– Не лукавь, правитель, – улыбнулся в ответ пленник, по-змеиному быстро облизнув губы языком. – Если б ты не разглядел во мне пользы, сразу отправил бы вместе со всеми.

Куаутемок был раздражен, но не ошарашен.

– Эй, – крикнул он, – отдайте этого человека жрецам. Если он такой смелый, пусть поспорит с богами.

Двое охранников подступили к человеку и завернули ему руки за спину, поволокли к двери.

– Подождите! – воскликнул тот. – Стойте!

Куаутемок махнул рукой, приказывая стражникам остановиться. Вопросительно поднял бровь.

– Может быть, я смогу предложить тебе нечто интересное? – проговорил пленный, вновь облизывая губы. Он заметно побледнел, а от былой гордыни не осталось и следа.

– И что же это? – поинтересовался верховный касик.

– Например, деньги. Много. Моя семья достаточно богата и может дать за меня три тысячи песо.

Верховный касик усмехнулся и снова взмахнул рукой. Стражники опять потащили пленника к дверям.

– Стойте! – вновь воскликнул он. – Да остановитесь же! Пять тысяч песо! Десять!

Касик хмыкнул.

– Я могу привести тебе лучших коней, какие только сыщутся в этой части света! Четыре или пять.

– Коней?! – удивился касик. – А зачем мне кони? Чтобы я трясся на них, как это делают teules? Нет, носилки куда удобнее. А к военному делу их как приспособить?

– Тогда, возможно, ты захочешь приспособить к военному делу… – переводчик замялся.

– Те трубки, что метают во врагов гром и молнии, – пояснил пленник. – Я могу достать три или четыре дюжины! Венецианские купцы должны в следующем месяце привезти в Вера Крус партию, я могу договориться, чтоб они не продавали их Кортесу, а доставили вам. И оплачу все расходы.

Касик пошевелил губами, прикидывая, сколько это будет на мешикский счет. Всегда грустные глаза его на миг загорелись, потом снова потухли.

– Зачем они мне? Талашкаланцы, основная ударная сила Кортеса, атакуют тысячами. Что могут против них три дюжины ружей? К ним нужно много взрывающегося порошка. Его ты достанешь нам тоже?

Пленник поник головой, и стало понятно, запасов пороха ему взять негде.

– К тому же, – продолжал размышлять Куаутемок, – чтоб сделать это, тебя придется отпустить, ведь вряд ли твои купцы поверят моему подданному, который придет к ним с бумагой, пусть и подписанной тобой лично. А если я тебя отпущу, ты не вернешься. Никто бы не вернулся.

Касик погрузился в свои мысли. Казалось, он забыл о существовании пленника. Стражники вновь завернули ему руки за спину. Пленник наклонился вперед, чуть не подметя и без того чистый пол своими ухоженными локонами.

– Стойте! – вновь прохрипел он. – Я знаю, что тебе предложить, великий правитель!

– Да? – в глазах Куаутемока вновь зажглась искорка интереса. – Что же на этот раз? Но прежде чем ответить, помни, этот раз точно последний.

Стражники чуть ослабили нажим, пленник выпрямился. Лицо его было красно от пережитого волнения.

– Что ж, – продолжал пленник, – в обмен на свою жизнь и свободу я могу предложить тебе… – Он выдержал долгую паузу и на одном дыхании выпалил: – Жизнь Эранана Кортеса!

Куаутемок ждал чего-то похожего, но все равно был слегка удивлен. При дворе Мотекусомы часто плелись заговоры, в которых иногда участвовал и он. Но никогда, даже в самых тесных кружках, так откровенно и прямо не говорили о таких вещах. Хотя… То ведь были заговорщики, а теперь он верховный правитель и может разговаривать с кем хочет и о чем хочет.

Куаутемок приосанился, поплотнее уселся на троне и снова съежился под улыбкой пленного. Тот, словно открытую книгу, читал душу верховного правителя. Может, лучше приказать его казнить? Прямо сейчас? И покончить с этим? Но голова Кортеса – это возможность одним ударом положить конец нашествию teules.

– Жизнь Кортеса? Это интересно. Отпустите-ка его, – велел он стражам. – А почему я должен тебе доверять? Кто убедит меня, что ты не сбежишь, как только я выпущу тебя за ворота?

– Мне нечего оставить в залог, – поник головой пленник. – Могу только рассказать о мотивах. Может быть, тогда ты мне поверишь?

– Что ж, я слушаю.

– Люди, которым я… Хм. Кое-чем обязан, приказали мне убить Кортеса. Своими руками я не хочу этого делать, поэтому начал искать обиженных в его окружении, чтоб с помощью золота или лести претворить свой план. Уже почти нашел, но случилось… Что случилось. Надо начинать все сначала. И есть опасность, что меня выдадут, обратись я к неправильному человеку… А вот если Кортеса убьет мешик, подозрения на меня не падут ни в коем случае!

– Я верю тебе, – ответил Куаутемок. – Но как ты поможешь убийце, которого мы пришлем?

Мирослав бесшумно сгустился из окружающих теней и поманил Ромку за собой. Молодой человек устало поднялся и побрел за постепенно теряющей очертания спиной. Догнать воина ему удалось только у самой дороги. В этом месте она делала крутой поворот, и идущих по ней не было видно, зато было прекрасно слышно. Копыта, звон сбруи. Лязганье оружия. Типичные звуки, издаваемые испанским отрядом на марше. Кажется, они даже не считали нужным таиться. Так свободно, не таясь ходить могли только хозяева положения. Или?

Наконец из-за поворота показались голова коня, лука седла, сжимающие поводя руки, кавалерийский бикокет[6], кираса.

Амуниция испанца была сильно помята и изрублена. За спиной бахромился плащ, надорванный в нескольких местах. Лицо почти до самых глаз было замотано офицерским шарфом. Но… Ромка едва не вскрикнул от радости, узнав плотную, уверенную посадку доблестного кабальеро дона Гонсало де Сандоваля.

Не помня себя, молодой человек выскочил на дорогу и замахал руками, как мельница крыльями. Испанский капитан от неожиданности дернул поводья, заставляя коня подняться на дыбы. Два арбалетчика выскочили вперед и припали на колено, наводя прицел на оборванного, странно жестикулирующего человека, выскочившего на дорогу.

Сандоваль узнал Ромку. Взмахом руки велел стрелкам опустить оружие, спрыгнул с коня и, сдвинув шарф на подбородок, медленно пошел на встречу молодому человеку. Тот бросился вперед, раскрыв руки для объятий.

– Alto ahí, don Ramón![7] – бичом хлестнул по ушам его окрик.

Ромка замер на месте и сам поразился тому, как чуждо прозвучал для него испанский язык.

– Manos arriba! – скомандовал Сандоваль. – Quiten la mascara![8]

В голосе капитана было что-то такое, что не давало никакой возможности ослушаться приказа. Ромка поднял руки и медленно стянул повязку.

– Простите, дон Рамон! – Иссеченное шрамами лицо капитана расплылось в улыбке. – Зараза свирепствует в этих краях. Не хотелось бы подхватить.

Ромка улыбнулся и бросился на шею Сандоваля. Они крепко, по-мужски обнялись.

Через пять минут Ромка в новых сапогах и хлопчатобумажной рубахе из личных трофеев Сандоваля шагал рядом со спешившимся капитаном и внимал рассказу о событиях, которые конкистадоры окрестили «Ночь печали».

– Когда махины-башни загорелись, мы были уже у стен города Тлакопана, что стоит при входе на дамбу. Мой авангард почти не пострадал, основной удар пришелся на ваши с Альварадо отряды.

Ромка кивнул, вспоминая заполонившие сколь хватало глаз воду лодки и тысячи бронзовых тел, бросающихся в атаку прямо на выставленные вперед наконечники копий.

– Мы хотели идти к вам на помощь, но на узкой дамбе рыцарям было не развернуться, а лошадей вблизи вражеского города мы бросить не могли. Оставалось только ждать. К нам прорвалась часть стрелков Олида, – продолжал Сандоваль. – Два десятка мечников из вашей команды и около сотни талашкаланских воинов. Кортес с конниками тоже вышел на нас, но чуть позднее. Мы приступили к нему с просьбой немедленно вернуться на помощь отставшим, особенно застрявшим у злополучного моста. Капитан-генерал ответил, что вернуться – значит погибнуть, но все же с другими конными и немногими пехотинцами повернул обратно.