Блейксли не составило труда извлечь старшего брата из кресла и скрутить, повалив плашмя. Но увы, он не смог удержать Айвса. После чего, в абсолютно дружеской потасовке, нанеся по меньшей мере по три удара, мужчины доказали, что ни один из них не потерпел бы, чтоб его считали нелепым или забавным. По крайней мере, больше не потерпел бы.

Затем, поправив манжеты и приведя в порядок галстуки, они с непринужденностью заняли расслабленное положение у камина, сердито пофыркивая и скрипя креслами.

Уильям Блейксли, больше известный как Айвстон, и Генри Блейксли, нежно прозванный своими близкими Блейкс, были по-братски схожи во всем. Оба блондины, оба пресыщены достойным и ценным образованием, и оба они обладали весьма саркастическим складом ума. Того, что Айвстон был наследником солидного герцогства, было более чем достаточно, чтобы убедить даже самого придирчивого наблюдателя в том, что его остроты были блестящим примером выдающегося ума. В случае с Блейксли остроумие воспринималось как повод для осуждения и разговоров о нем, как о мерзавце чистой воды.

Так он расплачивался перед обществом за то, что был четвертым сыном герцога.

— Я поддерживаю Луизу, — пробормотал Айвстон, теребя ухо. — Она не гоняется за тобой и никогда не гонялась за мной. Она слушает свое сердце, а не кошелек.

Блейксли фыркнул и съехал вниз.

— Что делает ситуацию с жемчугом еще более сомнительной.

Айвстон обернулся к Блейксли и мягко сказал:

— Ты решил забросить свои сети в другой пруд?

— А ты подумал о том, чтобы покончить со всей этой погоней и жениться на огромном приданом в привлекательном обличье?

— Вообще-то да, — вздохнул Айвстон. — А что же поделать? Приданое, наследство, семейный долг, выраженный абсурдно простым способом. Разве это может сильно обременить?

Блейксли весело запыхтел. В ответ Айвстон шутливо пнул его по ноге.

— Но тебе же нужна любовь, — сказал Блейксли, все еще посмеиваясь. — Да, ты хочешь страдать, как страдаю я.

— Не говори ерунды, — обиженно ответил Айвстон. — Я устрою все более обдуманно, чем ты. Любовь вовсе не предполагает страданий. Это благородное чувство, с которым нужно только уметь правильно обращаться.

— Да, — сухо сказал Блейксли, — ты доказал это. Я бы хотел увидеть, как тебе удастся завоевать женщину с той же легкостью, с какой ты говоришь о завоевании любви. Двое, к сожалению, должны быть в одной упряжке, а с женщинами это не так уж просто.

— Я бы сказал, это зависит от мужчины, — заносчиво отозвался Айвстон.

Вследствие чего Блейксли, естественно, решил привести старшему брату физические аргументы.

Леди Далби выглядела как женщина, готовая в любой момент к тому, чтобы ее физически атаковали и ей бы это понравилось. Это был вид, присущий именно Софии. В этом, по мнению мужчин, крылась причина ее впечатляющего успеха в обществе и вне его. Она была похожа на женщину, умоляющую соблазнить ее, хотя было хорошо известно, что леди Далби никогда никого ни о чем не просила.

Герцог Кэлборн попал под ее очарование, как любой мужчина. Казалось, он готов был совратить ее, дай она только знак, что заинтересована именно в его услугах. К несчастью, она не подавала этого знака.

Пока что.

Кэлборн совместно с Софией задумал на этой неделе женить своего близкого друга на ее дочери. Одновременно его посетила светлая мысль, что они с Софией могли бы стать особенными друзьями. А именно друзьями, которые в один прекрасный день станут любовниками.

Посему Кэлборн, не теряя ни минуты, рассказал Софии о пари, касавшемся жемчуга Мелверли, Луизы Керкленд, Даттона и Блейксли.

Он предполагал, что кто-то собирается очень скоро жениться, и, не будучи очень, удачливым человеком, жаждал наблюдать за тем, как София все устроит, с безопасной позиции. Он всегда старался занять самую безопасную позицию в отношении всех дел, касающихся брака. Кэлборн не нуждался в жене, поскольку он уже обзавелся весьма удовлетворительным наследником в лице семилетнего сына Олстона.

София была неподражаема в искусстве подыскивать жен мужчинам, не помышлявшим жениться. Пример тому — лорд Эшдон, который еще в понедельник располагал собой, а в четверг уже оказался женат.

Таково положение вещей.

— Вы заинтригованы этой новостью, не так ли? — спросил Кэлборн, закидывая ногу на ногу, устроившись в одном из самых прочных кресел Желтой гостиной.

— О да, — мягко сказала София. — Бесконечно занимательно наблюдать, на что способны мужчины ради расположения своей избранницы. Вы не находите?

Надеясь, что рассказ о пари поможет проложить путь к ее постели, Кэлборн получил жалящий намек. Пожалуй, он почувствовал это сильнее, чем хотелось бы.

Знатность прикрывала его от подобных уколов, к которым Кэлборн не собирался привыкать. Даже если бы они с Софией и оказались под одним одеялом, он бы не позволил, чтобы его использовали, оскорбляли или унижали, как она имела обыкновение проделывать это с мужчинами. И сейчас был самый подходящий момент, чтобы донести до нее эту мысль.

Он не сталкивался ни с чем подобным, лишь смутно осознавая, что София изменила очертания их отношений, одновременно и уязвив, и польстив ему. Неожиданно ему захотелось согласиться. Именно это Кэлборн и сделал.

Софии легко удавалось поставить его в тупик. Так ли неоспоримо ее желание оказаться с ним под одеялом?

— Думаю, мне понятно, чего добивается лорд Даттон этим вульгарным спором, — в раздумье продолжала София. — Он очень дальновидный человек, не так ли? А вот о чем думает лорд Генри Блейксли? Что ж, его действия говорят сами за себя, — улыбнулась она. — Не знаю, что сделает его мать, когда узнает об этом. Конечно, Даттон несет всю тяжесть ответственности за это постыдное пари, подвергающее опасности хрупкую репутацию девушки. Разумеется, можно оспорить, что Блейксли в это верит, — лепетала она, — но, судя по вашим словам, он идет на это, чтобы защитить ее от ущерба, насколько из ваших слов я поняла гнусные подробности этого неблагоразумного спора. Леди Луизу нужно защитить от грубых и меркантильных мужчин, не так ли? А кто же лучше защитит ее, чем один из виднейших герцогов королевства? И, само собой, женщина, хорошо разбирающаяся в самозащите от меркантильных мужчин.

София положила белую руку на свою белоснежно грудь. Кэлборн взглядом проследил за движением руки и не смог его оторвать. София, вздохнув, улыбалась:

— Я все правильно изложила, ваша светлость?

Им управляли. Он чувствовал это.

В этом таилась опасность.

— Абсолютно верно, леди Далби, — нежно ответил Кэлборн.

Не будь он герцогом, если позволит манипулировать собой даже такой соблазнительной и слишком проницательной женщине с крайне неопределенной, но весьма интригующей репутацией.

— Я думал, вы могли бы...

Он замолчал.

По сути, он сам точно не знал, о чем он подумал. Не подразумевалось ничего, кроме желания рассказать Софии о текущем положении дел касательно жемчуга Мелверли. Она была косвенно заинтересована в этом, поскольку жемчуг имел непосредственное отношение к поспешной свадьбе Кэролайн. Да, жемчуг был оружием в этом ухаживании. Можно было с уверенностью предположить, что он снова сыграет свою роль в лондонском сезоне 1802 года.

— Вы мне льстите, — сказала София, избавляя его от попыток закончить невысказанное.

Он это оценил. Герцоги и впрямь не должны распространяться по поводу неправильного обращения с жемчугом и частных пари.

— Что я нахожу очень трогательным.

София медленно улыбнулась и кончиками пальцев прикоснулась к жемчужной сережке в левом ухе. Это был дьявольски эротичный жест, самый значимый за всю историю его недельных наблюдений. Но он не смог бы объяснить почему.

Кэлборн снова скрестил ноги. Крепко.

София улыбнулась шире, опустила глаза и отпустила жемчужину.

— Конечно, я восхищаюсь вашим благородством, — сказала она. — Едва ли можно было ожидать меньшего от герцога, хотя ожидания так редко оправдываются. Как же волнующе обнаружить, что четвертый герцог Кэлборн превосходит любые желания и ожидания.