони имела весьма смутное представление о том, как вести хозяйство. И все же все недолгое время ее супружества их жизнь была налажена превосходно. За ее одеждой и обувью тщательно следили. Карету каждое утро подавали к крыльцу точно в срок, когда Брайони готовилась отправиться в больницу. Каждый вечер дома ее ждал накрытый стол — кухарка готовила ее любимые блюда, хотя Брайони понятия не имела, как выглядит эта женщина.

Заведенный порядок продолжался и после того, как Брайони изгнала Лео из своей постели. Однако после его ухода обеды стали слишком обильными, кучер временами садился на козлы полупьяным, экономка без конца жаловалась на горничных и их ухажеров, а Брайони приходилось самой разбирать горы писем. Погруженная в уныние, она решила, что разваливающееся хозяйство — лишь еще одно свидетельство ее поражения, итог разбитой жизни. На самом же деле Лео бережно заботился о ней, пока они были женаты, а она не замечала этого и не ценила.

«Чувствовать на себе восхитительный вес ее тела. Слышать, как она шепчет его имя. Сжимать ее нежные упругие бедра. Беспомощно замирать на узкой походной кровати, отдавая себя во власть обжигающим волнам наслаждения». Удивительно, что только не лезет в голову мужчине, когда он смотрит на полностью одетую женщину, безмятежно потягивающую чай и задумчиво, без тени кокетства смотрящую вдаль.

И в тысячный раз Лео пожалел о том, что их с Брайони знакомство состоялась так давно. Будь они случайными попутчиками, путешествующими вместе, эти нечестивые помыслы и фривольные образы не раздирали бы его на части. Он лишь предавался бы приятным грезам, медленно подпадая под чары ее холодной красоты и скрытой страстности.

Он мог бы поведать ей множество историй и найти массу способов вытащить из раковины. Он ждал бы затаив дыхание, когда она улыбнется, мечтал бы впервые услышать ее смех. С жадным любопытством он старался бы узнать о ней как можно больше, желая сорвать с нее не только одежду, но и покров таинственности.