Ловушка сработала, и афинская армия выступила к Марафону против основной части вражеского войска, в точности выполняя требования тогдашней военной доктрины. К несчастью для персов, у их союзников в Афинах изменились настроения, но даже и при таких обстоятельствах персы приступили к выполнению следующего этапа своего стратегического плана. Под защитой подразделений прикрытия они вновь погрузили остальную часть армии на корабли, чтобы перевезти их к Фалерону (естественная гавань, которая до постройки военной гавани и торгового порта Пирея была единственной якорной стоянкой у Афин. – Пер.), высадить там и совершить бросок к незащищенным Афинам.
Благодаря энергии Мильтиада афиняне использовали свой единственный шанс, нанеся без промедления удар по частям прикрытия. И в сражении лучшее по сравнению с персами вооружение и доспехи греков (всегда их основной актив) в сочетании с новой тактикой принесли им победу – хотя битва была более напряженной, чем описывает патриотическая легенда, и большинство частей прикрытия персов в целости погрузились на корабли и ушли. С еще большей (и похвальной) энергией афиняне совершили бросок обратно в город, и эта быстрота в сочетании с медлительностью разочарованной оппозиции спасла их. Поскольку персы слишком долго не предпринимали никаких действий в ожидании сигнала поднятым щитом (сигнал поднятым щитом, который указывал бы на удобный момент для нападения на Афины. Такое намерение легенда приписывала Алкменоидам. – Пер.), и, когда афинская армия уже вернулась в Афины и персы убедились в неизбежности осады, они отплыли назад в Азию, поскольку их чисто карательная цель не стоила достижения ценой столь больших затрат и потерь. (Кроме того, на подходе были спартанцы, спешившие на помощь. За три дня они прошли 200 км. – Ред.)
Десять лет прошло, пока персы не предприняли реальную попытку повторить намеченную акцию (и даже в больших масштабах). Но греки учились медленно, и только в 487 году до н. э. Афины начали усиливать свой флот, который должен был стать решающим фактором в следующей войне. Таким образом, не погрешив против истины, можно сказать, что Грецию и Европу спасло тогда восстание в Египте, приковавшее к себе внимание Персии в период с 486 до 484 года до н. э., так же как и смерть Дария I (486 г. до н. э.), способнейшего среди персидских царей.
Когда в 481 году до н. э. угроза нашествия возникла вновь, на этот раз в больших масштабах, сам размах нашествия не только сплотил греческие общины и государства, но и заставил Ксеркса двинуться прямо к своей цели. Поскольку армия была слишком велика для транспортировки ее по морю, он был вынужден отправить ее сухопутным маршрутом (как и в 492 г. до н. э.). Армия была также слишком велика для того, чтобы обеспечивать свое снабжение, и эту задачу пришлось поручить флоту. Армия была привя зана к побережью, а флот был привязан к армии – поэтому и флот, и армия оказались скованными в выборе маршрута, а значит, греки могли быть уверены в направлении, по которому будет развиваться вторжение, поскольку персы не могли отклониться от него. Сама природа страны предоставила грекам последовательность мест, в которых они могли надежно заблокировать направление ожидаемого наступления, и, как сказал Гранди (G. Grundy – автор книги The great Persian war and its preliminaries), что, если бы не было разногласий между самими греками, «захватчики никогда бы не продвинулись южнее Фермопил». В реальности же история получила рассказ о бессмертном подвиге 300 спартанцев, а греческому флоту удалось полностью разрушить план вторжения, нанеся поражение персидскому флоту у Саламина – пока Ксеркс и персидская армия беспомощно наблюдали за уничтожением того, что было не просто их флотом, но (и это гораздо важнее) их каналом снабжения. Стоит заметить, что возможность этого решающего морского сражения была получена путем применения другого способа непрямых действий – сообщения Фемистокла Ксерксу о том, что греческий флот созрел для предательской капитуляции. Хитрой уловке, которая завлекла персидский флот в узости, где его численное преимущество было сведено на нет, придал достоверности опыт прошлых событий. Более того, в течение семидесяти последующих лет именно сила «непрямых действий», а точнее – возможность нанесения удара по персидским коммуникациям, которой Афины могли обладать и обладали, удерживала персов от дальнейших попыток вторжения в Грецию. Этот вывод хорошо подтверждается незамедлительным возобновлением таких попыток после уничтожения афинского флота при Сиракузах. В историческом контексте стоит отметить, что применение стратегической мобильности для непрямых действий на море было реализовано и использовано гораздо раньше, чем в войнах на суше. Естественная причина состоит в том, что только на поздней стадии развития армии пришли к зависимости от «линий коммуникаций» для их снабжения. Флоты, однако, использовались против морских коммуникаций или средств снабжения враждебной страны, и, когда эта концепция была осознана, естественным было применить ее как средство для военной борьбы на море.
С исчезновением персидской угрозы, последствием битвы при Саламине (после битвы при Саламине (480 г. до н. э.) Ксеркс увел половину персидской армии к Дарданеллам. Оставшаяся армия во главе с Мардонием была с большим трудом разбита афинянами, спартанцами и их союзниками при Платеях в 479 г. до н. э. – Ред.), стало возвышение Афин до господствующего положения в Греции. Этому господству положила конец Пелопоннесская война (431 – 404 гг. до н. э.). Чрезмерная продолжительность боевых действий между Афинами и Спартой (и их союзниками от Черного моря до Сицилии), шедших в течение двадцати семи лет войны, и ужасающее истощение не только основных противников, но и неудачливых формально нейтральных государств могут быть объяснены непоследовательной и часто бесцельной стратегией, которой нередко придерживались обе противоборствующих стороны.
В первой фазе войны Спарта и ее союзники предприняли попытку вторжения непосредственно в Аттику. Их планы были расстроены военной политикой Перикла, которая заключалась в уклонении от боя на суше при одновременном использовании превосходящего афинского флота с целью сломить волю противника опустошительными рейдами. Термин «военная политика» использован намеренно, хотя термин «стратегия Перикла» знаком нам почти так же хорошо, как «стратегия Фабия Кунктатора» – выражение, появившееся позже (в ходе борьбы римлян с Ганнибалом). Четкая терминология важна для четкого выражения мыслей, и термин «стратегия» лучше всего толковать в его буквальном смысле, как «полководческое искусство» – фактическое руководство вооруженными силами, в отличие от политики, управляющей не только их использованием, но и сочетанием с другими средствами воздействия: экономическими, политическими, психологическими. Для такой политики был создан термин «большая стратегия», но смысл его уловить не так легко. Следовательно, хотя я и предпочитаю термин «большая стратегия» и постоянно его использую, здесь я буду обычно применять термин «военная политика», потому что главными целями этого исторического исследования являются анализ и классификация. Вместо стратегии непрямых действий, имеющей целью нарушить равновесие противника для того, чтобы добиться победы, план Перикла представлял собой просто военную политику, нацеленную на медленный подрыв наступательной мощи противника и его истощение, чтобы убедить Спарту, что она не сможет добиться победы. Но, к несчастью, ущерб, нанесенный чумой, завезенной в Афины, склонил чашу весов в этом соревновании на моральное и экономическое истощение не в пользу Афин. Вследствие этого в 426 году до н. э. стратегия Перикла была вынуждена уступить место стратегии прямых наступательных действий Клеона и Демосфена. Эта стратегия обошлась дороже и не добилась большего успеха, несмотря на отдельные блестящие победы на тактическом уровне. И ранней зимой 424 года до н. э. Брасид, наиболее способный воитель Спарты, уничтожил все преимущества, с таким трудом завоеванные Афинами, стратегическим маневром, направленным на подрыв корней, а не на сокрушение ствола мощи противника. Пройдя мимо Афин и оставив их без внимания, он совершил форсированный марш-бросок на север через всю Грецию и нанес удар по афинским союзникам в Халкидике, который удачно называли «ахиллесовой пятой Афинской империи». Сочетанием военной силы и обещаний свободы и защиты всем городам, восставшим против Афин, он настолько подорвал господство Афин в Халкидике, что заставил Афины послать туда свои главные силы. В сражении под Амфиполем афинская армия потерпела тяжелое поражение, погиб Клеон, но в момент своей победы погиб и сам Брасид. Теперь Афины были рады заключить невыгодный для себя мир со Спартой (Никиев мир 421 г. до н. э. восстанавливал существовавшее до начала войны положение. Что на практике оказалось неосуществимым. – Ред.).
