Нравственно–аскетический путь недостаточен: человек нуждается в просвещении разума. «Я думаю, — пишет Василий Великий, — всякий разумный человек согласится, что из всех доступных нам благ главное — наука. И я не говорю только о том более благородном знании, которое принадлежит нам (христианам) и пренебрегает изысканностью и блеском речи, чтобы сосредоточиться исключительно на спасении и на красоте мысли, но и о «внешней науке», которую многие христиане неблагоразумно презирают, как лукавую, опасную и способную отдалить нас от Бога… Из этой науки мы сохранили все, что относится к поискам и созерцанию истины, но мы устранили из нее все, что ведет к диаволу, заблуждению и гибели. Впрочем, даже заблуждения могут быть полезны благочестию, давая нам понятие о добре по контрасту его со злом и давая возможность показать силу нашего учения против светской науки. Знание, следовательно, не должно быть осуждаемо, как того хотели бы некоторые: мы должны рассматривать тех, кто так думают, как слепых и невежд, которые хотели бы, чтобы все были похожи на них и таким образом между другими были скрыты их недостатки…» «Все любящие Бога естественно стремятся учиться»… Св. Василий считал даже, что светская литература и наука могут быть хорошей подготовкой для изучения Писания, глубину значения которого трудно постичь молодым. Полезно знать не только философов, но и поэзию, историю и произведения великих ораторов. Как пчелы собирают повсюду мед, так христиане должны повсюду собирать мудрость! Нельзя отрицать, что греческие мыслители были большей частью глашатаями и защитниками добра и что и в истории языческих народов есть высокие примеры добродетелей. Пользуясь светской литературой, христианин, разумеется, будет отрекаться от всего ложного и соблазнительного в ней.
Взгляд Василия Великого на культуру был общепринят среди отцов Церкви. Он глубочайшим образом соответствует духу Нового Завета и в сущности очень прост: благо есть благо, истина есть истина и добро есть добро, где бы они ни находились, и всякое благо, истина и правда всегда от Бога. Напротив, зло, заблуждение и безнравственность должны быть отвергнуты повсюду и никогда и нигде не происходят от Бога. Непогрешимо только Божественное откровение. Только Св. Писание и догматические постановления Вселенских Соборов непогрешимо выражают Откровение. Все остальные писания и речи людей должны быть принимаемы критически в свете единой Истины. Но оттого, что они могут содержать ошибки и ложь, не значит, что мы должны отбрасывать и клеймить их в целом. В церковном обществе во все времена были и раболепные поклонники культуры и гонители всякого знания. Первые, более или менее незаметно и подсознательно, истинность заменяют научностью и нравственность — «принятым в культурном обществе». Но надо твердо помнить, что последняя ценность науки не в научности, а в истинности, и культурность никак не совпадает с праведностью и не заменяет ее. Наукообразная ложь делает бессмысленной и соблазнительной самую научную форму, в которой выражена ложь. И грех в утонченной форме может быть опаснее «грубого» греха.
Однако, гонители всякой науки, хулят Бога, давшего людям разум, и отвергаются Св. Писания и Предания, которые единогласно учат нас: «все испытывайте, держитесь доброго» (I Фес., V, 21). И в культурном творчестве веет Дух Божий, и в светской науке есть мудрость. Тем более церковная культура, особенно богословие полезны Церкви. Осуждать богословие только за то, что оно научно или литературно по форме, за то, что оно мыслит, объясняет, систематизирует и доказывает, а не просто списывает со старых книг, восхваляет или порицает — несправедливое и невежественное злохуление. Такие хулители должны осудить и отцов Церкви, потому что большинство из них были учеными людьми. Только демагоги и клеветники осуждают что–либо бездоказательно. Прежде чем осуждать, надо понять и показать, в чем заблуждение. «Не судите по наружности, но судите судом праведным» (Но., VII, 24). «Если Я сказал худо, покажи, что худо, а если хорошо, что бьешь Меня?» (Ио., XVIII, 23). Оказывая справедливость друг другу, мы оказываем ее Христу. Иначе, как бы не оказаться нам среди нечестивых служителей лже–вождей церковного общества, уподобляясь служителю первосвященника Анны.
Христианин есть человек, который призван судить обо всем по существу, не взирая не только на лица, но и на какие бы то ни было формы и внешние обстоятельства. В этом высшее благородство христианства, его подлинная Божественная вселенскость и справедливость. Если христианство есть обряд, внешняя праведность и «буква» (т. е. власть текста, а не смысла), то все, что не подходит под них, есть суета и тьма. Но если христианство есть дух и истина, как бы ни были священны и прекрасны его исторические внешние формы, его оценки и суждения не могут зависеть оттого, как выражен дух и смысл чего–либо: все истинное и благое будет принадлежать ему во всей вселенной, по слову св. Иустина Мученика…
Опытное познание всегда достоверно в своей непосредственности. Но непосредственное общение доступно нам только с тем, что нам соразмерно и со–естественно. Сущность вещей не дана нам в опыте: мы познаем сущее в его проявлениях — самооткровении и действии. Этот закон относится даже к познанию тварного, тем более — к богопознанию. «Мы познаем Бога из Его действий (энергий), но не притязаем приблизиться к самой сущности. Действия Его нисходят к нам, но сущность остается неприступной…» Мы познаем свойства Божии. Если бы мы отождествляли их с Божественной сущностью, то в Боге было бы столько же сущностей, сколько свойств и проявлений. Мы постигаем только образы бытия Божия. «Сущность Божия выше всякого ума и человеческого ведения… и всякой разумной природы… Она никому неудобозрима кроме Единородного (Сына Божия) и Духа Св., а мы возводимые делами Божиими, из творений уразумевая Творца, приобретаем познание о Его благости и премудрости…» Сущность Божия действительно открывается в ее свойствах и проявлениях, поэтому мы можем судить о ней по последним, но она никогда не исчерпывается ими, поэтому наше знание о ней остается приблизительным. Однако, справедливо, например, из единства или подобия действий разных личностей заключать о единстве или подобии их сущности: связь между сущностью и ее энергиями и свойствами не может быть случайна.
Сущность Божия запредельна в отношении нас, но Его величие, сила, мудрость, благость, промысл, правосудие достигают нас… Носитель всех свойств и качеств — Один; множественность Его определений зависит от множества Его отношений ко всему сущему. Но свойства Божии не сливаются оттого, что они принадлежат Одному. Наши понятия и наименования Бога равночестны, посколько они относятся к тому же Богу.
«Благочестиво непрестанно думать о Боге и верующая душа никогда не насытится богомыслием; но объяснить Божественные тайны, — дерзостное начинание, потому что дух наш далек от того, чтобы достигнуть достоинства Познаваемого (т. е. Бога), а наши слова несовершенно выражают наши понятия. Если, таким образом, наш разум как бы раздавлен величием Божественной реальности и если наше слово остается ниже нашего ума, как нам не оказаться осужденными на молчание, чтобы не покорить нашего богословия бедности наших выражений? Желание прославить Бога врожденно всякой разумной душе, но никто не способен достойно осуществить это желание. Мы, конечно, отличаемся друг от друга силой нашего благочестия, но никто так не слеп и обманут, чтобы поверить, что он до глубины охватил Божественную сущность. Напротив, чем более мы возрастаем в знании, тем более мы осознаем нашу собственную слабость».
Наши понятия вырабатываются, когда мы осмысливаем воспринятое нами. Они суть как бы умственные образы бытия. Они не тождественны познаваемому. Одному предмету может соответствовать множество наших понятий и одно понятие может выразить много предметов. Но понятия должны соответствовать действительности. И наши понятия о Боге могут быть правильными… Так «Бог и именуется благим и действительно благ»; наше понятие благости Божией, следовательно, указывает, на действительное свойство Бога. Если Бог ни с чем не сравним, то мы даже не могли бы сказать, что Он выше всего. Всякое утверждение или отрицание о Боге должно быть основано на положительном знании о Нем; иначе оно бессмысленно.
