К рассвету шторм утих, и на безмятежно синем небе ярко светило утреннее солнце. Занятая своим делом, Гастингс не услышала шагов мужа. Ничего, скоро она научится различать его шаги, будет вскакивать и делать реверансы задолго до того, как он успеет подойти. Северн перешагнул через плетеную изгородь и склонился над женою, загораживая солнце. Кажется, она целиком ушла в работу.

Гастингс любила копаться в земле, брать в руки жирные влажные комья, представляя, какой силой они наполнят растения. На минуту она разогнулась, чтобы полюбоваться грядкой цветущего розмарина. Удовольствие от работы помогло успокоить бурю в душе. Конечно же, его мнимые опасения из-за Ричарда де Лючи – полный абсурд. Разве можно пробраться в Оксборо? Услышав сзади какой-то звук, Гастингс, не поворачивая головы, сказала:

– Таггл? Пожалуйста, оседлай Мареллу, я хочу покататься часок-другой.

– Думаю, ты этого не сделаешь.

Гастингс даже подскочила от неожиданности.

– Ты! – воскликнула она и быстро добавила: – Смотри, куда встал. У тебя под ногами розмарин, не поломай его.

– Мне нет дела до твоего розмарина, – буркнул Северн, подавшись в сторону. – Что это за цветок с таким глупым женским названием? Почему ты всполошилась из-за какого-то розмарина?

– Именно он делает такой вкусной свинину для твоей куницы. А еще принесет облегчение, если у тебя заболит желудок, восстановит мужскую силу, если пить его девять дней. Может, он понадобится и тебе?

– Не пытайся меня разозлить. – Северн присел на корточки. – С теми, другими, я был несколько дней, а тебя взял один-единственный раз. Сомневаюсь, что мужская сила во мне иссякла. Почему ты не в замке?

– Я в замке. Оглянись. Вокруг полно моих людей.

– Моих людей.

– Хорошо. Здесь полно народу, и все поднимут адский шум, если ко мне захочет пробраться кто-то чужой.

Северн решил, что в цветнике ей, пожалуй, ничто не угрожает, однако у него еще оставались причины для неудовольствия.

– Ты приняла меня за Таггла и велела оседлать лошадь. Уж не собралась ли ты выехать из замка?

– Да, собралась, только ненадолго, и меня бы сопровождали оруженосцы Бимиса. Я должна навестить Ведунью, которая живет в Певенсейской чащобе. Почти все мои знания от нее. Но спасти отца не смогла даже она.

– Ну так пошли слугу, чтобы доставил ее в замок, – нетерпеливо махнул рукой Северн.

– Она не приедет. Я уже много раз пыталась ее уговорить.

– Ну, значит, поскучаешь какое-то время без нее. А теперь слушай меня, леди. Ты останешься в этом цветнике или же вернешься в замок и никуда больше не выйдешь, пока я не разберусь с Ричардом де Лючи. Поняла?

– Трудно не понять, если ты так кричишь.

– Нет, ты меня просто слышишь, но я не уверен, что понимаешь. Как ты посмела смыть мое семя? Я запретил это делать.

Гастингс невольно потянулась за острой лопаткой. Ей ужасно захотелось изо всех сил ударить его, размозжить ему голову. Но дотянуться она не успела, и в следующий момент лопатка уже отлетела в сторону от его удара.

– Как ты догадался, что я смыла твое семя? – удивленно спросила Гастингс.

– Твоя нянька видела кровь в тазике для умывания.

Пока Северн выпрямлялся, она, изловчившись, схватила лопатку.

– Да, я желала смыть всякое напоминание о тебе.

– Ты смеешь поднять на меня руку?! – воскликнул он, предупреждая ее взмах, хотя оставался поразительно неподвижным, как в тот первый день, когда Гастингс захотелось осенить себя крестом.

В следующий миг она краем глаза заметила чью-то тень и стремительное движение. Она с криком рванулась вперед, а Северн, потеряв равновесие, упал на грядки, и удар кинжала пришелся ему в плечо.

Не раздумывая, Гастингс вскочила на ноги и бросилась к незнакомцу, хотя тот уже занес оружие для второго удара. Она была уверена, что негодяй не посмеет ранить ее, ведь в случае ее смерти хозяин убийцы ничего не выиграет. Лопатка обрушилась на голову нападавшего, но лишь слегка оглушила его. Тогда Гастингс вцепилась ему в глаза.

Пока убийца прижимал руки к лицу, она ударила его лопаткой в пах, заставив рухнуть на колени. К ним бежали двое мужчин, но то не были люди из Оксборо или Лэнгторна. Вырвав кинжал из безвольной руки поверженного, Гастингс приготовилась к защите, громко крича:

– Грилэм! A moi! A moi![3] Бимис! Эй вы, мерзкие трусы, боитесь напасть вдвоем на одну женщину? Ну, подходите, доблестные воины. Подходите!

– Да-да, – раздался голос Северна, – подходите, чтобы мне было удобнее перерезать вам глотки.

Гастингс хотела обернуться и взглянуть на него, но не решилась. Если он справится с болью в плече, то сможет защитить их обоих. В тот же момент блеснуло лезвие меча, и один из негодяев свалился, обливаясь кровью. Второй бросился прочь, ибо к ним уже мчались воины Оксборо.

Гастингс обернулась к мужу. В одной руке он держал окровавленный меч, а другой зажимал рану.

– Я уже поверил, что здесь ты в безопасности, – сказал он. – Ума не приложу, как им удалось сюда забраться. Неужели твои люди такие бездельники?

Ответить Гастингс не успела. К ним подбежали Грилэм и Бимис. Побледневший Бимис не спускал глаз с нового хозяина.

– Я не знаю, как это произошло. Я этого не знаю, но впредь такого больше не случится, милорд.

– А если случится, то я семь шкур с тебя спущу. Мне он нужен был живым.

– Он жив.

– Хорошо, я его допрошу. – Северн покосился на Грилэма, потом взглянул на кровь, сочившуюся у него из-под пальцев, открыл было рот, но рухнул на розмарины и мяту.

Не успев еще открыть глаза, Северн почувствовал сверлящую боль. Ничего, с простой физической болью он справится. Кажется, он потерял сознание. Да, и упал в обморок, словно какая-нибудь чертова баба, его перетащили на кровать. От стыда у него свело желудок, и, приподнявшись, он изверг его содержимое в подставленный таз.

– Ступай прочь. Я не хочу, чтобы ты сейчас была здесь.

– Почему нет? Не будь меня здесь и не знай я, что тебе может стать дурно, ты бы измазал всю одежду.

– Ты и сюда притащила свою лопатку? – Северн испытывал большое желание придушить ее.

– Нет, она осталась возле того человека.

Черт побери, а ведь Гастингс защитила себя. Более того, защитила их обоих, будь она проклята. Девушка, едва достававшая ему до плеча, сбила его с ног. Иначе он бы вовремя заметил того мерзавца. Или нет? А как она вцепилась ему в глаза и ударила в пах. Кто только ее научил? Другая женщина на ее месте упала бы в обморок, а не бросилась бы на убийцу.

– Что ты со мной делаешь? – уныло поинтересовался Северн.

– Резонный вопрос. И весьма своевременный. Хотя настроение у тебя такое же дурное, как и дыхание.

– Не смейся надо мной, леди. – Он почувствовал, что Гастингс села рядом. – Что ты делаешь?

От боли у Северна перехватило дыхание, но, зажмурившись, он усилием воли овладел собою. Ведь она тут и смотрит на него.

– Выпей. – Гастингс поднесла к его губам кубок со сладкой терпкой жидкостью. – Хорошо. Теперь лежи смирно, я промою рану бальзамом из корней синеголовика и перевяжу. Ты выживешь, милорд.

– Синеголовик?

– Многие называют его морским остролистом, он растет у самой кромки воды. Я смешала его с ячменем и отваром горечавки. Не волнуйся, милорд, я тебя не убью.

– Кончай с перевязкой и оставь меня. Я хочу допросить того негодяя.

– Не ворочайся, Северн, – раздался голос Грилэма. – Она и так едва остановила кровотечение. Я уже сам поговорил с ним.

Северн почувствовал, что кто-то шевелится у него на груди, и тут из-под одеяла высунулся Трист. Коснувшись головки зверька, он ласково сказал:

– Я в порядке, Трист. Не волнуйся.

Тот странно мурлыкнул и положил мордочку хозяину на грудь, не спуская с него глаз.

– Он все время с тобой, – заметила Гастингс. – Когда тебе стало плохо, он выскочил, но потом вернулся, лег к тебе на грудь и то ли скулил, то ли выл. Я так и не смогла уговорить его.