Родион отнес Машу прочь со сцены, бегом, будто в театре начался пожар. Оглянувшись, он увидел, что Светка уже сидит на «камне», поправляя свое белое, а занавес ползет в стороны.

Чей-то голос деловито произнес за шторой:

– Скорая? У нас, знаете ли…

Веки Маши были плотно сомкнуты.

– Дарья… – прошептали ее бескровные губы. – Не лезь ко мне, Дарья!

В следующий миг она очнулась, часто заморгав глазами.

– Люди, львы, орлы и куропатки… – донеслось со сцены бодрым голосом Светки, сдобренное хлопками и смехом в зрительном зале.

Скорая приехала, врач вколола Маше успокоительное и развела руками: ничего страшного, вообще – ничего.

Тем же вечером они сидели в открытом кафе под гостиницей «Россия», за парапетом бились крупные волны Волги, низкое солнце припекало, но крепкий речной ветер обволакивал лица уверенной прохладой. Маша задумчиво рассматривала ледяное крошево в своем бокале, где белый свет разбивался на полноцветную радугу.

– Кто такая Дарья? – спросил Родион.

Маша вздрогнула. Вопрос явно привел ее в замешательство.

– Откуда ты знаешь о Дарье? – прошептала она.

Родион пояснил.

– Ну, хорошо, – успокоившись, сказала Маша. – Я никому не рассказывала о своей сестре. Мы давно не общались. Она осталась в Оренбурге. У нее был свой бизнес. Индивидуальный… Ты понимаешь?

– Проститутка?

– Противное слово… Индивидуалка. Она и меня хотела вовлечь, причем, так пристала, что… Оказывается, на этом рынке большим спросом пользуются двойняшки. Которые работают в паре. Тьфу! Не хочу больше об этом.

Родион посмотрел на Машу, и вдруг ее лицо поплыло перед его глазами.

– Так вы – двойняшки?! – то ли спросил, то ли воскликнул он.

– А что в этом такого? Ты аж побледнел весь!

Родион молчал. Невозможная мысль стукнулась в его голову, как лодка о сваю, и уплыла прочь, по мутной воде непонимания. Он ведь сам думал о том, что у Маши может быть сестра-близнец, которая зачем-то заняла ее место, он муссировал эту абсурдную мысль, и вот правда: сестра существует.

– Вы с ней сильно похожи?

– Как две капли. В детдоме первое, что я слышала, когда ко мне подходили, было: ты Маша или Даша? А уж потом обращались… Хочешь, покажу?

Ее глаза хитро блеснули. Она порылась в сумочке и достала маленький бумажник. Развернула.

– Я всегда ношу ее с собой. Отец снимал…

При слове «отец» ее губы скривились – еще одна тайна…

– Эта фотка мне особенно дорога. Именно потому, что я не могу с уверенностью сказать, где она, а где я.

– Разве так бывает? – Родион рассматривал снимок, где стояли, обнявшись, две маленьких Маши в одинаковых сиреневых платьицах.

– Бывает. Мне кажется, что фотографию обернули зеркально при печати. Помню, я тогда стояла слева. А теперь я справа. Но иногда меня почему-то берет сомнение, что левая – это я… – Маша вдруг запнулась, ее взгляд потух, лицо застыло, будто невидимый режиссер бытия запланировал в этом месте остановленный кадр.

– Впрочем, однажды между мной и сестрой появилось различие… – Маша замолчала, сощурившись, словно увидела что-то в далеком мареве правого берега.

– Если не хочешь, не вспоминай, – мягко сказал Родион, хотя больше всего на свете ему хотелось, чтобы она вспомнила.

– Нет, почему же? Дарья сделала татуировки. Вот тут, – изогнувшись, Маша провела ребром ладони поперек своей поясницы, как бы показывая длину воображаемой косы.

Краем глаза Родион заметил, как двое мужчин за соседним столиком плотоядно уставились на девушку. Он и сам ощутил внезапный прилив желания от вида ее изогнутой спины.

– Два дракона, как синие стрелы, – закончила она. – С тех пор мы и отличаемся на этот недвусмысленный штрих.

Родион молчал, стараясь не спугнуть внезапную откровенность. Маша погремела льдом в бокале, отхлебнула и спокойным голосом продолжила свой рассказ:

– Она связалась с одним парнем, который и сделал ее, в конечном счете, такой. Помнишь, меня вызывали в милицию?

– Это из-за нее?

– Да. Все мои беды из-за нее. Дело в том, что Дарья находится в розыске.

– Она что-нибудь натворила?

– Нет. Просто пропала. Этого бы никто не заметил: мы жили на той квартире тихо и почти ни с кем в доме не общались… Квартиру нам дали на двоих после детдома, потому что у Дарьи был уважаемый… Это называется «спонсор». Я оттуда сбежала, снимала комнату за городом, работала в театре. Где меня и нашел Раковский. Я не слишком путано рассказываю?

Родион толкнул воздух рукой, дескать: продолжай. Он уже не мог понять, всегда ли у Маши была такая манера: говорить, перескакивая с одного на другое, или это тоже появилось недавно, после поездки в Москву.

– Так вот, однажды в той квартире, где осталась Дарья, прорвало трубу. Соседям пришлось ломать дверь. Выяснилось, что дома никого нет, и давно: цветы в горшках умерли. Соседи вызвали милицию, объявили розыск, и меня вызывали для беседы, уже здесь, в Самаре… Я рассказала в милиции все, что знала о сестре. В-общем, доигралась она со своей жизнью. Наверное, напоролась на маньяка.

– Она могла уехать куда-нибудь, – предположил Родион.

– Могла. Но не уехала, – тихо сказала Маша. – Моя сестра мертва.

Родион с удивлением посмотрел на нее.

– Я это знаю, чувствую. Это трудно объяснить. Между близнецами всегда существует связь. Еще в детдоме, когда мы играли все вместе в саду, я точно знала, в какой стороне играет сестра. Стоило мне оглянуться и я тут же видела ее. И потом, когда мы выросли – тоже. Всегда стоял шум в голове, ровный такой, монотонный, как дождь за окном. И вот недавно он оборвался. Я проснулась в полной тишине. И сразу поняла. Я стала звонить ей, несмотря на то, что мы были в ссоре уже давно. Ни домашний, ни мобильный не отвечали. Это было четырнадцатого февраля. Запомни эту дату. Когда-нибудь выяснится, что Дарья погибла именно в этот день.

– Валентинов день, – проговорил Родион. – Это нетрудно запомнить.

– Несколько недель никто не берет трубку дома, мобильник заблокирован – это же странно, да? А потом приходит повестка из милиции, и все объясняется. Я узнала, что прорвало трубу и прочее… Дарья мертва, уже три месяца, это совершенно точно!

– Ты не любила свою сестру, – сказал Родион.

– Нет, – просто ответила Маша.

– Хочешь ее увидеть? – произнесла она, как бы в продолжение разговора, когда они покинули кафе.

– Кого – Дарью? – не сразу понял Родион.

Маша рассмеялась, взяла его под локоть:

– Пойдем, тут недалеко.

Они прошли мимо здания гостиницы, обогнули длинную пристройку. Уже стемнело, ярко горели буквы и панели реклам.

– Куда ты меня ведешь? Где здесь может быть Дарья? – глупо спрашивал заинтригованный Родион, пока, наконец, не понял, что хочет сделать его невеста.

С торца пристройки, между парикмахерской и магазинчиком сувениров был вход в компьютерный центр, откуда доносились звуки виртуальных сражений. Маша расплатилась со служащим, и они заняли свободное место у монитора. Она уверенно развернула окно интернета и набрала адрес.

Это был сайт объявлений о знакомствах. Страничка открывается медленно, изображение накатывается, словно печатным валиком… Когда появилось лицо молодой женщины, Родион вздрогнул от неожиданности.

Это была Маша, вернее, он сказал бы, что это Маша, если бы теперь не знал том, что у нее есть сестра. Двадцать пять лет жизни ничуть не развели их образы. Впрочем, понятно: они долго жили в одинаковых условиях детского дома, питались одинаково. Больше всего Родиона поразило, что у Дарьи была точно такая же прическа, вернее – ее отсутствие, просто распущенные, светлые, чуть вьющиеся волосы.

Женщина на всех трех фотографиях полуобнажена, чуть прикрыта полосками кружевного эротического белья с тонкими резинками. На третьей фотографии она сидит спиной, полуобернувшись, и ясно видны ее татуировки: два синих извивающихся дракона, как бы указующие стрелочки…