Еще со времен Наполеона медики понимали важность внутриутробного питания. В те годы Пьер Боден, основоположник перинаталогии, [34]сказал: «Армия сильна ровно настолько, насколько были здоровы женщины, выносившие ее». Отсутствие патологий у детей «голодной зимы» осторожным наблюдателям представлялось сладкой сказкой. Увы, как выяснится впоследствии, скептики оказались правы. Голод оставит свое наследство.
Последствия «голодной зимы» стали понятны, когда выросло уже целое поколение. В 1970-х гг. Зена Стейн и Мервин Сюссер, супружеская пара из Колумбийского университета, в содружестве с эпидемиологом Джанпаоло Равелли решили по-новому взглянуть на тех, кто появился на свет в Западной Голландии последней военной зимой. Тогдашние новорожденные достигли уже среднего возраста. Исследователи сделали более чем поразительное открытие: среди детей, матери которых подвергались голоданию в первые два триместра беременности, предрасположенность к ожирению на 80 % выше, чем в норме: если же голодание пришлось на последний триместр или первые пять месяцев после родов, показатель падал до неприятных, но все-таки менее убийственных 40 %.
Анализируя эти данные, ученые пришли к такой гипотезе. Лишения первых шести месяцев беременности запрограммировали плод на существование в полуголодном состоянии, научили использовать все возможности для насыщения.
Когда же после окончания войны пища сделалась изобильной, «экономия внутриутробного периода» обернулась ожирением. Несколько позже исследователи обнаружат, что среди отпрысков «голодной зимы» больше страдающих диабетом, сердечно-сосудистыми заболеваниями и другими хроническими болезнями, а также психическими расстройствами. Предположение о том, что эти недуги обусловлены предродовым голоданием, вызовет множество дискуссий. Еще бы: как правильно определить истинную причину болезни, если начало ей могло быть положено десятки лет назад в чреве матери? Академические круги со стойким недоверием отнеслись к теории так называемых внутриутробных эффектов. Но постепенно выяснялись новые факты, почти неоспоримо свидетельствующие о долговременной и глубокой связи здоровья взрослого человека с полноценностью питания его матери в период беременности.
* * *
Дэвид Баркер, возглавляющий отдел экологической эпидемиологии Медицинского исследовательского совета при Саутгемптонском университете, уверен, что внутриутробный период во многом определяет дальнейшую жизнь индивидуума. По внешнему виду и манере держаться Баркер больше всего похож на добродушного сельского врача, дотошного, входящего в детали, помнящего по именам не только своих пациентов, но и их чад и домочадцев. Офис Дэвида находится в двух часах езды от Лондона, в Саутгемптоне — портовом городе, из которого отправился в свое первое и последнее плавание «Титаник», чем его и прославил.
День клонится к концу. Мы садимся в автомобиль Баркера и по слякотной от моросящего дождя дороге отправляемся к нему домой. По пути он развлекает меня ничего не значащими рассуждениями о роли пабов в социальном устройстве Британии, о завоевании Англии норманнами и недавней свадьбе Мадонны с британским кинорежиссером Гаем Ричи. «Говорят, они провели часть медового месяца у одного из моих соседей, — замечает Дэвид. — Его зовут Стинг. Может быть, слышали о нем?»
Если Баркер и имеет что-то общее со своим соседом, то не всемирную популярность. Не знаю, справедливо ли это. Когда исследования «голодной зимы» и рожденные ими теории были практически забыты в волнениях генетической революции, когда причинами ожирения и сопутствующих ему осложнений — сахарного диабета, болезней сердца — считались главным образом особенности строения ДНК и образ жизни, когда ответственность за тучность возлагали на неудачные гены и легкомысленные привычки, Дэвид вновь обратил коллективную память научных кругов к тем холодным и безысходным месяцам. Баркер утверждал, что фундамент здоровья закладывается в тот период, когда зародыш покоится в вязкой амниотической жидкости и в первые недели после рождения. Условия существования в материнской утробе, говорил он, программируют развитие почек, печени, поджелудочной железы, сердца и мозга, определяют их дальнейшее функционирование. Если плод деформируется, или испытывает недостаток питания, или инфицируется сразу после появления на свет, этот дискомфорт отмечается организмом и может отозваться в зрелом возрасте «эхом» различных недугов и патологий, усугубляющихся со временем.
Мы подъезжаем к дому Баркера — просторной сельской усадьбе, выстроенной лет двести назад и окруженной многими гектарами овечьего пастбища. «Взаимосвязь между образом жизни и болезнью эфемерна, — переходит он к делу, откупоривая бутылку белого бургундского. — В Индии, например, коронарная болезнь сердца приняла масштабы эпидемии, люди старше семидесяти умирают чаще всего от нее. Учтем, что там не курят, не употребляют алкоголя и едят вегетарианскую пищу. Тем не менее многие из местных жителей страдают ожирением и сердечными заболеваниями. Как это объяснить? Говоря честно, чисто генетические и исключительно поведенческие подходы оказываются тут несостоятельны. А вот идея эмбрионального программирования может внести хоть какую-то ясность».
Долгое время оно высмеивалось как нечто фантастическое, как описанный в романе Олдоса Хаксли «О дивный новый мир» бульон для выращивания людей, который определяет их дальнейшую судьбу. Оказывается, автор антиутопии был не так уж утопичен. На сегодняшний день внутриутробные эффекты уже почти никем не ставятся под сомнение. Клод Ленфан, директор Национального института сердца, легких и крови, входящего в Ассоциацию национальных институтов здоровья США, полагает, что теория эмбрионального программирования достаточно полно истолковывает бурный рост числа хронических заболеваний, в особенности коронарной болезни и сахарного диабета. «Большинство патологий развивается в результате неудачного сочетания генов и неблагоприятных условий окружающей среды, — считает он. — Весь вопрос в том, когда именно начинает сказываться внешнее влияние — при первом нашем вдохе или раньше? Я думаю: раньше. В материнской утробе».
Теория эмбрионального программирования оспаривает глубоко укоренившийся взгляд на вещи, согласно которому хорошее состояние здоровья определяется правильным образом жизни (что обычно подразумевает рациональное питание). В конце XX столетия эта аксиома не требовала доказательств и составляла основу здравоохранительной стратегии. Нам советовали отказаться от одного продукта за другим — от сахара, от насыщенных жиров, от гидрогенизированных масел, от красного мяса, от молочных продуктов, от яиц. Умерьте свои аппетиты — и станете крепки как никогда. Баркер вступил в спор с общепринятым мнением.
«Теория эмбрионального программирования не нравится тем, кто намеревался получить Божье вознаграждение за правильный образ жизни», — смеется Дэвид. Суть же состоит в том, что, как ни кощунственно это звучит, в условиях дефицита организм беременной матери борется с зародышем за пишу. Иногда, если ее слишком мало на двоих, плод проигрывает битву. В менее катастрофических случаях при недостатке питательных веществ богатая ими кровь в обход других жизненно необходимых органов эмбриона направляется прямиком к наиболее важному — головному мозгу В результате происходит внутриутробная адаптация: ребенок рождается внешне здоровым, но его печень, почки, поджелудочная железа и прочие составляющие ослаблены и дезориентированы, пагубность чего всплывет на поверхность позже.
Животноводы давным-давно знают, как рискованно недокармливать самку в период беременности. Голодная овца принесет ягненка с дефектной печенью, плохо удаляющей из организма холестерин. У людей аналогичная ситуация перерастает в коронарную болезнь сердца. У женщины, питающейся недостаточно, на свет появится младенец с крайне низким весом, предопределяющим склонность к диабету. С другой стороны, ребенок тучной матери, внутриутробно плававший в окружении глюкозы, тоже обречен со временем стать диабетиком. Рассмотрев две эти стороны медали, мы поймем, почему в последние десятилетия инсулинонезависимый сахарный диабет стал истинным бедствием во всем мире — как в развивающихся странах, где беременные часто недоедают, так и в индустриальных, где все большее количество будущих матерей страдает ожирением. В 1998 г. центры контроля и профилактики заболеваний США сообщили о том, что всего за восемь лет уровень заболеваемости диабетом вырос на 33 %. Особенно пугает чудовищный 76 %-ный скачок среди лиц старше 30 лет. Есть сведения, что свежие данные рисуют картину «еще более ошеломляющую».
