Перед входом в ресторан застыл непрошибаемый с виду полицейский, а начальник облокотился на стойку, предварительно осмотрев ее придирчиво, и выслушивал сбивчивый рассказ молодого. Скоро за меня примутся. Хорошо, что я на вечер особенных дел никаких не имею. Особенных или никаких? Никаких. Можно, конечно, прогуляться по городу, это я люблю, да и в городке этом первый раз, но только темнеет уже. Какая в темноте прогулка? Темнота – вовсе не друг молодежи, даже в городе, огороженном стенами с колючкой. Темнота – время чудовищ, враждебных не только человеку, но и всем разумным.
Начальник тем временем закончил с молодым и повернулся ко мне со вполне доброжелательной улыбкой.
– Не знал, что эльфы теперь носят кистени в карманах, – заметил он, наклоняясь и подавая мне кистень, так и лежавший под ногами.
– Благодарю, господин полицеймейстер! – Это ж надо, нагнулся и поднял! Не помню такого, сколько живу, чтобы полицейский чин так наклонялся. Вот отчего маг такой негордый: с начальника пример берет. А чего не взять, если пример достойный? За подобное зрелище последнего золотого не жалко. Тем более что в моем кошельке больше ничего и нет… Играть потому что не надо было с малознакомыми офицерами… – Эльф я только наполовину.
– Становой пристав Бороздин Иван Сергеевич. – Представившийся по всей форме полицейский погрозил мне пальцем и тут же поинтересовался: – На какую половину?
– Мама, – ответил я, – но в Пуще не жил.
– Как вас по имени-отчеству? – поинтересовался пристав.
– Петр Андреевич Корнеев, к вашим услугам.
На лице пристава не отразилось ничего, кроме умеренного любопытства, а вот два клоуна в штатском захихикали явственно и уставились на меня во все глаза, впитывая мой внешний вид вполне профессионально: для протокола. Да, я их понимаю…
Сложения я такого, как бы помягче, воздушного, рост почти средний – до метра семидесяти всего трех сантиметров не хватает, уши без мочек и, как у лисы, острые. Волосы тоже как у лисы, только чернобурой, ха-ха. И такой же длины, как мех у этого зверя, вполне неплохо себя чувствующего в лесу, в котором, казалось бы, с наступлением темноты начинается пиршество нечисти. Вес мой к пятидесяти килограммам стремится, но опять же около трех недобирает. Глаза зеленые, самые настоящие эльфийские. По морде лица – эльф натуральный, леголас[1] недорезанный, если бы не нос картофаном. И при этом зовут меня Петром Андреевичем Корнеевым.
Ха-ха два раза…
В кармане у меня кистень, как у норлинга с торговой пристани, на поясе кобура со «смит-и-вессоном» двадцать седьмым, которого все «чеканом» кличут, за голенищем невысокого шнурованного сапога – нож, за голенищем второго – еще нож. По одежде я – на сто процентов пришлый. Рыжая замшевая рубаха без пуговиц, на завязках, почти куртка, с длиннющей бахромой по швам, зеленые брюки с многочисленными карманами, полувоенного образца. Головного убора летом, да и весной, вот как сейчас, стараюсь не носить. У эльфов не бывает солнечных ударов. Интересно, мне мой трофей – хоть одну кожаную кепочку, например, с головы ножевика – выдадут или к вещдокам приобщат? Да и не сдалась она мне ни разу, кепочка эта. Козырек смешной – длинный очень и загнут с боков слишком сильно. Не люблю такие…
– Благодарю вас за своевременную помощь при нападении на сотрудника полиции… – Иван Сергеевич изъяснялся официально и при этом искренне на первый взгляд. Талант…
– Мне было даже приятно. Эти, в клеточку, мне сразу не понравились…
Пристав бросил на меня острый взгляд, показывая, что он ценит мою готовность вывалить все как на духу, как будто у меня при таком количестве свидетелей варианты есть…
– Чем же вам они не понравились, эти господа? – продолжил пристав весьма ему привычную игру, а я задумался.
– А что, господин пристав, четверо близнецов – это нормальное явление среди людей?
– Встречаются редко, но встречаются. – Похоже, пристава не мог смутить ни один вопрос. И на все-то он знал ответы. – Это все, чем они вам не понравились?
– Они гнома пьяненького схватили и поволокли, а как мне показалось, не знакомы были ни разу.
Тут мой взгляд обратился на гнома, который, по выражению малоизвестного людского писателя Николая Васильевича Гоголя, чей бюст прямо и между пальмами, как начал храпеть во всю насосную завертку, так и не останавливался. Коротышку только аккуратно отодвинули с прохода, куда его уронили лысые браты-акробаты.
– А вы как на это отреагировали? – вновь спросил пристав, неодобрительно посмотрев на своих подручных в штатском, которые уже едва сдерживались от распирающего их хохота. Эльф гнома от людей защищает. Анекдоты про поручика Ржевского отдыхают.
– Подошел к хозяину, попросил принять меры. – Тут мой палец ткнул в прислушивавшегося к разговору кабатчика.
– Точно-с так, выше высокоблагородие, – ответствовал кабатчик. – Я сразу в участок позвонил и время тянул, пока они расплачивались.
Как же, тянул он время. Жался сдачу ребятам отдавать, хотел на чай побольше выгадать. Те уж рукой махнули, к выходу потопали. Но ни слова не соврал. Правда по-ресторанному, в пикантном соусе.
– Да, про звонок я понял, – задумчиво протянул пристав и вновь поинтересовался: – Вы с гномом оба знакомы?
– Очень смешно, Иван Сергеевич. – Тут уж я уставился на красных от натуги джентльменов в штатском. Кстати, что эти смешливые господа здесь делают? Кто они? Представители Департамента контрразведки из Ярославля? Ополченцы из самого славного города Сеславина, привлеченные в качестве понятых? В костюмах-тройках с галстуками? Ведут себя вольно, да что-то не совсем понятно, кто такие.
– Почему же вы решили, что гнома похищают? – продолжал настаивать пристав. – Может, они хотели вынести его на улицу освежиться…
– Там, откуда я родом, вечером на улицу пьяного выкинуть – это все равно что на блюдечке его тварям поднести: кушайте, пожалуйста! Приравнивается к покушению на убийство.
Пристав вежливо покивал. В городских стенах, может, ничего бы с пьяненьким не случилось, но и здесь пьяных на улицу не принято выкидывать. Сожрать могут. Так что вопросы господин начальник местной полиции задает больше для проформы. А сам, скорее всего, другие дела в башке прокачивает.
В двери влетел молоденький вертлявый полицейский, подбежал к приставу и драматическим шепотом, довольно громким для моих ушей, проскороговорил:
– Господин пристав, догнать не удалось, как в воду канул! На воротах четверых близнецов не помнят. Возможно, доппельгангеры.
Ух ты, слова-то какие. Я ради таких красивых слов готов кистенем махать от обеда до забора. Чтобы их не слышать. Тут главное – так махать, чтобы не до тюремного забора.
Все равно не катит такое объяснение. Доппельгангер не стал бы со своим двойником-человеком за одним столом сидеть: сразу на куски стал бы рвать. И в ворота не должен был пройти – там вроде учет и контроль на уровне. Не доппельгангер, а скорее простой двойник-зеркалка. Здесь уже, в самом городе вызванный. Если их вызывают, а не что-то еще. Не в теме…
Смешно получается. Пришли, допустим, двое, близнецы, значит, пообедать. И вызвали двойников, а то скучно. Потом увидели пьяного в дымину гнома и решили разбавить им свою компанию. Впрочем, чего это я мозги напрягаю? Пусть у кого положено башка болит. А здесь, пожалуй, все кончено.
– Не уходите, Петр Андреевич, надо протокол подписать, да еще пара вопросов к вам есть, – заметил мою попытку тихонько отвалить становой пристав. Да, такого на мякине не проведешь!
– Я за стол сяду, у меня там отбивная недоеденная…
– Остыло все, наверное, – сказал пристав с почти искренним сожалением в голосе. – Я к вам сейчас подсяду, а Николай нам вина бутылочку организует. Очень слабого – я на службе все-таки. И салатик мясной с сельдереем. Сделаешь, Коля? – Это он уже к кабатчику. А смотрел на меня.
– Конечно, Иван Сергеевич. Есть «Кернер», поздний урожай, девять с половиной градусов. Дамское вино – заветная бутылочка осталась.
