— Разных, Эдди…

Тот хмыкнул и снова погрузился в чтение. На сей раз Дороти рассердилась по-настоящему, даже за рукав пиджака его дернула, словно хотела задать ему трепку.

— Что с тобой случилось, Эдди? Я же вижу — ты решил объявить мне войну.

Он несколько минут молча в упор глядел ей в лицо, потом, глубоко вздохнув, сказал:

— Потому что проще быть твоим врагом, чем другом. Ты бросаешься из одной крайности в другую, Дороти, и постоянно держишь меня в напряжении, я устал от этого…

— Ты не похож на человека, которого хоть что-то может вывести из равновесия.

— Как видишь… — пожал плечами Брасс, возвращаясь к журналу.

Самое правильное сейчас было бы сделать то же самое: взять со столика газету и отгородиться ею, как щитом, но Дороти словно потеряла способность мыслить здраво. Она выхватила из рук Эдди журнал, швырнула его в сторону.

— Нет, мистер Брасс! — яростно воскликнула Дороти.

Он иронически хмыкнул:

— Опять переходишь на официальные рельсы?

— Да, на официальные! Вас раздражает… уважаемый… что я по другую сторону баррикад в интересующем вас деле и не сдаю своих позиций, на что вы не рассчитывали, пуская в ход все свое обаяние.

— Я думал, ты умнее, Дора, а оказывается… ты совсем не разбираешься в людях… Во всяком случае, в мужской психологии.

— Психология здесь ни при чем, тем более мужская.

— Ошибаешься, — устало произнес Эдди. — Оставь свои подозрения насчет моего племянника и Сьюзи. Дело сейчас не в них, а в нас с тобой… Да, я не отрицаю того факта, что меня возмущают твои симпатии к злосчастной Хедлоу. Но скажи, какая семья была бы счастлива, если бы с кем-то из родственников произошло то, что случилось с ним? Ты несправедлива к нему, а ведь это Клоду сломали жизнь. Мне жаль его. Он попал в переплет, безрассудно влюбившись.

— Надо было думать, а не хлопать ушами, — чуть сбавив тон, сказала Дороти, вспомнив, как собственные родители говорили ей точно такую же фразу, когда она познакомила их со своим будущим мужем.

— Вот и я пытаюсь, как ты выражаешься, не хлопать ушами. Не могу допустить, чтобы ты обращалась со мной, как со старой юбкой, в которой нельзя показаться на люди…

— Ничего не понимаю!

— Не юли, пожалуйста. С одной стороны, ты не прочь оказаться со мной в постели, а с другой — стесняешься открыто признать наши отношения. Или, ты думаешь, я не понял, как неловко тебе было представить меня своей родне, сгоравшей от любопытства? Будто я тебе не пара, не в масть, так сказать.

— Ты вообразил себе невесть что! — воскликнула Дороти растерянно.

Эдди рассмеялся.

— В душе тебе стыдно, конечно… Сейчас, во всяком случае… Но для меня это уже не имеет значения. Не думаю, что сильно расстроюсь, если мы расставим точки над «i» и расстанемся.

Эти слова ошеломили ее. Дороти замерла, будто пронзенная молнией. Казалось, целую вечность они стояли, молча глядя друг на друга.

Дороти не выдержала первой, отвернулась, невидящими глазами уставилась в окно.

— Спасибо за откровенность, — сдавленным голосом произнесла она.

Эдди тихо подошел, положил руку ей на плечо.

— Просто вырвалось, я совсем не хотел говорить… тебе это.

Дороти дернула плечом, подошла к дверям, ведущим в операционный блок, уткнулась в замазанное белой краской стекло. Оно приятно холодило пылающее жаром лицо.

— Как ты думаешь, операция скоро кончится? — спросила она, стараясь казаться спокойной.

— Понятия не имею.

Дороти почувствовала его у себя за спиной. Очень близко. Знакомый запах лосьона напомнил ей в эту минуту о коротких мгновениях ее совсем недавнего счастья.

— Дороти, — с болью в голосе произнес Эдди. — Поверь, мне очень жаль.

— Мне тоже. Не для того мы спасали бедную собаку, чтобы потерять сейчас.

Эдди резко развернул ее лицом к себе. Его глаза полыхали.

— Прекрати! Ты прекрасно понимаешь — я говорю не о собаке! Мне жаль, что между нами все кончилось, — повторил он. — Очень жаль.

Дороти болезненно поморщилась.

— В отличие от моего бывшего мужа, ты решил на прощание подсластить пилюлю?.. Спасибо и на том.

Эдди площадно выругался, при этом порывисто-бережно прижал ее голову к своей груди.

— Никогда больше не сравнивай меня с человеком, который умудрился психологически травмировать тебя! Я настолько же отличаюсь от него, насколько ты не похожа на всех женщин, каких я встречал прежде. И в этом заключается главная проблема. — Эдди медленно провел кончиками пальцев по ее запекшимся губам. — Мы с тобой очень разные, и я постоянно мучаюсь над тем, как нам найти общий язык.

Еще секунда, и он поцеловал бы ее, но в этот момент в дверях появилась медсестра в белом халате.

— Мистер Брасс, доктор готов поговорить с вами и вашей женой, если вы пройдете в смотровую.

Вздрогнув при слове «жена», Дороти в замешательстве сказала:

— У меня другая фамилия, мы вовсе не муж и жена.

— Не обращайте внимания, — решительно вмешался Брасс, увидев недоумение медсестры. К Дороти же обратился, чуть понизив голос: — С этим мы разберемся позже, дорогая. А сейчас давай узнаем, что с нашей Джеки.

Пожилой ветеринар встретил их приветливо. Дороти, правда, была не в состоянии уловить то, о чем он говорил, так была взбудоражена собственными душевными переживаниями. Сосредоточилась, только когда услышала про семь щенков, появившихся на свет, и про то, что сама Джеки уже оклемалась.

— Когда мы сможем забрать ее домой? — спросила она.

— Не ранее чем через неделю. Во время операции собака потеряла много крови, и возможны осложнения.

Дороти непроизвольно сжала руку Эдди.

— Но она поправится?

— В этом можно не сомневаться, но следующие два дня будут трудными. — Доктор закрыл папку и повел их к двери в дальнем конце кабинета. — Здесь вы сможете посмотреть на счастливое семейство, только соблюдайте тишину, Джеки и щенки нуждаются сейчас в абсолютном покое. А потом — хорошая кормежка, уход — и все будет о'кей. Поздравляю…

— Это событие надо отметить, — заявил Эдди, когда они вышли из клиники. — Да и поговорить нам следует, вернее договорить…

Она не стала притворяться, будто не понимает, о чем речь.

— Да, пожалуй…

— Я знаю одно местечко, где мы сможем спокойно посидеть. Там тихо и подают отличные блюда из всякой морской живности. Только давай на минутку заедем домой — мне нужно переодеться, а то я выскочил на улицу черт знает в чем.

Брасс был единственным из всех знакомых Дороти, кто мог, как она убедилась, с одинаковым изяществом носить сшитый на заказ смокинг или вот как сейчас — старые потертые джинсы и линялую майку.

Оставив на площадке у гаража «форд», они вошли в дом.

— Может, пока выпьешь вина? Я мигом.

Дороти покачала головой.

— Спасибо. Хочу умыться, если не возражаешь.

— Тебе известно, где в доме умывальники, — улыбнулся он и направился к лестнице.

Она не стала подниматься на второй этаж, где при спальнях были ванные комнаты. Из гостиной, производившей впечатление абсолютного запустения, будто хозяин перестал обращать внимание на чистоту и на все махнул рукой, вернулась в прихожую. Тщательно перед зеркалом расчесала свои густые каштановые волосы, чуть тронула помадой губы. Подумала, что правильнее, наверное, было бы начать пользоваться тенями для век, тушью и всей прочей ерундой, которой обычно предпочитала не увлекаться. А вот постричься — просто необходимо. Она знала, что короткие — примерно до ушей — волосы идут ей больше, делают женственней, мягче. Когда же подкалывает их на затылке в пучок — становится излишне чопорной, если не сказать надменной, а это вовсе ни к чему. Не случайно Брассу кажется, будто она поглядывает на него свысока. Но дело даже не в прическе. Ей действительно следует подумать над тем, почему со стороны ее поведение кажется полным противоречий — то позволяет себе пылать, то холодна как лед. Любой обидится. Если Джек Уолш готов терпеть от нее все — Эдди не из таких; самолюбив и горд, как черт! Чего же она хочет, чтобы тоже покорно смотрел ей в рот? Не получится. Жаль, я поняла это слишком поздно, с грустью подумала Дороти, не очень надеясь, что еще можно что-то исправить. Значит, не судьба…