– Признаюсь, я читал его не слишком внимательно. Я вообще не люблю читать документы и всевозможные справки… Вот беседа – совсем другое дело. Пейте чай и рассказывайте.
Чай был ярко-пурпурного цвета с густым малиновым запахом. После прогулки мне очень хотелось выпить чего-то именно такого – вкусного и горячего. Я сделала глоток и сразу разомлела.
Мсье Паскаль вопросительно смотрел на меня.
– Если вы не хотите копаться в прошлом, я задам вам вопрос, а вы можете начинать с чего угодно. Мне все равно. Итак, что вы вспоминаете из своего прошлого, когда остаетесь наедине с собой?
Я задумалась…
– Красная пыль… – сказала я, и мсье Паскаль удивленно поднял брови.
– Да… – продолжала я, – красная пыль на улицах моего города, она неслась с металлургического завода. Когда по ней бегала детвора – над дорогой и домами вздымалась пыль, от которой даже крыши и деревья становились красными. Этой пылью девчонки вырисовывали на ногах модные гольфы: окунались в нее по колено, а потом по красному фону пальцем выводили загогулистые узоры…
Даже сама удивилась тому, что вспомнила об этом! Действительно, эта бесконечная терракотовая пыль сопровождала все мое детство.
…Мимо нашего дома (почему-то это происходило ночью) везли на рынок арбузы. А потом всю ночь слышались шлепки – «хлоп-хлоп-хлоп» – это их разгружали и сбрасывали в железные сетки. Вся улица пахла арбузами. Мы воровали арбузы из сетки (открыть ее было несложно!), и каждый из шайки съедал по огромному арбузу, разбивая его об асфальт и погружаясь в мякоть по самые уши.
…Букет пионов на подоконнике в день моего рождения. Мне было пять лет, я стояла в длинной ночной рубашке на холодном полу и держала этот букет. Была уверена, что его принесла фея.
…Дождь. Ливень. Стена воды. Но – теплая. Ни души на улице. Я иду по колено в воде, мокрая, как сама вода. Я подношу руки к дождю и говорю: «Брат, забери меня с собой!» В струях вырисовывается полупрозрачное лицо. Мне никто не верит…
…Драки – «двор на двор». «Броненосец», построенный из картонных коробок и украшенный крышками от кастрюль, которые мы тайком выносили из дома. Я никогда не была «санитаркой», как другие девчонки. Всегда – в первых рядах, с карманами, набитыми камнями. Я умела плевать на три метра вперед, а бегала так, что меня никто не мог догнать! Драки были жестокие – до «первой крови». А потом победители и побежденные обменивались «пленными» и вместе шли к реке отмывать в ней раскровавленные носы. Потом пекли картошку на берегу и уже в темноте рассказывали истории «о черной руке мертвеца»…
Я уверена, что все эти истории означали для мсье примерно то же самое, что и «хрены собачьи». Выражение его лица было для меня непонятным.
– Печеный картофель – это вкусно? – наконец спросил он.
– Вкуснее всего, что я ела после! – заверила я. – Представьте: сначала картошку надо наворовать! Обычно это происходит поздно вечером. Кто-то стоит «на шухере», а кто-то лезет в соседский огород… Потом разжигают костер и, когда угли начинают тлеть, – туда кладут картошку. Когда ты выхватываешь ее из золы – твои руки становятся черными, ты перебрасываешь ее с ладони на ладонь. А потом черными становятся и губы, потому что ты не можешь удержаться и ешь ее прямо с кожурой. И вместе с картошкой обязательно нужно хрумкать огурец – тогда полнота жизни ощущается лучше! Такой вот рецепт… Впоследствии ко всему этому добавляется водка… Сигареты… Секс… Мысли о самоубийстве… Но это уже совсем другие истории. Они – неинтересны.
Собственно, у многих людей они похожи друг на друга. Особенно у тех, кто вовремя избавился от «розовых очков»…
Он пристально смотрит на меня. Кажется, я, как говорят китайцы, потеряла свое лицо! Слишком разболталась. Это опять же – от здешнего хмельного воздуха!
…Вечереет, с гор веет густым запахом засыпающих деревьев, а с городских клумб – ароматом ночных фиалок. Все это дурманит. Перед глазами плывут черные и розовые круги. Черное с розовым – очень красивое сочетание… Надо обуздать свои эмоции, ведь с тобой может произойти то же, что с профессором Плейшнером, думаю я.
– Вот такая фигня… – весело заканчиваю свой рассказ. – Теперь мне кайфово везде.
– Не лгите, госпожа Иголка, – говорит мсье Паскаль. – Вы неизлечимо больны. Извините, но говорю так потому, что слишком хорошо вас понимаю. У меня есть еще один вопрос: почему вы решились на такой шаг?
Предпоследнее слово он произносит с особым нажимом. Я пожимаю плечами.
– Собственно, у меня была возможность сделать такой же, только в другую сторону, – делаю акцент я на последних словах. – Могла бы жить на берегу океана, например… Но это скучно – зависеть от чьих-то кредитных карточек. Лучше иметь свою.
– То есть?
– Ну… Однажды у меня была реальная возможность зажить прекрасно. Один милый человек предложил мне райскую жизнь – на таком вот берегу океана. И я почти согласилась. Он был счастлив.
– И что? – Глаза мсье Паскаля стали совсем как у мальчишки.
– Ну… Я выставила уйму разных условий.
Я сказала, что должна забрать с собой собаку.
«No problem!» – сказал он.
Я сказала, что не проживу без трех своих подруг.
«No problem!» – сказал он.
Я сказала, что не могу оставить без присмотра могилы своих близких.
«No problem!» – сказал он.
Тогда я сказала, что хочу забрать дерево, растущее под моим окном, и, желательно, именно тех воронов, что слетаются к нему, несколько тонн красной пыли с нашей улицы, троллейбус с номером 48, вывеску хлебного магазина, на которой нарисованы кривые бублики…
Дерево он обещал выкопать и пересадить.
Воронов – поймать и оформить на них необходимые для перевозки справки.
Пыль – загрузить в специальные контейнеры.
Троллейбус выкупить у депо, вывеску – у директора магазина.
Я потеряла терпение. И добавила к тому списку церковь, в которой меня крестили, дорогу, на которой бабушки продают жареные семечки (с этими бабушками в придачу). И наконец – ту долгую зиму, которую я так ненавижу…
Когда он задумался, я поняла, что он совсем не понимает юмора!
И вообще – ничего не понимает.
А как жить с человеком, который все время твердит – «No problem»? Лучше обзавестись попугаем мужского пола и научить его материться!
– Ну… – произнес мсье Паскаль, почти копируя мою интонацию, и глаза его оставались мальчишескими. – Я думаю, госпожа Иголка, вы его просто не любили…
Ха! Для этого умозаключения совсем не нужно иметь такую вот седую бороденку, огромный дом и строить из себя мецената.
Приличия ради я послушно покачала головой.
Потом мы долго молчали. Похоже, с полчаса. Передо мной в белесой дымке проплывали черные и розовые геометрические фигуры. Мсье Паскаль курил трубку. Где-то глубоко внизу, под нами, тишину нарушал металлический звон. Будто в подвале пытали заключенных. Я вспомнила, что на нижнем этаже находится кухня. Приближалось время ужина, и там, под нами, матушка Же-Же действительно пытала уже ощипанные птичьи тушки, чтобы приготовить цыплят табака.
– Сегодня у меня будут гости, – серьезно произнес мсье после паузы. – Так, несколько приятных людей. Маленькое, почти семейное party… Надеюсь, вы не откажетесь наливать нам вино?
Интересно, подумала я, как я могу отказаться? Учтивость моего хозяина явно зашкаливала. Если он всю жизнь был таким обходительным с прислугой, не сомневаюсь, что все они уже обзавелись собственными имениями где-нибудь в Йоркшире…
8
…Никто, никто не сравнится
с ней!
В любой компании она – самая веселая,
у нее самые остроумные шутки,
все,
все,
все наблюдают, как она
пьет вино, держит сигарету,
танцует…
Она умеет говорить одними глазами –
они такие, что слова – излишни.
Она смеется. Она звенит браслетами.
Ее юбка как флаг.
У нее есть друзья и
совсем,
совсем,
совсем
нет врагов!
Теперь она знает, сколько людей
придут к ней!
Не один и не два…
Они придут…
Они обязательно придут к ней!
Даже в холодную зиму и в ливень…
Она смеется. Ей весело.
И никто не догадывается, что она
у-ми-ра-ет…