Пять лет прошло, а рана не затянулась. По-прежнему сжимались кулаки при виде целующейся в сквере парочки. И как-то спьяну он привязался к такой парочке и даже набил кавалеру морду, но легче от этого не стало.

Он вышиб дверь комнаты на первом этаже. Девушка вскрикнула и зачем-то включила торшер.

– Шура?! – с ужасом выдавила она.

Больше ей нечему было удивляться. Шура стиснул зубы, процедил «твою мать» и прострелил ей голову. Потом развернулся и шагнул в коридор.

Мелькнувшая в коридоре тень его не встревожила. Он на миг потерял ориентиры, заблудился в страшной действительности. И только звон стекла в буфете, к которому прислонился, чтобы закурить, привел его в чувство. Эта пуля предназначалась ему. А сверху уже неслось:

– Макса убили!

Телохранитель благополучно добрался до ворот, и тут ему в ноги бросился продавшийся охранник. Завязалась борьба между стражами председателя райисполкома. Они оба казались Овчинникову надежными людьми. Но все в этом мире зыбко.

Саня, подоспевший первым, выстрелил в боровшихся. Ему было все равно.

Охранник отбросил успокоившегося навсегда телохранителя и завопил:

– Сука! Тварь е…ная! –Выяснилось, что Саня прострелил ему бок. – Мне обещали…

Саня не дослушал, что обещали охраннику, и пригвозил его к земле новой очередью.

К машине почти бежали. Мертвого Макса тащили на себе попеременно: сначала Саня с Витяем, потом Пит и Сергей. Гнаться за ними было некому, но они спешили. В спешке оставили на дороге ботинок Макса.

– Вечно у него проблема со шнурками! – ухмыльнулся Пит. Шрам возле рта делал его в такие минуты уродливым.

Саня вернулся за ботинком. Поднял. Зачем-то оглянулся назад, хотя дом Овчинникова давно исчез за поворотом. Потом посмотрел на небо. Солнце уже взошло и било в глаза.

Ботинок Макса он швырнул в багажник.

Вечером пили пиво у Витяя на кухне. Жена в маленькой комнате укладывала спать малыша, пела колыбельную. Слов не разобрать, одно мычание. На душе у Сани – сплошная промозглость, а на дворе по-летнему умопомрачительно пахнут сосны, и месяц, как нарисованный, торчит в верхнем углу окна.

Макса оба почти не знали, потому и не горевали особо. Да и пивом разве помянешь друга по-настоящему? Водку Витяю не дала купить жена. Она его строго блюдет. Снедь тоже не отличалась изысками: картошка вареная, сало, лук, помидоры.

– Надоело мне это, Санек, – признался Витяй. – Отвоевался я.

– Мирной жизни захотел? На завод собрался? Мы с тобой до армии отпахали у станка, а что получили, помнишь?

– А что? Я доволен был.

– Да не звезди ты! «Доволен»! Еще вспомни пакетик молочка за вредность и пусти слезу!

– Слезу в самый раз пускать по другому поводу. – У Витяя, видать, тоже погано было на душе.

– Тебе-то что горевать? Прогулялся с нами за компанию. Мог бы на печи лежать. Хозяин у нас щедрый, всем заплатил поровну. Наша жеребьевка его мало интересовала. Главное, задание выполнили. И нечего сопли распускать! Вон Пит «замочил» пацана, а всю дорогу шутил…

– А девчонка-то жива осталась, – со злорадной улыбкой заметил Витяй. – Недоработочка вышла у Петьки! Я бы на его месте не шутил. Хозяину вряд ли это понравится.

– Пустяки! – возразил Саня. – Такая малая для хозяина не помеха. Она наверняка уехала в город со своей бабкой, – предположил он. – Повезло им. И Пит только наполовину в дерьме.

– Ни фига, – покачал головой Витяй. –Девчонка была в доме.

– С чего ты взял?

– Нетрудно догадаться. Она просто отсиделась в сортире. Когда мы вошли в дом, она уже была там. Иногда полезно, Санек, не полениться и встать по малой нужде, даже если сортир находится во дворе.

– Почему охранник, в таком случае, не предупредил?

– Он мог и не увидеть ее. Этот Иуда ждал нас и смотрел на дорогу.

Значит, к дому стоял спиной.

– Что же ты Питу не подсказал?

– А зачем? У каждого свой жребий. Пит мог бы и пораскинуть мозгами за такие бабки. Прострелить череп пятилетнему малышу всякий дурак сможет. А девчонка, кстати, не такая уж и маленькая. Ей двенадцать лет. Вот будет здорово, если она засветит нас!

Хрипловатый, приглушенный смех, вырвавшийся из груди Витяя, доконал и без того издерганного Саню.

– Что же ты, мудак, молчал?! – шандарахнул он кулаком по столу.

Нудное мычание в соседней комнате сразу прекратилось. Негромко заплакал малыш. Саня тут же осекся.

– Ты мне ребенка заикой сделаешь, идиот! – Тихо, но как-то незлобно прошипел ему в лицо Витяй. – О девчонке я уже в машине догадался, – объяснил он. – Не поворачивать же было назад.

– Постой-ка! – заподозрил неладное Саня. – Откуда ты знаешь, что ей двенадцать лет, а пацану пять? Этого не знал даже хозяин. Я помню, как Пит расспрашивал его о детях Овчинникова.

Витяй хмыкнул, будто признаваясь: «Делать нечего. Расколол», – и, закурив, выдал:

– Это я собираю информацию для хозяина. Несколько дней следил за домом. Вытащил у них из почтового ящика письмо. Насте, так зовут девчонку, писала ее школьная подруга. Соскучилась на каникулах. Из письма я понял, что Насте двенадцать лет, а ее брату – пять. Подруга писала о своей сестренке, которая учится читать, потому что ей на следующий год в школу, и упомянула Настиного брата. В том смысле, что ему в школу еще не скоро. Теперь точно не скоро. Пит постарался. И охранника. Иуду, тоже, кстати, я завербовал. Он, сука, поначалу отбрыкивался, даже угрожал мне. Но хозяин не поскупился. Тот получил куда больше, чем его библейский двойник. Вернее, должен был получить. Ты сделал для хозяина доброе дело. Он просто обязан тебе добавить. А ты не скромничай, сам попроси.

Саня уже давно не слушал его трескотню. Внутри затаилось недоброе.

– Так, значит, ты следил за домом? – произнес он медленно, почти по слогам. – Никого знакомого не заметил?

– Ты что? – не понял Витяй, хоть и почувствовал, как ожесточился его приятель.

– Что же ты меня, падла, про Людку не предупредил? – Саня вцепился в рубаху Витяя и притянул его к себе.

– Ты, Саня, псих, это всем известно, – спокойно сказал Витяй, – везде тебе Людка мерещится. Пора бы забыть. И найти себе бабу.

– Врешь, сволочь! Это была она! И ты это знал! Знал! – Саня схватил со стола бутылку, стукнул ею о плиту и поднес «розочку» к самому горлу Витяя.

– Помогите! Убивают! – завопила неизвестно откуда взявшаяся на кухне жена Витяя.

– Заткнись, дура! – резко, но негромко приказал ей муж. – И закрой дверь. Без тебя разберемся. Саня сел на свое место и схватился за голову.

– Витичка! Родной мой! Как же я уйду? Он ведь убьет тебя!

В комнате заливался ребенок.

– Иди к сыну, мать. Не трону я его, – пообещал Саня, так и не подняв головы.

– Что же ты меня не режешь? – спросил Витяй, когда жена оставила их. – Давай, давай! Я орать не буду. – Была в этом спокойном тоне какая-то дьявольская подсказка.

– Да иди ты! – воскликнул в сердцах Саня.

– Ты прав. Я знал, что Людка служит горничной в доме Овчинникова. И когда ты вытянул цифру «пять», подумал: "Знать, судьба. Он так жаждал мести.

Вот повезло-то: и деньги заработает и за свое мужское достоинство расплатится".

Не так разве? Ведь сам говорил: встречу – убью! Еще в Афгане мечтал об этой встрече. Вот случай и представился. А предупредил бы – только лишние нервы. От доли своей все равно бы не отказался. Согласен? Иначе не выжить. Кому-кому, а нам с тобой это давно известно.

– Пойду я, Витя. Поздно уже. – Саня поднялся из-за стола и, шатаясь, поплелся к двери.

– Встретимся на похоронах, – усмехнулся Витяй. Провожать его он не пошел.

С поминок Саня возвращался на автобусе. Мускулистая рука держалась за поручень. Отяжелевшая голова уткнулась широким подбородком в грудь. Короткие, мокрые от пота волосы вздыбились так, будто Саня только вышел из-под душа и не успел еще причесаться. Бледно-фиолетовая, выцветшая футболка покрылась неравномерными пятнами, прилипнув к разгоряченному телу.