София безмятежно улыбнулась, но тон ее голоса безошибочно дал ему понять, что он совершил неуклюжее посягательство на статус Энн Уоррен.

— Нет, не была, — сказала София, глядя мимо и приветствуя кого-то легким кивком.

Даттон не собирался смотреть, кто был позади него, но оказался вынужден это сделать. Что-то в глазах Софии изменилось с этим кивком, и ему стало весьма любопытно, кто мог быть причиной таких изменений. София, даже можно сказать, вдруг приняла хищный облик.

— Понимаю, — с готовностью согласился Даттон.

София вновь посмотрела на него и одарила восхитительной улыбкой.

— Миссис Уоррен — очаровательный и дорогой друг, но я, по-видимому, оказываю ей плохую услугу, относя Энн к членам нашей семьи. И конечно, отношусь к ней соответственно.

— Вы в ней полностью уверены, — сказал Даттон улыбаясь.

София деликатно засмеялась и коснулась его плеча сложенным веером.

— Дорогой, я ни в ком не уверена полностью. У меня слишком много секретов, которые должны остаться... конфиденциальными. Не сомневаюсь, что вы понимаете меня.

— Полностью.

И это было действительно так.

Энн Уоррен находилась под надежной защитой Софии, но они вовсе не были наперсницами. Даттону это было на руку. Ему абсолютно не хотелось враждовать с Софией Далби, поскольку злые языки утверждали, что она была безжалостным врагом, и все же хотелось бы соблазнить Энн Уоррен, не посвящая в это Софию.

Это было совершенно разумное развитие событий, и Даттон не видел никаких препятствий для осуществления своих замыслов. Усмиряя непокорную Луизу Керкленд, он затащил бы в постель Энн Уоррен.

Проще не бывает.

Конечно, все проще простого, но дело не шло. Амелия Кавершем уже устала прилагать старания. Вот она, во всем блеске своей красоты, лицом к лицу с двумя герцогами, и едва ли может заставить их смотреть в свою сторону.

Один из них, герцог Кэлборн, достойного положения и замечательной внешности, хотя, возможно, немного более высокий, чем нужно. Но у него есть сын, что подтверждало, что он способен на такие дела. Она слышала достаточно интересные сплетни о том, что граф Саммерленд оказался не способен на такого рода поступок, и в результате его жена, которая была на год младше Амелии, была вынуждена, да, именно вынуждена, не по назначению использовать главного конюха.

После чего прошлым летом родился наследник Саммерленда.

А вторым был этот потрясающий лорд Айвстон, наследник герцога Хайда. Сам герцог был уже достаточно стар и не мог жить вечно, не правда ли? Айвстон, пока неженатый и, по правде говоря, вовсе не казавшийся заинтересованным в женитьбе, был очень привлекательным вариантом. Если бы он проявил хоть малейший интерес к ней. Немедленно.

Или герцог Кэлборн. Любой подошел бы.

Вся проблема, насколько она могла понять, заключалась в том, что все герцоги, и молодые, и не очень, знали, что у них в любом случае все будет прекрасно, и, следовательно, они были совершенно не отзывчивы.

Это приводило Амелию в уныние.

Все чрезвычайно разочаровывало, обескураживало и даже вызывало отвращение, ведь она планировала, что в этот вечер получит герцога или почти герцога. И тут Амелия заметила еще одного лорда, входящего в гостиную.

Но поскольку Эденхем являлся герцогом и вел себя безукоризненно по-герцогски, когда она подошла поздороваться, он не уделил ей ни капли внимания.

В довершение ко всему Луиза великолепно проводила время, увлеченная страстной беседой не только с лордом Генри Блейксли; братом лорда Айвстона, почти герцога, но и с лордом Пенритом, маркизом, который был известен как самый изысканный мужчина сезона, несмотря на то что ему никогда не стать герцогом. Вон как он раскланивается с Луизой.

Еще хуже, что мистер Грей, импозантный племянник Софии Далби, просто парил над Луизой, упрямо и опасно гипнотизируя ее своим взглядом.

А не встречалась ли Луиза сегодня в гостиной у леди Далби с Джорджем Греем и Пенритом?

Амелия любила Луизу, как только могла любить девушка свою кузину. Конечно. Без сомнения.

Но, согласитесь, не очень-то приятно наблюдать за тем, как все внимание дарят Луизе, независимо от ее желания. Амелия была полностью уверена, что Луиза, собственно, не осознает своего счастья, так как вовсе не лорд Даттон расточал любезности перед ней. К несчастью, Амелия понимала, что никто не заметит, если она сейчас покинет эту гостиную, этот дом и даже город.

Ну, может быть, за исключением брата, потому что братья ничего не значат в таких расчетах.

Вечер, только недавно начавшийся, превращался в один из самых худших вечеров в ее жизни, хотя их вообще-то было не так уж много. Худший из всех — вот это точно.

Она вопреки своим ожиданиям не покорила Лондон, ворвавшись, как вихрь. Нет, скорее это была легкая морось, не предвещающая грозы.

Когда гувернантка восхищалась блестящими белокурыми прядями и ясными голубыми глазами Амелии, ей рисовалось иное, совсем иное будущее. Ей еще не было и двадцати одного, но она имела абсолютно точно обозначившиеся планы. Вот только как их осуществить? Похоже, сегодняшний вечер можно считать провалом, и не иначе.

Взгляд Амелии, кристально-голубой (как любила говаривать мисс Уивер, ее бывшая гувернантка), снова обратился к ссорящимся Блейксли и Луизе, а потом и к пытающемуся флиртовать Пенриту. Ссора с Блейксли становилась понятнее, а демонстративно игнорируемый мистер Грей, который с неподражаемым спокойствием ни в чем не участвовал, все симпатичнее. Амелия решилась покинуть занятых беседой герцога Кэлборна и Айвстона, так как не очень понимала в статях жеребцов. Они не стали ей мешать, невежды, потому как даже не заметили, что она их слушала, задавала вопросы, выпячивала грудь до боли в спине и полным милого изящества жестом поправляла шпильки в прелестной прическе. Им было все равно. Они и не заметили.

Они не были заинтересованы. В ней.

Чудовищный вечер, скорее бы все сели ужинать.

Но хуже всего, несравненно хуже, была Энн Уоррен. Тем, кто прислушивался к болтовне, что Амелия, конечно, тоже делала (иначе как бы ей удавалось знать все обо всех?), было известно, что мать Энн Уоррен была немногим лучше общей подстилки. Из этого должно следовать, что и сама Энн Уоррен немногим лучше, если такое возможно. И эта женщина, вдова военно-морского героя самого второстепенного ранга, безраздельно захватила Кэлборна и Айвстона.

Просто невыносимо.

Амелия ясно почувствовала предательское желание заплакать.

Чего она, конечно, не стала делать, потому что была хорошо воспитана. И потому что все равно никто бы этого не заметил.

Хорошенькие глазки Энн Уоррен сочувственно взглянули на нее. Глаза Энн Уоррен были замечательного серо-зеленого оттенка и безукоризненно подходили к мягкой свинцового цвета отделке ее стильного платья. Это, безусловно, доказывало, что дружба с Софией Далби принесла свои плоды. Женщина с таким прошлым и положением, как у Энн Уоррен, просто не могла позволить себе подобное платье. Что, естественно, снова заставило Амелию оценить мудрость Луизы, которая обратилась за советом к Софии в деле с жемчугом.

С одной стороны, это было довольно мудро.

Но с точки зрения любой хорошо воспитанной леди, обращение за советом к бывшей куртизанке могло расцениваться как опрометчивый поступок.

Амелия оторвала взгляд от ухоженной миссис Уоррен и перевела его на Луизу, увлеченную беседой с мистером Греем, лордом Генри. Блейксли и лордом Пенритом. Лорд Пенрит. Что ж, один его голос мог заставить любую благородно воспитанную девушку броситься в ближайшие кусты. Точнее сказать, затащить его в ближайшие кусты. Но благородно воспитанные девушки не должны произносить вслух таких вещей и даже признаваться в этом себе. А Амелия твердо решила стать герцогиней и поклялась делать все, абсолютно все, в пределах морали.

Ни черта ей это не помогло.

— Леди Амелия? — сказала Энн Уоррен.

— О, — произнесла Амелия, отрывая взгляд от Луизы и ее беседы с двумя явно внимательными мужчинами, — мне думается, тема лошадей и их родословных весьма занимательна.