В дверь бочком протиснулась Лоота. Граат заинтересованно прищурился. В первый раз за год общения сирена, будучи в сознании, не появилась у его ложа при пробуждении, вместе со стражем. А войдя, сияет рассеянной и счастливой улыбкой. Даже, кажется, сделала себе прическу…
– Лоота, ты помолодела лет на пять, – ободрил женщину Эраи. – Он превзошел твои ожидания?
– Не смела надеяться, что у меня такой сын. – Уши Лооты отчетливо покраснели, на ресницах дрогнула слезинка. – Он взрослый, умный, красивый, сильный… И не огорчился, что я такая вот. Никудышная.
– Я доволен тобой, и ты знаешь это. Не надо больше называть себя никудышной, никогда. Кстати, как его зовут, ты решила?
– Трудно выбрать одно-единственное имя. Мы долго выбирали, вдвоем, – прошептала сирена. – Всю ночь. Чтобы самое лучшее, необычное, емкое. Не знаю… А вдруг вам не понравится?
– Это твой сын, – заверил Эраи. – И твое решение.
– Я такая глупая, – улыбнулась сирена. – Всю ночь называла имена… а потом вспомнила, какое дала ему тогда, пятнадцать лет назад. Боу.
– Хорошее имя, – похвалил араави. – Редкое, короткое и звучное. Ты не спросила у Боу, чем бы он хотел заниматься?
– Он уедет? – Лоота даже села от непосильности угрозы новой разлуки. – Так сразу… Хотя, конечно, я понимаю, у моего Боу большой дар. Даже теперь, когда его голос мерцает после тяжелой болезни, я ощущаю силу капли божьей. Она крупнее моей, о владыка. Я горда, но я боюсь потерять моего мальчика.
– Ты постоянно ждешь дурного, – расстроился араави. – Я обещаю, в отношении Боу твое слово будет иметь решающее значение. Ты сирена владыки и должна учиться ценить свое высокое звание. За тобой, в общем-то, право и даже обязанность распоряжаться иными сиренами. Ты могла бы сама поговорить с детьми по поводу их судьбы. Ты женщина, происходишь из числа носителей полновесной капли божьей, тебе поверят куда легче и быстрее, чем мне.
– Я поговорю, – серьезно пообещала Лоота. – Мой Боу сказал, что очень хочет быть вашим хранителем. Он очень способный, – торопливо добавила Лоота и снова взялась говорить о сыне: – Голос у него куда сильнее моего. Он обучен бою, ваш аоори его хвалил. Он очень ответственный.
– Не сомневаюсь, – кивнул Граат. – Мы совсместно с Боу обсудим предложенное тобою применение его голоса. Где теперь твой сын?
– Учит божественную чистить коня, – шепотом ответила сирена, сжимаясь в комок. – Я говорила ему, что не положено и вы не давали согласия. Но Боу, если честно, несколько упрямый… А вот Элиис на самом деле хорошая тихая девочка, просто столько событий… Она со временем станет вполне почтительной, поверьте. Я поговорю. Я приложу все усилия.
Араави улыбнулся. Он давно усвоил эту тонкую особенность поведения Лооты. Женщина постоянно боялась сказать или сделать что-то неправильно и получить страшное, мучительное наказание. Вся прежняя жизнь приучила ее ждать худшего. Но так и не вытравила готовность робко, шепотом, защищать тех, кто дорог и любим. Судя по всему, маленькая Элиис уже вошла в это число.
Когда солнце выкрасило розовым цветом край крыши ориима, лагерь снялся с места и стал растягиваться по тропе. От большого селения она спускалась в низины уже широкой торной дорогой, выводящей прямиком к порту. Коор резвой рысью одолел бы расстояние до пристаней за полдня, но он тащился шагом, уткнувшись носом в край опущенной занавеси на оконце носилок. Вблизи воды сирину предписывается находиться там, и Элиис смирилась со своей участью. Даже сочла ее не особенно тягостной, поскольку пребывание в носилках ничуть не мешает кормить «коняку». А еще ей было дозволено общаться с Боу. Сирена с трудом согласился ехать верхом. По его представлению, место в седле принадлежит только араави! Однако не менее твердым было убеждение, что с владыкой не следует спорить. Тем более теперь, когда удалось осуществить давнюю мечту и самостоятельно выбрать того, чьи приказы достойны безусловного и немедленного исполнения.
Боу ехал, улыбался маме, гордо глядел по сторонам. Вот какая она: самому араави первая помощница! Красивая, умная, добрая… Все то же самое Эраи слышал утром из уст Лооты в отношении самого Боу. И тихо радовался воссоединению этой истерзанной, неполной и весьма ценной семьи. Дело устроилось наилучшим образом, приятно душе и полезно для храма. Самому молодому араави Древа очень важно быть уверенным в своих хранителях. Чтобы однажды, и вряд ли в ближайшие годы, стать коралловым владыкой, надо для начала выжить. Это тоже порой непросто.
Через пять дней непрерывной гребли большие лодки со знаком храма западных островов вошли в бухту Гоотро.
Владыка Роол принял маленькую Элиис восторженно. Еще бы! Сиринов пугающе, недопустимо мало. Тем более таких – юных, усердных в вере и осознающих свой долг перед Древом. Старый Роол согласился расширить свободу Элиис: разрешил прогулки во внутренних садах крепости и на ее лугах, допустил общение с наставниками и даже позволил посещать библиотеку.
Когда девочка ушла, довольная не меньше самого владыки, старик усмехнулся, сгоняя с лица приторность умильной улыбки. Цепко и заинтересованно изучил спину Лооты, которая по правилам храма стояла во время приема на коленях, касаясь лбом пола.
– Ты весьма последовательно и упорно отучаешь ее от сока, мне доложили, а вернее того – донесли, – молвил Роол. Изогнул бровь и неприязненно уточнил: – Зачем? Разве для западных островов древние законы недостаточно хороши?
– По моему убеждению, сок ош делает хозяином сирены любого, кто располагает склянкой, ваша сиятельность, – отозвался Эраи. – Между тем сирена должна служить только храму и исполнять задание с должным рвением, независимо от наличия сока или иных наград. К тому же, прошу учесть и это, Лоота имеет великолепный голос. Я не хотел бы утратить до срока столь яркую и полную каплю божью. Мною собраны сведения: ни одна сирена, приученная к соку, не дожила до пятидесяти лет.
– Верно, – тяжело вздохнул владыка. – Что ж, на сей раз не возражаю… при некоторых оговорках и уточнениях, но это позже, отдельно. В конце концов она стоит за твоей спиной, рядом с твоим горлом. Однако скажу и вот что, Эраи. Твоя излишняя гибкость – не на пользу. Порой гарпун надежнее вкусной наживки. Один удар – и не надо думать о пропитании, уповая на сомнительный клев… Или нет? Что хмуришься? Отвратительно. – Коралловый араави поморщился с неподдельным раздражением. – Ты неизменно излагаешь свое особенное мнение, хотя должен видеть себя песчинкой на берегу вечности, помнить и чтить завет предков, неукоснительно следуя мудрому канону храма. Неизменному от начала времен, слышишь?
– Я знаю канон, уважаю и соблюдаю. Но в данном случае предпочитаю не гарпун или наживку, куда надежнее плести сети и не рассчитывать на случай.
– Порой ты становишься редкостно неприятен мне, – усмехнулся владыка. – Сети… Иди. Вознаграждение западной ветви храма последует незамедлительно. Сирин – это большой успех. Мы довольны.
Эраи поклонился и вышел. Дождался, пока Лоота закончит ритуально пятиться, бесконечно кланяясь и шепча предписанные слова гимнов храму. Женщина встала, хмуро и виновато глянула на своего араави. Покинув зал, сирена на ходу шепнула в самое ухо Эраи:
– Прошу вас учесть, он совершенно недоволен, я слышала вполне определенно. Опять у вас осложнения из-за меня.
– Он в гневе, сам вижу, – ободряюще улыбнулся Эраи, обнимая сирену за плечи и уводя по широкой галерее к внутренней храмовой пристани. – А ты как думала? Всеобщий отказ от сока ош в воспитании непокорных, если владыка пойдет на такое, вызовет возмущение восьми араави Древа и одобрение всего-то одного, девятого, – мое, ничуть Роолу не нужное. Его сиятельность знает заранее их ответ, потому и злится. Он стар, умен и опытен, он болен, но вовсе не близок к смерти. У него есть мудрость и время, и он выбирает с должной осторожностью, старается решить для себя, что важнее: сегодняшнее острое недовольство перламутровых владык или же полезная многие годы добровольная покорность сиринов и сирен, которые рождаются все реже. Заметь, недовольство неизбежно, покорность же призрачна… Полагаю, Роол поступит по своему обыкновению: свалит всю вину на чужие плечи, перенаправит общий гнев на кого-то, лишь бы остаться сиятельностью без пятен, не утратив и силы храма.