Приветствуя вас с настоящим великим событием в жизни и деятельности многознаменательного пройденного вами поприща, молим Господа, да продлит Он, Милосердый многополезную жизнь вашу на многие и многие годы, да ниспошлет Он вам крепость сил телесных и мир душевный на долгие дни. Господь Бог, положивый в Своей власти времена и лета, да будет с вами всегда в неистощимых щедротах милости Своей, а по отшествии из сего мира да вселит вас в небесные Свои обители и венчает вас венцом небесным.
Вашего высокопреподобия слуга и Серафимо-Дивеевской обители послушник священник Нижегородской Похвалинской церкви Доримедонт Покровский.
Закончилась трапеза следующей юбилярше сказанной матерью казначеей Еленой речью:
Высокопочитаемая и Всечестнейшая и крепколюбимая Мать Игумения Мария!
Зачиная и устрояя обитель Дивеевскую, приснопамятный основатель ее старец Серафим говорил присным своим: «На двенадцатой только начальнице девице Елисавете Ушаковой устроится все и будет монастырь в Дивеевской обители моей Серафимовской пустыни». И не идет мимо глагол Святого!
Пятьдесят три года прошло со блаженного успения основателя старца, и, неисповедимыми судьбами никогда не преходящего Божия определения, не только воочию всех исполнилось предречение святого, но ныне даже сретаем, торжествуем и празднуем мы двадцатипятилетие свыше благословенных праведных трудов игуменства твоего; из токмо малого числа убогих келий умиленно зрим воистину величественное возникновение обширной тысячесонмной обители, все полно расцветшей благоустроением своим, велелепотою храмов и служений своих в прославление Пресвятой Троицы!
Дивятся чуждии, не зная, что добре ведомо всеми нами; и, в сознании всеполнейшего токмо убожества нашего, благоговейно чудяся, вопрошаем смирение твое: Како возмогла ты велие сие устроити?! — непрестающими скорбями, безропотно крепким терпением, непрерывною молитвою, безустанным трудом твоим и достойно чрез то заслуженным благословением благодати Богоматерней!
Что же возможет немощь сирот Серафимовых, в трапезе уважения заслугам твоим и немолвствовании благоговения — любви Святыни твоея, изрещи тебе, достодолжно воздав смиренномудрию твоему!
Да украсит тя Господь от Сиона за благоукрашение обители сея! Да превознесет и возвеличит он смирение твое и да укрепит силою правящей благодати Своея правоправящую мышцу игуменства твоего на премного многая лета!
Да даст ти по сердцу твоему, да исполнит вся прошения твоя и да возрадуется и лишше — вечно отныне да радуется душа твоя о Господе! И да будеши ты день от дне и лета в лета благословенна!
Со Христом ты мать наша ныне и присно — с Ним да будеши и во веки!
Надежда на скорое открытие мощей о. Серафима и исполнение всех его предсказаний по этому случаю составляла всегда и составляет тем более ныне тайную радость монашествующих в его Дивеевской обители, и безошибочно можно сказать, что вся молящаяся Россия трепетно ожидает этого дня… Всем кажется, что ежедневные чудеса, явные и тайные, на могиле о. Серафима, в Дивееве и повсюду от изображений его, от целебного источника свидетельствуют о прославлении Господом угодника Своего. С назначением игуменом Саровской пустыни монашествующего на Афоне и возведенного в сан архимандрита о. Рафаила вопрос об обследовании чудес, совершенных по вере к молитвам о. Серафима, тотчас был возбужден. Он же устроил на могиле великого старца часовню, составил проект постройки церкви у кельи о. Серафима и построил также часовню на источнике и купальню.
Приводим прежде всего письмо г-жи Жуковской к игумений Серафимо-Дивеевского монастыря Марии. «Однажды дочь наша, будучи лет пяти, захворала всеми признаками скрытой скарлатины, кинувшейся на мозг. Зная по опыту весь ужас этой болезни, я просила моего мужа, чтобы он побывал у отца Назария, священника Придворной госпитальной церкви, что у Полицейского моста в Санкт-Петербурге, и попросил бы батюшку скатить водицу с камешка св. старца Серафима. Узнав о болезни нашего ребенка, о. Назарий был так добр, что уделил нам и частицу камешка, сказав мужу, что когда будем скачивать с него воду, то в это время следует прочитать 3 раза "Отче наш" и столько же "Богородице Дево, радуйся", опустив самый камешек в воду. Перед возвращением мужа от о. Назария был у нас доктор, который мне объявил, что если болезнь примет дурной оборот, то больная будет жаловаться на головокружение, которое будет сопровождаться рвотой. Не успел доктор уйти, как все это обнаружилось, и больная стала бредить с открытыми глазами. В это время мой муж возвратился домой. Узнав все мои опасения насчет больной, он мне сказал, подавая камешек: "Вот тебе лекарство", объяснив, как надо воду скатить. С благоговением поцеловала я этот камешек и немедленно приготовила водицу. Это было часов в 12 дня. Мой муж ушел на службу и возвратился в 4; в этот промежуток я старалась чаще поить больную с чайной ложечки; к приходу отца она вышла из забытья, а к вечеру спросила игрушки. Доктор, навестивший больную часов в 8 вечера, думал ее найти в опасном состоянии. Велико было его удивление, когда он нашел ее здоровой».
Красноярский купец Иван Латкин писал той же Дивеевской игумений Марии: «В 186o-x годах я был с осени в г. Красноярске нездоров месяца два — даже и ходить не мог. Но хозяин, у которого я находился на службе, прислал за мной, чтобы я собирался ехать с ним в г. Томск. Фельдшер же, который меня тогда лечил, говорил мне, что ежели по четыре раза в каждые сутки я не буду переменять повязок моих ран, то я должен умереть. Несмотря на это, хотя и невольно, я должен был ехать с хозяином, и сидели мы в повозке рядом, а по случаю худой дороги ехали более трех суток до г. Томска, о болезни же я не смел сказать хозяину и перевязок во всю дорогу не делал. В г. Томске остановились на квартире, где вечером, спустя довольно времени, лег я спать на диван боком и заснул. И вот вижу во сне: вошел старичок в белом балахончике повыше колен и опоясанный. Подошедши ко мне, он ударил ладонью по моей ноге и сказал: "Вот не стал лечиться и выздоровел!" Я тотчас же проснулся, достал огня и посмотрел на свои раны, с которых во всю дорогу не снимал повязок. Кудивлению моему, и знаков болезни не оказалось, что обрадовало меня до такой степени, что я безотчетно несколько раз ночью бегал взад и вперед в часовню Иверской Божией Матери с намерением купить книгу из житий Святых Отцов, но там спали, потому что было за полночь. Когда стало светать, я опять побежал и, к радости и счастью моему, вижу, что монах сметает снегу часовни. Я спросил у него: есть ли книги из житий Святых Отцов, на что получил ответ, что есть. Монах отпер часовню и, вошедши, подал мне одну книжку. Я, помня лицо старца, виденного во сне, взял книгу в руки, раскрываю и вижу неожиданно этого самого старца. Это был батюшка отец Серафим, иеромонах Саровской пустыни, которого ранее я не видел и не знал».
Комиссия по обследованию чудесных событий, совершавшихся по молитвам блаженной памяти о. Серафима Саровского, закончила свои работы в 1894 году и представила их в Тамбовскую Духовную Консисторию. Члены этой комиссии должны были убедиться, что вера в молитвенное к нему обращение и благоговейное почитание его памяти служат продолжением того глубокого уважения и благоговейного почитания, которыми о. Серафим пользовался даже и среди неверующих русского общества при жизни своей, так и по своем преставлении. В духовной литературе шестидесятых годов говорится, что и имя о. Серафима еще при жизни его приобрело такую известность, какой в то время никто не достигал между подвижниками благочестия в нашем отечестве; его знала почти вся Россия, и тысячи народов всех концов земли русской приходили в Саровскую пустынь для того, чтобы принять благословение ее смиренного старца; изображение убогого, согбенного летами старца, в убогом белом балахончике, на коленах пред иконою Богоматери или с топором и мотыгой в руках и т. п., можно было видеть повсюду: и в бедной хижине селянина, и в лучших эстампных магазинах.