Малиналли так не любила вспоминать этот день, что, собрав все силы, постаралась стереть его из памяти. Мысленно она начертала в уме новую историю в знаках, картинках и словах-иероглифах — историю, в которой она была покупательницей, а не вещью, выставленной на продажу. Но, гуляя по огромной площади, она, как могла, избегала тех мест на рынке, где шла торговля пленными и рабами.
Тлателолько был сердцем империи; ее сосудами были караванные тропы, по которым переправлялись товары, произведенные по всей империи и доставленные из дальних провинций, не то подчиненных мексиканцами, не то взятых ими в союзники. Все это богатство стекалось в центр, в Теночтитлан, в сердце государства, в самую важную его точку — на рыночную площадь Тлателолько.
Это огромное сердце ощущало пульс жизни всей обширной империи; здесь можно было узнать обо всем, что происходило в стране. Так, например, Малиналли услышала, что цены на хлопковые одеяла, шали и гуипили вдруг поднялись, оттого что тлакскальцы, вступив в союз с Кортесом, перестали вести дела с мексиканцами и платить им дань. Здесь же Малиналли узнала и о том, сколько гнева вызвало у местных жителей известие, что Кортес не только был принят при дворе Моктесумы как посланник или — страшно даже сказать — новое воплощение Великого Господина, но и получил в свое распоряжение все сокровища дворца Аксаякатля. При этом чужестранцу не потребовалось для этого никаких усилий. Он все получил даром. В руки его людей попали не только драгоценности из наследия былых правителей, но и то, что скопил за годы царствования сам Моктесума. Его личная сокровищница была разграблена. А ведь в Теночтитлане все знали, что там были собраны самые искусные изделия ювелиров и мастеров, изготавливающих головные уборы из перьев с украшениями из драгоценных металлов. Все эти сокровища — плюмажи, нагрудные пластины, серьги, украшения для носа, локтей и коленей, короны и браслеты — были отданы испанцам, которые распорядились этими ценностями как самые настоящие варвары. В одном из внутренних дворов во дворце Аксаякатля испанские солдаты устроили целую фабрику по уничтожению золотых изделий. Они разрывали плюмажи и, собрав все золото, переплавляли его в одинаковые прямоугольные слитки. К концу дня двор роскошного дворца напоминал разоренный птичник, в котором ощипали не одну сотню редких, ярко окрашенных птиц. Разноцветные перья пестрой метелью кружились по двору. Вместе с ними метались в воздухе мечты, чувства и мысли тех, кто придумывал и своими руками изготавливал эти роскошные уборы и короны. Слуги собрали ненужные перья и на другой день отнесли их на рынок, чтобы выгодно продать. Как-никак до последнего дня они украшали плюмажи Моктесумы и его царственных предков. Люди с готовностью раскупали их в память о былом могуществе империи, а неприязнь к испанцам росла не по дням, а по часам. В душах поднимались раздражение и злоба, а вместе с ними — цены на обсидиановые ножи и наконечники для стрел.
Именно здесь, на рынке, Малиналли почувствовала, что гордые жители Теночтитлана отказываются понимать, почему их великий император Моктесума не хочет или не может обуздать неуемную тягу чужестранцев к золоту. Слухи, недоумение и недовольство расползались по городу все быстрее. Напряжение достигло накала после того, как храбрый воин Кваупопокатцин, повелитель Койоакана, своими руками убил четверых испанцев — во-первых, чтобы отомстить за разрушенные дворцы и оскверненные святыни, а во-вторых, чтобы показать своим согражданам, что чужеземцы — никакие не боги, что они смертны, как любой человек, вот только умирают они не с честью и достоинством, положенными истинным воинам. В тот день стрелы, дубинки-маканы и щиты резко взлетели в цене. Жители Теночтитлана готовились к войне.
Рынок, как живое существо, жил своей жизнью. Он засыпал, просыпался, говорил, любил, ненавидел. Если поутру он просыпался настроенным на войну, то в каждом его уголке ощущалась ярость и неистовство. Если он пробуждался в мире и покое, то и люди видели его радостным, смеющимся и танцующим. Настроение менялось едва ли не каждый день, особенно после того, как Кортес взял Моктесуму под домашний арест. Когда на одной из церемоний сам Моктесума принес клятву верности королю Карлосу и признал его власть над мексиканским народом, рынок взорвался проклятиями и яростными возгласами. Но настоящей ненавистью были полны сердца жителей в тот день, когда Кортес запретил человеческие жертвоприношения и поднялся на пирамиду храма Уитцилопочтли. Он одержал верх в поединке с охранявшими храм жрецами, а затем сорвал золотую маску, укрывавшую лик идола, стоявшего на вершине пирамиды. Разбив изображение божества на куски, он водрузил на месте индейской статуи образ Девы Марии. Рынок в тот день едва не задохнулся от злобы и ярости.
Чаще всего в те дни покупали комочки копаловой камеди. Их бросали в жаровни-курильницы, исполняя дома ритуал неповиновения и противодействия. Рынок дышал ненавистью. Казалось, еще немного — и произойдет взрыв. Но уже через несколько дней на площади вновь воцарилось спокойствие. Кортес дал согласие отметить в городе Токскатль — главный праздник, ежегодно проводившийся в честь бога Уитцилопочтли. Рынок вздохнул с облегчением. Началась подготовка к празднеству. Взлетела до небес цена на амарант, из которого в день Токскатля было принято делать съедобные фигурки, изображающие бога Уитцилопочтли. Столь же резко поднялись в цене и крохотные перышки колибри, которыми обычно украшались эти фигурки. Мексиканский бог солнца Уитцилопочтли родился из пера, находившегося во чреве его матери, Великой Госпожи Коатликве, — вот почему любые изображения этого божества всегда украшали самыми красивыми перьями.
Эта общая радость и предпраздничное настроение передались и Малиналли. Впервые в жизни ей выпала такая удача — присутствовать на главном празднике жителей Теночтитлана. Она была счастлива, что Кортес запретил приносить людей в жертву во время праздничной церемонии, а значит, можно было не опасаться, что перед ее взором вновь разыграется кровавое зрелище. Раньше ей уже доводилось слышать, что праздничная церемония — это настоящее представление, яркое и незабываемое. Обычно в церемонии принимали участие все знатные жители города и доблестные воины. Они исполняли перед главным храмом танец, основным движением которого было равномерное покачивание из стороны в сторону. Тем самым участники церемонии взывали к энергии и силе Великой Госпожи Коатликве, матери Уитцилопочтли. После нескольких часов, проведенных под палящим солнцем в таком танце, участники церемонии впадали в транс, в особое возвышенное состояние души, в котором они вступали в прямой контакт с теми силами, что дают жизнь человеку и всему сущему в этом мире. Священный танец словно исполнялся сразу и на земле, и в небесах. Великий змей танцевал и парил в облаках.
Малиналли почла за великую честь право присутствовать на церемонии, предоставленное ей старейшинами Теночтитлана. Ей хотелось стать полноправной жительницей этого прекрасного города, его неотъемлемой частью. Порой, возвращаясь с рынка, она задумывалась о том, как бы сложилась ее жизнь, не отдай ее мать в руки торговцев из Ксикаланго. «Вот если бы мама отправила меня на службу к императору Моктесуме», — думала девушка. Она ведь могла стать одной из его кухарок. Пожалуй, Малиналли была бы довольна такой жизнью и считала бы настоящим везением готовить для императора одно из трехсот блюд, ежедневно подававшихся при дворе. Уж она-то сумела бы соблазнить его своим кулинарным искусством. Император ни за что не отставил бы ее блюдо, не отдал бы его придворным, но, попробовав, съел бы его целиком, без остатка, плененный сочетанием вкусов и ароматов. А как интересно было бы изготавливать ювелирные украшения для императора. Она с удовольствием стала бы одной из тех женщин, кто придумывал для Моктесумы новые украшения, играя с металлами и драгоценными камнями, превращая их в браслеты, серьги и ожерелья. А изготавливать головные уборы из перьев! Делать для Моктесумы и его придворных плюмажи было в высшей степени почетной и ответственной работой, особенно когда готовилось убранство для повелителя империи, в котором он должен был принимать участие в церемониях, проводимых в главном храме. Об этом можно было только мечтать: трудиться для того, чтобы перья — эти легкие тени богов — превращались в маленькие солнца, освещающие само небесное светило, великое божество Уитцилопочтли!
